Старая. Да-да, наше бабье дело как есть одинокое. Никто не поможет.
Вторая. Я вот Ваньку рожала, двое суток маялась, орала во все горло, ну и вопила, ну и выла — страх вспомнить, у меня до сих пор тот мой звериный вой в ушах стоит. А уж акушерка та последними словами меня разносила, охрипла даже, на меня оравши. А под самый конец заведующую притащила, а та на меня как завопит: «Два тебе, Кумалыкова, за такие роды поставлю! Два!» Ну тут уж как не больно мне было, а и смешно сделалось: мне-то что до того, да хоть кол с минусом! Родила я уж не помню как — при полнейшем отсутствии сознания.
Входит Д м и т р и й. Женщины смолкают.
Флоринская. Ну что, опять никто не отвечает?
Дмитрий. Представляешь, на этот раз занято! Я просто ушам своим не поверил — звоню целыми днями всю неделю, все как вымерли, никто не отвечает, я уже проверял этот номер в ремонтном бюро и раза три по «09», а сейчас вдруг — раз! и короткие гудки! Я перезвонил четыре раза, и все время занято, представляешь?! Ну, теперь-то полный порядок. Теперь-то я уже обязательно до него дозвонюсь! Лишь бы только это он написал пьесы про цветы и старушек! Лишь бы он, тот самый Валерка Коробков. Пойду опять позвоню. (Уходит.)
Вторая. Вторые роды, говорят, легчее будут. Вторые, говорят, всегда легчее. А все страшно теперь. И как решилась опять — сама не знаю.
Четвертая (молодая, интеллигентная, тоже беременная). А уж мне-то бывает как страшно. Я ведь еще не рожала. Иногда прямо думаю — умру.
Первая. А муж вас не подбадривает?
Ч е т в е р т а я молчит.
Что же, муж вас не поддерживает?
Третья. Ну чего привязалась? Вишь, молчит человек. Значит, нет у нее мужа. А зачем они нынче, мужья, нужны, только морока одна с ними: зарплаты маленькие, пьют, гуляют, а ты возись с ними, стирай, вари, а которые еще и руки прикладывают. Теперь почти все бабы без мужьев рожают.
Первая. Но поддержать женщину во время беременности — это одна из первых обязанностей мужчины. Я вот недавно у Бальзака читала, один мужчина, живший в восемнадцатом веке, четыре дня в шкафу в спальне просидел, пока его любовница рожала.
Вторая. У нас такого быть не может. У нас они пол-литра внутрь примут, под окошко придут, на ногах качаются и кепкой машут — вот и все его у нас сочувствие.
Голос врача. Флоринская!
Ф л о р и н с к а я идет к двери кабинета.
Перед входом в консультацию. Д м и т р и й и Ф л о р и н с к а я.
Дмитрий. Что, уже была?
Флоринская. Была.
Дмитрий. Ну и что?!
Флоринская. А врач велела тебе передать, Митенька, что наши с тобой дела совсем не плохие. И еще она сказала, что, если все выйдет, мне ни в коем случае нельзя избавляться от ребенка; тогда уж ничего не поможет.
Дмитрий. Да кто же собирается избавляться? Зачем же мы к ней пришли? Вот чудная! Или у тебя есть какие-нибудь тайные мысли?
Флоринская. Ты с ума сошел, Митенька!
Дмитрий. То-то, скоро у меня будет сын. Ты не возражаешь, если мы назовем его Захаркой? В честь моего отца. Я тебе про него рассказывал. Он пошел добровольцем на войну в первые дни и ослеп после ранения, где-то здесь, под Москвой. Но он у меня никогда не ныл, он всегда был веселым, он уже слепым окончил институт и работал до самого последнего дня. И наш Захарка вырастет таким же честным, смелым и мужественным, как он. Вот увидишь.
Флоринская. Нет, ей-богу, Митенька, ты ужасно смéшный. Да называй его как хочешь. Тем более что пока его нет.
Дмитрий. Как это нет? То есть как это нет? Ты это брось! Он где-то уже есть. Он уже сейчас где-то существует и чувствует, что его очередь скоро настанет. Иначе откуда бы ему взяться потом?
Флоринская (смеется). Ты разве думаешь, что неродившиеся дети стоят в очереди где-то в другом пространстве, как зрители к кассе на хороший спектакль?
