Однажды произойдет нечто… По совести говоря, он должен был догадаться, что именно это будет. Оба раза, когда Уитни его предала, она сделала это ради своего отца. А теперь сама жизнь ее отца оказалась в опасности, и по его вине, хотя он совершенно этого не хотел. Так что она имеет все основания возненавидеть его, объявить сделку между ними и их любовь недействительными, кончеными.
Вернувшись домой под утро уверенный, что Уитни не хочет его видеть, Гарнер решил провести остаток ночи в своей спальне. Здесь он и застал ее — она сидела на холодном полу около пустого камина с покрасневшими от слез и полными любви и печали глазами. Гарнер был совершенно не готов к этой встрече. Окинув жену взглядом, он обратил внимание на лежавшие у нее на коленях старые штаны и плащ и на свой раскрытый ранец. Он словно окаменел.
— Ты… ты не сжег их, — прошептала Уитни и увидела, как слезы навернулись ему на глаза.
— Я не мог уничтожить твои вещи, Уитни. — Гарнер сделал это признание из глубины своей души.
Это было правдой. Уитни закрыла глаза, и из-под ее плотно сжатых век потекли слезы. Гарнер ее любит и намеренно никогда не доставит боли ни ей самой, ни тем, кто ей дорог. Она встала и потянулась к нему.
— Гарнер!
Как только в его застывшее от страха сердце проникло сознание, что Уитни по-прежнему верит ему, он кинулся к ней и схватил ее в объятия. Крепко прильнув друг к другу в порыве вновь возрожденной любви, они целовали друг друга со слезами благодарности, прощения и счастья.
Через мгновение они оказались в холодной постели Гарнера, но едва замечали, что лежат на ледяных простынях. И потом, в согретых страстью мягких простынях, сбросив одеяло, они долго лежали, сплетясь телами.
— Что же нам делать, Гарнер? — спросила она, касаясь губами нежной поросли у него на груди, зная, что и он думает о том же.
— Честно говоря, пока не знаю. — Железный Таунсенд в нем содрогнулся от стыда при этом признании, но больше он не солжет ей ни разу, даже по оплошности. — Но постараюсь найти возможность помочь твоему отцу. — Он повернул к себе ее лицо и опять увидел слезы в глазах. — Я люблю тебя, моя ненаглядная Уиски. — Кивнув, она снова прильнула к его губам.
— Гарнер, ведь ты арестовал отца за то, что он варил виски и не платил налоги, — заметила она. — Как же получилось, что ему предъявляют обвинение в измене? — Опершись на локоть, Уитни смотрела на мужа.
Гарнер боялся этого вопроса. Но, взглянув в ее бездонные любящие глаза, он рассказал ей все, что знал, всю правду и ничего, кроме правды. Рассказал о злонамеренном замысле Гаспара и признался, что арестовал Блэка Дэниелса, потому что к этому его подталкивали долг и злость. Под ее серьезным взглядом он рассказывал о том, как страдали солдаты от того, что им задержали довольствие, не платили денег, какое разочарование все они испытывали, когда обнаружили, что им не с кем сражаться, о безуспешных попытках найти «предводителей» восстания, которых на самом деле вовсе не было. Затем объяснил, что его выбрали для выступления в суде, потому что правительство вконец отчаялось отыскать козла отпущения, чтобы устроить над ним показательный суд как над лидером «водочного бунта», тогда как чиновникам позарез необходимо и с политической, и с юридической точки зрения оправдать совершенно ненужный призыв в ополчение.
— Ты хочешь сказать, что им есть что терять, — сказала Уитни, и глаза ее заблестели. — И что им нужно извлечь какую-то прибыль из этой ситуации… чтобы спасти свою проклятую гордость.
— Скорее спасти свое политическое реноме, — поправил Гарнер жену, восхищенный ее способностью подойти прямо к «бухгалтерскому балансу», лежащему в основе каждого человеческого поступка.
Со своими уникальными взглядами на жизнь приграничного коммерсанта она умела свести самые сложные человеческие отношения к легкопостижимым понятиям цены и выгоды, потребности и ее обеспечения. В вопросах элементарной экономики жизни она была подлинным специалистом. И да простит его Бог, но Гарнер и сам начал по-другому понимать термины «выгода», «цена» и «сделка».
— Значит, этим федеральным парням что-то нужно, — заявила Уитни с опасным блеском в задумчивых глазах. — А человек, которому что-то нужно…
— Уитни… — Гарнер видел этот блеск и то, как она вздернула голову в судьбоносном и знакомом жесте, и почувствовал, что и его увлекает это угрожающее «торговое» направление ее мыслей. Что ж, возможно, она права… в который раз. — Уитни!
Она повернулась к нему с непоколебимой решимостью.
— Мы можем это сделать, Гарнер, вместе мы сможем ему помочь. — Странное выражение в глазах мужа Уитни приняла за нежелание и просто потерлась бедром о его живот. — Я могу это сделать… Могу тебя убедить.
Первым желанием Гарнера было заметить, что его вовсе не нужно убеждать, но он передумал и великодушно позволил ей «убедить» себя помогать. В конце концов, у Дэниелсов своя гордость.
Глава 23
Наутро в доме Таунсендов поднялся невероятный шум. Сначала все горячо обсуждали историю и судьбу отца Уитни и то, какую роль при этом сыграл Гарнер. Затем появился Эджуотер и с ядовитой миной доложил, что Кейт Моррисон решила сегодня же подыскать себе другое жилье. Байрон вскочил и метнулся к двери, а разгневанная Маделайн крикнула ему вслед, что
Кейт упаковывает вещи. Он взлетел на второй этаж и, не утруждая себя стуком в дверь, ворвался в комнату.
— Какого черта вы собираетесь делать? — требовательно заревел он, хлопнув за собой дверью, и, остановившись посередине комнаты, широко расставил ноги.
— Думаю, это и так понятно, — пробормотала Кейт, запихивая нижние юбки в открытый чемодан, стоявший на кровати.
Подняв голову, она удивленно воззрилась на помятую и не до конца застегнутую рубашку Байрона, на обведенные темными кругами глаза и небритые щеки. Он выглядел ужасно, и Кейт мстительно улыбнулась про себя. Видно, он тоже не сомкнул глаз этой ночью.
— Убегаете? — укорил ее Байрон.
— Я не могу оставаться в этом доме, особенно после того, что произошло, — вспыхнув, заявила Кейт.
— Вы шокированы, да? Скомпрометированы? Но я не мог сделать ничего, что могло бы вас шокировать! — Байрон ловко обернул против нее ее же слова. — У меня ведь нет никаких желаний, помните? Стало быть, вы убегаете от собственных желаний!
Не обращая внимания на смущенный лепет Кейт, он двинулся на нее, принудив прижаться спиной к кровати. Его снова пронзило возбуждение, когда так близко оказались ее розовые губы и блестящие глаза. Кейт метнулась к двери, но успела только схватиться за ручку, как Байрон схватил ее за запястье и круто повернул к себе.
