Он ждал, что двоюродный брат примется спорить. Большинство людей на его месте так бы и поступили. Но Соклей обладал необычайным здравым смыслом — иногда, по мнению Менедема, здравого смысла у него было даже слишком много. Поэтому он некоторое время молча обдумывал слова капитана и наконец нехотя кивнул.
— Согласен. Ты был прав: мы вполне благополучно добрались сюда. Может, ты снова окажешься прав. Надеюсь на это.
— Я тоже надеюсь, — ответил Менедем.
И поскольку Соклей уже сделал шаг к примирению, Менедем попытался последовать его примеру.
— Надо же, какое удивительное стечение обстоятельств: кто бы мог подумать, что Агафокл выберет именно этот момент, чтобы отчалить со своим флотом. Нам и вправду повезло.
Соклей раздраженно щелкнул пальцами.
— Ради всех богов, я идиот! Почему я не понял этого раньше?
— Спросил бы меня — я бы тебе давно уже объяснил, что ты идиот, — жизнерадостно заявил Менедем.
Соклей зверем уставился на брата, и тот поинтересовался:
— Так чего ты не понял?
— Дело тут наверняка не в нашем везении, — сказал Соклей.
— О чем ты говоришь? — Менедем ненавидел, когда двоюродный брат соображал быстрее него. Соклей был слишком уж смышлен, если на то пошло.
— Об отплытии Агафокла, конечно! Все сходится, неужели ты не видишь? Агафокл придумал замечательный способ вывести свой флот из карфагенской осады. Когда карфагенцы увидели множество груженных зерном судов, как тут было не сорваться с места?
Менедем уставился на брата. Все и вправду идеально сходилось, значит…
— Этот Агафокл, должно быть, отъявленный пройдоха.
Менедем поднял руку — на этот раз он не отставал в своих умозаключениях от Соклея.
— Нам уже известно, на что этот человек способен, судя по тому, как он обошелся со своими врагами.
— Но мы не можем ничего доказать, — заметил Соклей. — Хотел бы я знать, расскажет ли нам об этом Антандр.
— Если ты его об этом спросишь, я стукну тебя по башке самым большим горшком, какой только найду, — заявил Менедем. — И почему у тебя хватает ума, чтобы видеть заговоры и интриги, и не хватает, чтобы не накликать на себя беду? Не вздумай совать свой нос куда не следует!
— Хм-м. — Соклей снова задумался. — Что ж, возможно, ты и прав.
— Да уж наверняка прав! — сказал Менедем. — Ты собираешься провести эту ночь на борту «Афродиты»?
— Скорее всего, — ответил Соклей. — А что?
Менедем ухмыльнулся. Именно такой ответ он и хотел услышать.
— Что? А то, о почтеннейший, что я собираюсь отправиться в Сиракузы и отпраздновать наше благополучное прибытие сюда. Отметить, как говорится, на всю катушку, так, как и надлежит праздновать подобные события.
— Небось собираешься трахнуть пару девушек и напиться так, чтобы наутро даже и не вспомнить о том, где и с кем ты накануне был, — с отвращением предположил Соклей.
— Правильно! — ответил Менедем.
Его двоюродный брат закатил глаза.
Но Менедему было глубоко плевать, что думает по этому поводу Соклей.
* * *
Пока начальник гребцов гнал лодку «Афродиты» через узкий канал, отделяющий Сицилию от острова Ортигия, Соклей с мрачным удовлетворением смотрел на Менедема. Глаза его двоюродного брата были красными, а лицо — болезненного желтоватого цвета; он заслонял глаза от солнца ладонью. Хотя вода в Маленькой гавани была гладкой, как зеркало, Менедем постоянно сглатывал, как будто собирался перевеситься через борт и покормить рыб.
— Надеюсь, ты хорошо провел время прошлой ночью? — любезно поинтересовался Соклей.
— Без сомнения, — ответил Менедем не слишком громко. — Та девушка… Клянусь богами, она могла высосать косточку прямо из оливки. Но… — Он поморщился. — Теперь я за это расплачиваюсь. Голова у меня просто раскалывается, и я бы не возражал, если бы она совсем отвалилась.
Соклей, в отличие от двоюродного брата, вчера не веселился, но зато и не испытывал боли сегодня. Он всегда считал, что такой вариант предпочтительней. Лодка скользила к одному из причалов Ортигии. Стоявший на пристани человек был скорее похож на управляющего, чем на обычного портового бездельника, но быстро пришвартовал лодку и поинтересовался:
— Кто вы такие?
— Я — Менедем, сын Филодема, капитан торговой галеры «Афродита», — ответил Менедем, все еще очень негромко. Он указал на Соклея. — А это мой тойкарх — Соклей, сын Лисистрата.
— Вы явились сюда за оплатой, я полагаю? — спросил сицилиец.
Менедем кивнул и тут же вздрогнул.
Стараясь не улыбаться, Соклей проговорил:
— Так оно и есть.
— Тогда следуйте за мной, — сказал сицилиец и двинулся к небольшим, обитым металлом воротам в мрачной стене из серого камня, которая охраняла от врагов правителей Сиракуз. За сотни лет у этих правителей сменилось немало врагов, от которых следовало защищаться: не только афиняне и карфагенцы осаждали город, полис также пережил бесчисленное множество междоусобиц.
«До чего же мне повезло, что я живу в таком благополучном месте, как Родос, — подумал Соклей. — И лишь когда попадаешь в полис, который видел худшее, что соотечественники могут сделать друг с другом, понимаешь это».
За мрачными стенами обнаружилась удивительно пышная растительность. Фруктовые деревья росли на травянистом дерне, который объедали овцы. Тень была соблазнительной, как и благоухание олеандров, земляничного дерева и лаванды.
Соклей с удовольствием вдохнул полной грудью.
Менедем последовал его примеру и сказал:
— Я рад, что мы здесь. Тут свет уже не так режет глаза.
— Это потому, что ты теперь в тени, — пояснил Соклей: тропу, по которой они шли, испещряли только крошечные пятнышки света.
— Дело не в этом, — ответил Менедем. — Просто, похоже, мое похмелье проходит быстрей, чем я думал.
Но Соклей почти не слушал брата: он уставился на солнечные зайчики на тропинке. Эти пятнышки, получавшиеся благодаря свету, пробивающемуся сквозь листья над головой, должны были быть круглыми. Однако они почему-то имели форму узких полумесяцев, как будто молодая луна разбилась на сотни, тысячи, мириады кусков, сохранивших форму оригинала.
Соклей посмотрел на утреннее небо. Оно казалось более тусклым, чем ему полагалось быть, и с каждым мгновением все сильнее мрачнело. Тревога и еще какое-то чувство, в котором он не сразу распознал благоговейный ужас, шевельнулись в душе Соклея.
— Похмелье тут ни при чем, — сказал он почти шепотом. — По-моему, начинается затмение солнца.
Небо продолжало темнеть, словно наступали сумерки. Смолк щебет трясогузок и зябликов. Ветер, гладивший щеки Соклея, стал холоднее, чем раньше. Но дрожь, которая била юношу, пока он всматривался в солнце, не имела ничего общего с прохладой ветра. И вот уже, подобно солнечным зайчикам, само солнце превратилось в тоненький полумесяц.
