От Ленина к Сталину
«Кто не орет о правде, которую знает, тот становится соучастником лгунов и фальсификаторов» — этими словами знаменитого, погибшего во время войны поэта Пэги заканчивает свой чрезвычайно интересный очерк о большевистской диктатуре не так давно уехавший из СССР русско — французский троцкист Виктор Серж (Кибальчич), письмо которого к Андре Жиду[240] было уже напечатано в «Новой России» (№ 8).
Весь очерк о своем советском опыте в «Крапуйо» (январь 1937 г.) Виктор Серж написал со всей свойственной ему несомненной правдивостью, часто не думая или не догадываясь о том, что его правильное разоблачение сталинской реакции в революции обнажает на самом деле не сталинские ошибки, преступления и злодейства, а коренные основы всей системы большевистской диктатуры, опирающейся на своих духовных истоках на откровенный и беспредельный ленинский аморализм.
Писания Виктора Сержа представляют для нас совершенно особый интерес именно тем, что он, совершенно совпадающий с нами во всех его жестоких разоблачениях сталинской «тоталитарной» фашизированной диктатуры, разрывает связь между ленинизмом- троцкизмом, с одной стороны, и сталинизмом — с другой.
Сталин для Виктора Сержа — злой дух контрреволюции, который своими кознями, аморализмом, необузданным властолюбием разрушил прекрасную пролетарскую революцию Ленина — Троцкого, революцию, которая создала уже в России совершенную пролетарскую демократию и вся была изнутри освещена безупречной моральной чистотой и честностью своих творцов. Творя легенду об октябрьском рае, разрушенном Сталиным, Виктор Серж до того увлекается прекрасными вымыслами, что о своем идоле Троцком утверждает: «Ни одна капля пролитой крови не брызнула на него». Написать такую фразу о человеке, с головы до ног залитом кровью, беспощаднейшем из организаторов красного террора, убийце заведомо невинного адмирала Щастного[241], расстрелом которого было положено начало террора, о человеке, сказавшем: «Россию нужно выгладить раскаленным утюгом террора», — написать такую фразу мог, конечно, только совершеннейя ший фанатик. Впрочем, сам же Виктор Серж сурово осуждает два из 1 классических подвигов своего кумира — чудовищный и бессмысленный расстрел десятков тысяч в Крыму после ухода оттуда барона Врангеля, сваливая ответственность за него на ближайшего сотрудника — Бела Куна[242], и не менее страшную расправу с кронштадтскими матросами, осуществленную непосредственно Троцким, о чем, 1 конечно, Виктор Серж умалчивает.
Для понимания его психологического подхода к событиям Октябрьской революции нужно отметить, что Виктор Серж, во — первых, до своего отъезда в Россию и до вступления там в коммунистическую партию был всю свою сознательную жизнь убежденным и весьма деятельным анархистом, что 1917 год застал его в Барселоне, где он участвовал в «первой попытке» анархо — социальной революции, и что в Россию он впервые попал только в 1919 году, в самый разгар Гражданской войны, когда центральный бюрократический аппарат ленинской диктатуры далеко еще не совладал со! всеми живыми силами революции. Отсюда и основное заблуждение Виктора Сержа. Ему кажется, что Ленин и Троцкий признавали совершенную демократию внутри революции, т. е. для той части пролетариата и интеллигенции, которая создавала или приняла Октябрь. На самом деле в 1919–м или даже в 1923 году до расправы с «внутрипартийной демократией» руки Политбюро еще не дотянулись только потому, что не были добиты еще внепартийные [революционные и оппозиционные силы в пролетариате, крестьянстве и интеллигенции.
В том‑то и дело, что от Ленина к Сталину идет совершенно прямая линия, а за всю жуть сплошной коллективизации (в оценке и описании которой Виктор Серж целиком подтверждает все написанное в русской эмигрантской социалистической и демократической части) прежде всего отвечают именно Троцкий и троцкисты, которые во времена нэпа повели бешеную кампанию против Бухарина, Рыкова, Сталина и прочих правящих большевиков за их стремление примириться с сытой деревней и дать возможность стране обогащаться и хозяйственно «обрастать жирком».
С подкупающей искренностью не ведающего, что творит, Виктор Серж в главах «Нэп и оппозиция», «Разногласия в Центральном Комитете» добросовестнейшим образом устанавливает ответственность левой оппозиции за срыв нэпа и за новый курс на истребление крестьянства как класса.
«Наступили кошмарные годы. Голод воцаряется на Украине, в черноземных областях, в Сибири, во всех районах, бывших житницами России. Тысячи крестьян бегут в Польшу, Румынию, в Персию, в Китай. Они уходят, тем хуже для них, если на границах часть из них убивают, остальные все‑таки уйдут. Смертная казнь несет бессменную службу в городах и деревнях. За один похищенный колос колхозного хлеба — казнь… Населению обещали благополучие за все напряжение и жертвы пятилетки. Пятый год плана начинается в царстве голода». Таков итог противокрестьянского пятилетнего плана, задуманного левой оппозицией, в особенности троцкистами, и осуществленного бюрократической машиной сталинской диктатуры.
И опять здесь о сталинской бюрократии Виктор Серж пишет золотые слова: «Этот режим, очевидно, могут защищать либо люди, делающие это по приказу, либо люди, доведшие страну до нынешнего состояния и знающие, что, потеряв власть, они неизбежно будут стерты с лица земли. Тяжесть ответственности за совершенное делает бюрократию беспощадной и непреклонной. Она защищается. Вся ее политика с момента овладения властью направлена на самосохранение и продиктована паническим страхом. Сталинская бюрократия больше не ведет политики рабочего класса, а свою собственную. Таково основное объяснение всему совершившемуся».
Совершенно верно. Виктор Серж повторяет всем нам давно известную формулу: в СССР нет диктатуры пролетариата, а есть диктатура над пролетариатом. Но при чем же тут, собственно говоря, сталинская бюрократия?
Вернемся же к начальной эпохе нэпа, когда жив был еще Ленин, когда царствовал около него Троцкий, когда налицо была вся старая, ныне расстрелянная или изгнанная, ленинская гвардия. Что же, тогда не существовало бюрократии?
Нет, оказывается, существовала; существовала, по признанию того же Виктора Сержа. Оказывается, уже перед Кронштадтским восстанием в партии росла оппозиция «недовольных централизованным самовластием партийной верхушки». Именно на этой почве восстали кронштадтские матросы. И «опасность» потерять власть делала тогдашний Центральный Комитет, как и теперешнее Политбюро, неспособным ни на какие уступки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
