"Я живу в Головином переулке, - сообщает Антон Павлович свой новый адрес приятелю. - Если глядеть со Сретенки, то на левой стороне. Большой неоштукатуренный дом, третий со стороны Сретенки, средний звонок справа, бельэтаж, дверь направо, злая собачонка".
В этом доме Чеховы прожили до осени 1885 года. Здесь Антон Павлович написал рассказы, которые укрепили его положение в литературе и заставили говорить о нем как о крупном писателе: это - "Толстый и тонкий", "Хамелеон", "Хирургия", "Шведская спичка" и многие другие. За эти годы он окончил университет.
У Чехова появляется в Москве много друзей. В гостеприимной квартире Чеховых в Малом Головином бывали литераторы, художники, медики.
"Веселые это были вечера, - вспоминает В.А.Гиляровский. - Все, начиная с ужина, на который подавался почти всегда знаменитый таганрогский картофельный салат с зеленым луком и маслинами, выглядело очень скромно, ни карт, ни танцев никогда не бывало, но все было проникнуто какой-то особой теплотой, сердечностью и радушием".
В наиболее авторитетном справочнике московских адресов деятелей науки и культуры - книге Б.С.Земенкова "Памятные места Москвы" - адрес Чехова по Малому Головину переулку снабжен пометой: "дом не сохранился". Борис Сергеевич Земенков имел обыкновение прежде, чем написать эти слова, столь грустные для каждого москвича, любящего родной город и его историю, сходить на место и убедиться собственными глазами, что это именно так. На месте чеховского двухэтажного небольшого дома 3 по Малому Головину переулку стоял большой четырехэтажный доходный дом, по всем признакам, постройки начала XX века.
Но полвека спустя другой замечательный москвовед Сергей Константинович Романюк провел более тщательное и глубокое исследование, осмотрел дом, обратился в архивы - и обнаружил, что дом, где жили Чеховы, сохранился: он был встроен в новое здание - в 1896 году его обстроили с обеих сторон, увеличив длину, а в 1905 году надстроили и изменили фасад. В последнее десятилетие дом снова подвергся "реконструкции": его новый владелец банк - надстроил, расширил, оборудовал типичными для стиля "нувориш" антихудожественными мансардами, башенками, выкрасил в яркий хамский цвет.
Но все же... Проходя мимо дома, взгляните на средние окна второго этажа, там жил А.П.Чехов в свои молодые, может быть, самые счастливые годы - годы первых успехов и больших надежд.
Дом № 17, между Большим Головиным и Последним переулками, отреставрированный в последние годы, по своему виду дворянского особняка в стиле раннего ампира вроде бы выпадает из общего ряда застройки сретенских домовладельцев. Но это лишь внешнее впечатление, в действительности и по сути своей это - настоящий сретенский купеческий дом.
Он построен в конце ХVIII века богатым купцом А.А.Кирьяковым, имевшим почетное звание именитого гражданина, исполнявшим в 1780-е годы выборную должность бургомистра Московского магистрата. Дом строился как жилой - с анфиладой комнат, залом, но торговые помещения лавки в крыльях дома, выходивших в переулки, - деталь, невозможная в дворянском особняке, свидетельствовали о несомненном купеческом происхождении его владельца и строителя.
Дом, потерявший в конце XIX - начале XX века большую часть внешнего и внутреннего декора, восстановлен по чертежам начала XIX века. Сейчас его занимает Мещанское отделение Сберегательного банка России.
В 1860-е годы в этом доме снимал квартиру Н.Г.Рубинштейн - пианист, известный музыкальный деятель, руководитель Московского отделения Императорского музыкального общества. В 1860 году он основал Музыкальные классы при Московском музыкальном обществе и предоставил для их занятий часть своей квартиры на Сретенке. В 1866 году Музыкальные классы были преобразованы в высшее музыкальное учебное заведение - Московскую консерваторию, первым директором которой стал и оставался до своей кончины в 1881 году Н.Г.Рубинштейн.
На месте дома № 19 сейчас - увы! - не дом, а лишь участок с вырытым котлованом - дом недавно снесен. Здесь был знаменитый кинотеатр "Уран", открытый в 1914 году и честно служивший москвичам долгие годы. В 1930-е, перед войной, он был Центральным детским кинотеатром Москвы. Билет в нем стоил очень дешево, его можно было купить на деньги, сэкономленные на школьном завтраке или некупленном трамвайном билете. Все сретенские, сухаревские, мещанские, с Самотеки и от Красных ворот ребята смотрели в "Уране" понравившийся фильм по многу раз. Правда, тогда непонравившихся вроде бы и не бывало.