Дмитрий. Безусловно. И чем сильнее мы будем ждать нашего Захарку, тем больше мы ему поможем и тем скорее он появится в нашем пространстве. Да что же мы стоим? Немедленно идем в магазин и купим все, что теперь нам необходимо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Флоринская. Что же ты собираешься покупать?
Дмитрий. Ну, во-первых, мы купим маленькую симпатичную кроватку. Мы спланируем все в твоей комнате так…
Флоринская. В нашей комнате.
Дмитрий. Что? Да, да, спланируем так, чтобы поставить ее в самое светлое и вместе с тем в самое теплое место. В углу недалеко от окна. Во-вторых, мы купим кое-что из одежды: пальтецо, теплую шапку, легкие ботиночки, и надо непременно поискать валенки…
Флоринская. О, господи, Митенька! Тебе же тридцать пять лет, а ты, наверное, даже не знаешь, что до года дети вообще не ходят! Неужели ты об этом не знал, Митенька?!
Дмитрий. Ну… разумеется, знал… Но когда-нибудь он ведь начнет ходить, и тогда ему сразу понадобятся и ботинки и валеночки, а где ты все это потом найдешь? Надо обо всем позаботиться заранее. Мы сейчас пойдем в детский универмаг и купим там все, что нам приглянется на любой возраст.
Флоринская. И на шесть лет?
Дмитрий. И на шесть.
Флоринская. И на пятнадцать?
Дмитрий. И на пятнадцать.
Флоринская. И на двадцать три?
Дмитрий. И на двадцать три. То есть нет. В двадцать три он уже будет сам зарабатывать.
Флоринская. Ты забыл одну маленькую подробность.
Дмитрий. Что я забыл? Теплое одеяло? Купим.
Флоринская. Нет. Ты забыл, что пока его нет даже в проекте.
Дмитрий. Будет. Я уверен, что будет. Пошли.
Флоринская. Иди. Иди скорее. А то опоздаешь.
Дмитрий. Что с тобой?
Флоринская. Так. Ты ничего не забыл?
Дмитрий. Что забуду — ты мне потом напомнишь. Ведь у нас есть еще время.
Флоринская. Тогда иди. Беги бегом.
Дмитрий. Постой… Черт, совсем из головы все вылетело. Так обрадовался. Прости меня. Дозвонился я. Наконец дозвонился. Они только утром вернулись с юга, с курорта. Это точно тот самый Валерка Коробков. И знаешь, странное совпадение, оказывается, этот его переулок совсем рядом с твоим домом.
Флоринская. С нашим.
Дмитрий. Что?
Флоринская. С нашим домом.
Дмитрий. Ну да. Вот только не узнал, чем он занимается и пишет ли пьесы. Если только эта пьеса его, мне кажется, что наши дела на мази. В наши дни не имей сто рублей, не имей сто друзей, а имей одну протекцию. Я даже не спросил, кто у него теперь жена — прежняя или другая, прежнюю я знал, я говорил тебе, мы с ней учились в параллельном классе. Ты не обидишься, если я на первый раз схожу к нему без тебя? Черт знает, как там может все обернуться.
Флоринская. Нет, нет, конечно иди.
Дмитрий. Ну, счастливо. Я побежал в детский магазин, оттуда — сразу же к Коробкову.
Флоринская. А ты не мог бы сначала сходить к Коробкову? Ведь детские вещи могут и подождать.
Дмитрий. Нет, неизвестно, сколько я проторчу у Коробкова — шутка сказать, мы ведь не виделись двадцать лет! — а магазин может закрыться. Я быстро, я ведь не буду ничего покупать как ты не понимаешь?! — мне просто приятно именно сейчас зайти в детский магазин и взглянуть на детские вещи. А ты сиди дома и жди меня. Как и положено хорошей жене.
Флоринская. Если это окажется тот Коробков, не забудь сказать ему, что я все-таки сыграла семь главных ролей, правда, эти пьесы ему наверняка неизвестны, но все-таки… а о дебютах здесь не говори!
Дмитрий. Хорошо. Будь.
Флоринская. Ни пуха…
Дмитрий (смеется). К черту — как у вас принято — принципиально не посылаю. (Уходит.)
Глава третья
Большая новая квартира В а л е р и я С е м е н о в и ч а К о р о б к о в а.
