– Зачем рисковать судном во льдах? – сказал он капитану Ларсену. – Отправляйтесь на Огненную Землю и возвращайтесь за нами следующим летом.
Но произошло непредвиденное. Ларсен надеялся забрать зимовщиков вовремя, но «Антарктика» не смогла к ним пробиться и вмерзла во льды. Отто Норденшёльду с товарищами пришлось зимовать во второй раз, а «Антарктика» затонула, раздавленная льдами. К счастью, Ларсен, высадив Норденшёльда, отослал отчет в Швецию, и в Европе знали, где искать антарктических робинзонов. Шведское правительство распорядилось об отправке спасательного судна. Другие правительства дали деньги для посылки помощи Норденшёльду: Англия – 3,5 миллиона золотых франков, Германия – 1,5 миллиона, Шотландия – 1 миллион. Но экспедиции Норденшёльда эта помощь не понадобилась. Все ее члены были сняты с острова в ноябре 1904 года аргентинской канонеркой «Уругвай».
Период с 1901 по 1903 год, когда состоялось это гигантское ралли по южным холодным морям, был заранее назван «антарктическим годом». До конца 1903 года только Франция, входившая в число великих держав, стояла в стороне от полярных исследований. Эта несправедливость была исправлена с появлением на полярной арене исключительно оригинального человека.
Летом 1902 года на рейде острова Ян-Майен стала на якорь шхуна «Роз-Марин» (стальной корпус, 215 регистровых тонн), на которой развевался французский флаг. Остров Ян-Майен расположен в 600 километрах к востоку от Гренландии, примерно на широте мыса Нордкап. Он принадлежит Норвегии, и сейчас там находится крупная радиостанция. А в 1902 году то был крохотный рыбацкий порт. Несмотря на мощное парусное вооружение, «Роз-Марин» не имела никакого отношения к рыбной ловле. Это было прогулочное судно, хотя оно и не отличалось особой элегантностью. Капитана шхуны звали Жан-Батист Шарко.
Именно у острова Ян-Майен праздный мореплаватель Шарко (он сам говорил об этом) с первого взгляда влюбился в суровые полярные районы. Застыв в экстазе, он стоял на мостике и разглядывал вулкан Беренберг, который в своей белоснежной непорочности высился среди вод такого синего цвета, какого не увидишь и на Средиземном море. В глубине бухты скользят странные удлиненные призраки. Это стволы деревьев, принесенные течением из устья рек Северной Сибири.
– Столь невероятный, экзотический пейзаж заставил меня тут же принять решение. «Роз-Марин» была моим четвертым судном. Я подумал, что обязательно обзаведусь пятым, настоящим полярным. И если нужно, истрачу на него все до последнего су.
Давайте вернемся к началу морской карьеры этого яхтсмена. Она началась, как и у многих других, у пруда в Люксембургском саду, где малыш Жан-Батист играл с игрушечным корабликом. Строгий глаз няни-англичанки следил за тем, чтобы дитя не свалилось в воду, не вымазалось в грязи и играло только с хорошо воспитанными детьми.
Добропорядочная семья. Откройте словарь, и вы найдете там Шарко-первого: Жан-Мартен Шарко (1825–1893). Французский врач, профессор-психиатр, член Академии медицины и Академии наук. Сейчас трудно себе представить, какой славой он пользовался в конце XIX века. Иногда по вечерам перед обедом юному Жан-Батисту приходилось проводить несколько минут в гостиной, здороваясь с гостями, людьми либо известными, либо знаменитыми. Беззаботное детство и легкая юность. В эпоху, когда путешествия были роскошью, Жан-Батист посетил Италию и побывал в России с отцом, приглашенным на консультацию к царю. Однажды он робко произнес:
– Хочу быть моряком.
Профессор Шарко пожал плечами – разве можно думать о какой-то иной, а не медицинской карьере, когда имя твоего отца открывает самые заветные двери в этой области? В ту эпоху дети и молодые люди редко спорили с отцами. Жан-Батист «занялся медициной». После смерти отца он возглавил одно из отделений клиники Сальпетриер. А до этого отбыл воинскую повинность – служил врачом в полку альпийских стрелков.
Но страсть к морю оказалась сильнее всего. Каждый год часть кругленького состояния, оставленного профессором Шарко, утекала на верфи, но там строилась отнюдь не роскошная яхта. Судно, которое родилось после вспышки полярной любви у острова Ян-Майен, построено из дуба. Трехмачтовая шхуна имела 32 метра в длину (250 регистровых тонн), была исключительно прочной, снабжена обшитым бронзой форштевнем. Она должна была не резать лед, словно округлый нож, а взбираться на него и крушить его своей массой – единственная возможность ходить во льдах, поскольку вспомогательный двигатель «Франсе» – так называлось судно – развивал мощность всего 125 лошадиных сил.
– К тому же, – говорил Шарко, – я купил двигатель по случаю. На лучший денег не хватало. Мне предстояло множество трат, чтобы воплотить свой проект в жизнь.
Он собирался дойти до Новой Земли и, если возможно, обойти ее за лето 1903 года.
Но, как мы помним, в то время в Европе возникло беспокойство за судьбу экспедиции Норденшёльда.
– К Новой Земле не пойдем, – заявил Шарко. – Надо принять участие в этой большой спасательной кампании. У меня есть «Франсе», а власти и научные организации, думаю, не откажут мне в финансовой поддержке.
Шарко предпринимает несколько демаршей – «занимается попрошайничеством», как он скажет позже. Три месяца «попрошайничества», а результат, которого добился человек, носящий известное имя и ни в каких махинациях не уличенный, просто смехотворен – двадцать тысяч франков.
Жан-Батист Шарко является в Министерство военно-морского флота:
– В случае если мой морской опыт сочтут недостаточным для экспедиции в Антарктику, знайте, что штаб «Франсе» состоит из двух офицеров флота, инженера, а также лейтенанта Адриена де Жерлаша, бельгийца, зимовавшего в Антарктике в суровейших условиях с 1897 по 1899 год. Неужели с учетом всего этого и с учетом того, что делается в других странах, национальный флот откажет мне в помощи?
– Бюджет министерства уже утвержден, – в замешательстве отвечает ему глава отдела. – Министру надо переговорить с министром финансов.
Через несколько дней Шарко ставят в известность о результатах переговоров: ему выделили… 100 тонн угля. Военный министр, к которому Шарко обратился тоже, разрешает ему купить некоторое количество мелинита, чтобы взрывать лед.
– Я был ошарашен. Я продал картину Фрагонара из коллекции отца, но денег все равно не хватало. Я отправился к Стефану Лозани, директору газеты «Матэн», и сказал ему, что если в его газете будет напечатана статья с разъяснением о необходимости французского участия в поисках пропавшей экспедиции, то наверняка общественное мнение выступит в мою поддержку. Может, тогда я получу хоть какую-то помощь.