При "Уране" работал Кружок друзей кино, в котором ребята обсуждали фильмы (конечно, под руководством педагогов), перед ними выступали актеры, режиссеры, кинооператоры, что было очень интересно. А кроме того, кружковцы имели большое преимущество перед всеми остальными зрителями: они могли пройти бесплатно на любой сеанс.
Но и не посещавшие кружка ребята-зрители, конечно, тоже говорили о фильмах, об артистах, и часто тематика их разговоров отличалась от кружковской тем, что не укладывалась в рамки официальных педагогических программ.
В предвоенные годы в "Уране" часто показывали "Чапаева". Нередко лента попадалась заезженная, с царапинами, с "дождем", с пропадающим звуком, иногда она рвалась. Но все это не мешало впечатлению, потому что фильм знали наизусть.
И вот откуда-то пошел слух, что ленту нам показывают неполную, с оборванным концом, и что в кино, кажется, в том, что открыли в Доме правительства на Берсеневской набережной (там тоже был детский кинотеатр, но роскошный: там надо было сдавать пальто в раздевалку, перед сеансом выступали артисты), кто-то видел полного "Чапаева" с "настоящим" концом: там Чапаев доплывает до берега и уходит от врага.
И многие мальчишки, приходя в "Уран" на очередной сеанс "Чапаева", надеялись, что, может быть, сегодня фильм будет полный, а не с оборванным концом...
Зимой 1941 года эти толки усилились. На экранах осажденной Москвы появился фильм, в котором были кадры, как благополучно выплывает Чапай, выходит на берег, боевые товарищи подводят ему коня, он накидывает на плечи бурку, берет саблю - и держит речь перед воинами Красной Армии, идущими на фронт сражаться с немецкими фашистами. Это был один из сюжетов "Боевого киносборника". Назывался он "Чапаев с нами".
Много лет спустя, в 1960-е годы, мне приходилось слышать о том, что был якобы и для "Чапаева" братьев Васильевых по требованию какого-то начальника отснят и такой - "оптимистический" - заключительный эпизод, но его все-таки не включили, хватило ума и художественного вкуса...
Но в те же, 1960-е годы на волне разоблачения культа личности Сталина и реабилитации жертв необоснованных репрессий в газетах появилось несколько очерков о том, что Чапаев действительно спасся, но был арестован ЧК и скитался по тюрьмам и лагерям до послевоенных лет... При закрытости и лживости официальной государственной информации легенда обычно подменяет правду, а правда воспринимается как выдумка...
Впрочем, возможно, в этих случаях и есть доля истины. Дочь Чапаева Клавдия Васильевна, посвятившая всю жизнь сбору и изучению документов об отце, в интервью, данном газете "Советская Россия" в 1987 году, сказала: "До сих пор нет достоверных данных о последних часах жизни Василия Ивановича. Неизвестны точно обстоятельства его гибели. Я убеждена, что он не утонул, ведь никто не видел".
На заборе, окружающем котлован, висит изрядно выцветший щит с надписью, что здесь идет "Строительство здания театра "Школа драматического театра"...
На углу Сретенки и Малого Головина переулка в двухэтажном павильоне с большими окнами-витринами - доме 22 - сейчас находится "Салон-магазин. Зеркало моды". Первый этаж павильона отделан полированным мрамором, в витринах горят разноцветные лампочки. По своей конструкции павильон типичное легкое сооружение, поэтому его мрамор выглядит нелепо. Но будь его "реконструкторы" хоть немного образованнее и имей хоть капельку вкуса, этот павильон мог бы стать достопримечательностью не только сретенской, но и мировой.
В 1934 году трест "Мосбелье" получил это здание - прежде помещение лавок соседней церкви Спаса Преображения в Пушкарях - и решил устроить в нем Дом моделей.
Для художественного оформления здания пригласили Владимира Андреевича Фаворского, тогда уже известного художника, выполнившего прежде несколько удачных работ в жанре настенной фрески, или, как предложил называть этот жанр Матисс, "архитектурной живописи". Познакомившись с фотографиями предыдущей работы Фаворского - росписями в Музее материнства и младенчества, - Матисс написал в письме советскому искусствоведу Г.Роому: "Фреска г-на Владимира Фаворского очень меня заинтересовала. Я считаю, что она выполнена в соответствии с основными принципами архитектурной живописи".
Фаворский понимал, что архитектура предложенного здания на Сретенке ему не в помощь (он говорил, что оно "архитектуры бросовой") и что задача сделать его обращающим на себя внимание целиком ложится на его оформление. Он решил внутренние помещения дома расписать фресками, а на фасады, обращенные на улицу и в переулок, поместить рисунки, выполненные способом сграффито. Решение оказалось оптимальным: тяжелые, гладкие, скучные фасады приобрели легкость, яркость. Они издали обращали на себя внимание.
