Британская газета «Таймс» писала тогда же:
«Как избалованный ребенок, рассерженный поломкой новой игрушки, Россия кричит на весь мир, требуя к себе внимания… Пока российские бюрократы мародерствуют, олигархи грабят награбленное, а политики играют в игры, остальной мир движется вперед…»
Третье. Нет и следа указаний, которые, как многие уверены, американцы дают нашим политикам, правозащитникам или журналистам. Где же «вашингтонский обком»?
Вот в чем главный вопрос: что же рождает леденящее душу предположение, что нами, как куклами, управляет невидимая и далекая рука? Россия все же не маленькая страна, во всем зависящая от внешнего мира.
Большая часть вопросов, которые ставят перед своими собеседниками в Москве американские дипломаты, в их собственной стране и задавать нужды нет: ответы всем известны. Политики живут как за стеклянной стеной, и занавески запрещены. Даже личная жизнь руководителей государства изучается под увеличительным стеклом.
У нас же не только иностранцы, но и мы сами вынуждены питаться слухами. Когда утром спрашиваешь, какие новости, тебе сообщают не о том, что прозвучало по телевидению, а о том, что не было сказано. Власти свойственно утаивать плохое. Но люди-то знают, что плохое существует. Что характерно: наших начальников слухи безумно раздражают. Иногда буквально выводят из себя, особенно когда — в отсутствие реальной информации — обсуждается их личная жизнь.
Можно заткнуть рот телевидению и даже напугать тех, кто выступает в Интернете. Но слухи существуют параллельно с телевидением и Интернетом. Когда они замалчиваются, то кажутся более правдивыми. Слухи, как ни странно это звучит, необходимы обществу. Они возникают в том случае, если отвечают общественной потребности, чьим-то желаниям, скрытым тревогам.
Слухи мобилизуют мыслительный аппарат. Мы стараемся воссоздать интересующее нас событие, опираясь на разрозненные факты, которые удалось узнать. Чем больше в нашем распоряжении реальных фактов, тем ближе наши догадки к реальности. И наоборот. Более того, строя гипотезы, мы вынуждаем власть говорить. Так что слухи могут быть весьма полезными. Немного слухов — хорошо. Слишком много — плохо. Это дурной признак — он свидетельствует о сознательной дезинформации и утаивании правды от народа.
8 февраля 2011 года в Москву не пустили прилетевшего из Лондона корреспондента британской газеты «Гардиан» Люка Хардинга. Его на два месяца отозвали в редакцию готовить к публикации разоблачительные материалы с сайта «Викиликс», относящиеся к России. Выполнив задание, он вернулся к постоянному месту работы, но услышал от пограничника:
— Для вас Россия закрыта.
Люка Хардинга посадили на первый самолет до Лондона. Разгорелся скандал. Англичане высоко ценят свободу слова. «Гардиан» — одна из главных газет страны. Министр иностранных дел Уильям Хейг позвонил своему коллеге Лаврову и попросил объяснений. Сергей Викторович явно не знал заранее о готовящейся высылке. Решение приняло другое ведомство, МИД даже не поставили в известность. Несколько часов формулировали объяснения. По долгу службы Лаврову пришлось оправдывать решение о высылке. Он сказал, что журналиста не пустили из-за нарушения им каких-то правил. Британцы назвали его объяснения неправдоподобными.
Как назло эта история приключилась как раз накануне долгожданного визита Лаврова в Лондон. Ему предстояло восстанавливать отношения, которые ухудшались на протяжении нескольких лет. Поэтому, надо понимать, Лавров апеллировал к высшей власти. Министру иностранных дел пошли навстречу. Перед прилетом Лаврова в Лондон Люк Хардинг получил в посольстве России визу. Теперь он выпустил книгу о годах, проведенных в России, описал то, чему был свидетелем, особенно жестко пишет о существующем политическом режиме и российских спецслужбах. За границами нашей страны имеется уже целая библиотека документальных книг, посвященных современной России. Написанные разными авторами и в разных странах, они сводят на нет щедро финансируемую из казны программу создания в мире «более благоприятного образа» нашей страны.
«Наша внешняя политика последних лет, — пишет Павел Русланович Палажченко, эксперт Горбачев-Фонда, — в ее проекции внутри страны выглядит как череда истерик, которые мы закатываем по разным поводам — от строительства трубопровода Баку — Джейхан до расширения НАТО, от переноса памятника советским воинам в Таллине до Черноморского флота. Даже о беспорядках в парижских пригородах наши комментаторы пишут во взвинченно-злорадном тоне. Но все без толку: и трубопровод построили, у нас не спросив, и Париж, кажется, устоял.
Для многих людей мир поделен на друзей (Венесуэла, Иран, Белоруссия и самопровозглашенные республики) и врагов (почти весь остальной мир, особенно Америка, Украина и Грузия). Уязвленное самолюбие народных мстителей в осажденной крепости — такая „модель“ складывается, кажется, только у нас. Пока больше на словах, чем на деле: политические концепции — отдельно, реальное поведение — отдельно, а пропаганда — сама по себе. Но это не может продолжаться до бесконечности. Внешняя и внутренняя политика взаимосвязаны, слова и дела — тоже. Переход от одного к другому происходит неожиданно, но потом дело всегда идет не по сценарию. России нелегко привыкнуть к мысли, что с валовым внутренним продуктом, составляющим менее трех процентов мирового, нельзя претендовать на центральную роль в мировых делах…»
И верно! В последние годы Россия часто воспринимается как скандальное государство, которое постоянно с кем-то ругается. Истории с запретом молдавского вина, с газовыми войнами привели к тому, что репутация страны пострадала. Европейцы сплотились, уменьшилась возможность играть на внутриевропейских противоречиях. А российские руководители почувствовали себя изолированными. Гордое одиночество — странная позиция для государства, которое словно нарочно множит число врагов.
А чему удивляться? Нет ни серьезной оппозиции, ни свободных средств массовой информации, ни экспертного сообщества, которые могли бы поправлять ошибочную политику государственного аппарата.
Российские политики хвастаются своим прагматизмом. Но заметнее, скорее, другое: беспринципность. Внешняя политика в последние годы несколько раз менялась — от предложения Западу тесного партнерства до почти холодной войны. Нельзя понять практический смысл этих перемен — кроме страстного желания доказать собственную значимость. Соседи видят ничем не скрываемое высокомерие и эгоизм. Не самая привлекательная модель… В Москве постоянно говорят «нет», и этим все ограничивается. Позитивная программа, как правило, отсутствует, если не считать, конечно, широковещательных инициатив советского образца, не имеющих практического смысла.
