Небо продолжало темнеть, словно наступали сумерки. Смолк щебет трясогузок и зябликов. Ветер, гладивший щеки Соклея, стал холоднее, чем раньше. Но дрожь, которая била юношу, пока он всматривался в солнце, не имела ничего общего с прохладой ветра. И вот уже, подобно солнечным зайчикам, само солнце превратилось в тоненький полумесяц.
— Ради всех богов! — прошептал Менедем. — Ты смотри, что делается! Видны звезды — те, что поярче!
Да, Соклей тоже их видел. И, странное дело, это зрелище затронуло в его памяти некую струну. Чуть возвысив голос, он продекламировал:
— «Тем же летом в новолуние (когда это, видимо, только и возможно) после полудня произошло солнечное затмение, а затем солнечный диск снова стал полным. Некоторое время солнце имело вид полумесяца, и на небе появилось даже несколько звезд».[8]
— Но полдень еще не миновал, — возразил сицилиец голосом, резким от внезапно охватившей его леденящей тревоги. — Едва наступило утро.
Менедем знал своего двоюродного брата лучше, чем этот незнакомец. Поэтому он спросил:
— Откуда эта цитата?
— «История» Фукидида, книга вторая, — ответил Соклей. — То затмение случилось в год, когда разразилась Пелопоннесская война, больше ста двадцати лет назад. Тогда конец света не наступил, поэтому, полагаю, сейчас он тоже не наступит.
Сказав это, он невольно вздрогнул. Перед лицом таких событий оставаться рациональным было очень, очень трудно.
И громкие вопли — и мужские, и женские — доказывали, что так оно и есть.
— Ужасный монстр пожирает солнце! — взвыл кто-то на плохом эллинском.
— Он прав? — тревожно спросил сиракузец Соклея и Менедема. — Кажется, вы что-то знаете об этом.
Соклей покачал головой.
— Нет, этот человек ошибается. Это естественное природное явление. И оно не продлится долго. Видишь? Уже делается светлее.
— Хвала богам! — воскликнул их провожатый.
— Я больше не могу разглядеть звезды. — В голосе Менедема прозвучала печаль.
Птицы снова принялись петь.
Шум, разносившийся над Ортигией — и, без сомнения, над Сиракузами тоже, — начал стихать. Маленькие пятнышки солнечного света на земле и на стенах все еще напоминали полумесяцы, но теперь уже более широкие, чем те, которые Соклей видел в разгар затмения.
— Что ж, мне будет о чем рассказывать своим правнукам, если я проживу достаточно долго! — К служителю Агафокла — а теперь Антандра — быстро вернулась его самоуверенность.
И к Менедему тоже.
— Давай веди нас побыстрее, если уж ведешь, — велел он сиракузцу.
Следуя за ними обоими, Соклей думал: «Надо бы мне набросать об этом заметки или хотя бы постоять немного и хорошенько запомнить все, что можно. Когда еще я увижу затмение? Наверное, никогда».
Но он продолжал идти за своим двоюродным братом и их провожатым и со вздохом вступил во дворец, из которого Агафокл правил Сиракузами и где теперь правил от его имени его брат.
Прежде чем родосцы предстали перед Антандром, их обыскали самым тщательным образом, чтобы убедиться, что у посетителей нет при себе оружия. Соклей подумал, что как раз после такого унижения вполне можно захотеть стать убийцей, но промолчал.
То, на чем сидел Антандр, вряд ли можно было назвать троном. Брат Агафокла оказался старше, чем ожидал Соклей: он был почти лыс, а остатки волос были тронуты проседью. Когда распорядитель объяснил ему, кто такие Соклей и Менедем, правитель Сиракуз подался вперед, приложив ладонь к уху.
— Что ты сказал? — спросил он.
Распорядитель повторил, на этот раз громче.
— А, — протянул Антандр. — Парни с акатоса.
Он обратил взгляд на двух родосцев.
— Что ж, молодые люди, если учесть встречу с карфагенцами и солнечное затмение, я бы держал пари, что за последние два дня вы получили больше приключений, чем хотели.
«Истинная правда!» — подумал Соклей.
Но прежде чем он успел открыть рот, Менедем сказал:
— Я всегда думал, что тихая жизнь — скучная жизнь, господин.
Антандр снова приложил ладонь к уху.
— Что-что?
На этот раз помощь распорядителя не потребовалась: Менедем повторил свои слова.
— Мой младший брат наверняка согласился бы с тобой, — заметил Антандр. — Что до меня, то я не против время от времени поспать в мягкой постели с полным животом.
«Я на твоей стороне», — подумал Соклей.
Но вкусы Антандра и его пристрастие к домашнему уюту отнюдь не объясняли, почему Сиракузами правил Агафокл, а его старший брат ему служил.
— Сколько мешков зерна вы привезли в полис? — перешел к делу Антандр.
Менедем посмотрел на Соклея, не сомневаясь, что он не задумываясь назовет точное число. Так и оказалось.
— Семьсот девяносто один, господин, — ответил Соклей — достаточно громко, чтобы правитель Сиракуз сразу его услышал.
Антандр улыбнулся, продемонстрировав отсутствие передних зубов.
— Плата за это будет сущей мелочью. Торговая галера вмещает не так уж много по сравнению с большими торговыми кораблями, верно?
— Она не создана для перевозки зерна, господин, — согласился Соклей, — но мы были рады помочь вашему полису чем могли.
Во всяком случае, Менедем точно был рад.
Глаза Антандра насмешливо заискрились. Соклей почувствовал — брат Агафокла распознал его ложь. Но Антандр спросил только:
— Ты будешь рад и получить плату за свою помощь, верно?
— Да, господин. — Соклей не стал отрицать очевидное.
— Ты ее получишь, — сказал Антандр. — Нет, вы наверняка не занимаетесь перевозкой зерна. Какой еще груз есть у вас на борту?
— Родосские благовония, косский шелк, ариосское вино с Хиоса, папирус и чернила… и птенцы павлина, — перечислил Соклей.
— Что? Какой товар ты назвал последним? — Антандр не разобрал малознакомое слово.
— Птенцы павлина, — повторил Соклей. — Взрослых пав и павлина мы уже продали, почти всех — в Таренте.
— Я не могу позволить грязным тарентцам обойти Сиракузы! — воскликнул Антандр. — Теперь у нас есть множество мелкого гороха, чтобы кормить птиц… Вполне достаточно, чтобы накормить кого угодно. Как только сюда вошел флот, мы разом превратились из голодающих в жиреющих. Что ты хочешь за птенцов? И сколько их у тебя?
— У нас осталось семь штук, господин. — Соклей бросил взгляд на Менедема.
Прочитав по губам ответ двоюродного брата, он не присвистнул от удивления.
Да уж, Менедем никогда ничего не делал наполовину. Но Соклея уже и самого захватил азарт этой игры.
— Мы хотим три мины за птенца, — спокойно сказал он.
Распорядитель, судя по всему, был в ужасе. И Соклей его прекрасно понимал.
