она осталась одна, уже в замке, в своих покоях, как на неё навалился страх. Похоть была удовлетворена и исчезла без следа, оставив Габи один на один с сознанием того, что она натворила. Она металась по спальне, заламывая руки в отчаянии. А если кто-то узнает?! Как она могла, как?! «Это не я! – Твердила она своё уже привычное заклинание. – Я не могла; это какое-то колдовство, какие-то чары, это не я!» Она отделила себя от всех, кого любила – от дяди, Гарета, мамы, отца… Если они узнают… Как они её будут презирать! И как это было страшно!!!
«Я уеду в монастырь… – Решила она. – Пока никто не узнал, я уеду в монастырь, к святой Урсуле в Синих Горах, Бога буду молить, чтобы меня простил… День и ночь буду молиться… И за Гагу, денег ей дам, золота, всего, чего только захочет! Бедненькая, как можно было… – Последний взгляд Гаги, которую уносили от нее, полный мольбы о помощи и веры в то, что госпожа заступится, неотрывно теперь преследовал ее. – Это злое колдовство на мне! Иво, Иво, зачем ты меня бросил, я не пошла бы туда, если б не ты!».
Да, – понимала принцесса все отчетливее, – вина на Иво. Целиком на нем одном! Он ее бросил, оскорбил, унизил! Что ему стоило поиметь Гагу?! Дурочка только счастлива была бы достаться такому красавцу! И все довольны и счастливы, но нет! Он решил выпендриться, поиграть в благородство – и вот результат! Габи плакала, каялась и проклинала Иво – все одновременно. И с ужасом думала о том, как будет теперь смотреть дяде в глаза. Он никогда, – Габи понимала это совершенно четко, – не поймет ее и не простит ей того, что она сделала. Он такой благородный и хороший, такой правильный, он не сможет после этого любить ее, как прежде! Зачем, зачем в их доме появился этот кузен, пусть бы и дальше жил бы на своем Севере, ловил бы свою рыбу… Это он притащил с собой Иво, это он решил жениться на противной Манфред, которая ссорит ее, Габи, с дядей, это он виной всему!
Проснулся Гарет от петушиного крика. Посмотрел на Ингрид и удивился, до чего она во сне хорошенькая – в отличие от большинства женщин. У неё были тонкие русые волосы, вьющиеся и мягкие, как пух. Ингрид собирала их в пучок, и они казались гладкими; истинная их красота тоже стала для Гарета открытием. Нагнувшись над ней, он любовался её лицом и волосами, длинными ресницами, нежным выражением губ. Представил, какой она будет в красивом платье, с украшениями – ей пойдут опалы, их мистическая нежная красота будет как раз под стать ей… Самолюбие Гарета было слегка задето тем, что горожане наверняка посмеиваются над его выбором, презирая лесничего и его племянницу; он представил и то, как проедет по Гармбургу с Ингрид, красиво и богато одетой, на великолепном коне, и все поймут, какое сокровище проглядели… Это было приятно. А если её хорошо кормить, может, у неё появится и грудь?.. Гарет поправил на ней одеяло и встал осторожно, чтобы не разбудить её. Брезгливо стряхнул с брюк собачью шерсть, которая, как и запах псины, была здесь повсюду, оделся и пошёл вниз, позёвывая. Внизу уже слышались голоса, собачий скулёж и лай, козье блеянье и лошадиное ржание. Обычно животных на рассвете кормила Ингрид, но в этот раз лесничий не посмел её трогать, и её обязанности исполняла его текущая пассия, через большой скандал, неохотно, и очень плохо. Собак лесник кормил сам, пассия доила коз, и на завтрак подали вчерашнюю еду – благо, Ингрид приготовила её много. На галерее Гарет встретил зевающего Гэбриэла, заразился от него, потом они зевнули хором и оба рассмеялись, толкнув друг друга. Их оруженосцы – к Гэбриэлу перед отъездом напросился на службу Кевин Кайрон, оставивший по какой-то причине сэра Юджина, который отлично ладил с Матиасом, – были внизу, сидели за столом, на который потасканная бабёнка подавала вчерашнюю еду, и морщились на собачью шерсть и сальные пятна на столе. Посуду явно давно не мыли, чего ночью, при свете свечей, никто не заметил. И вообще, при свете дня убогость окружающего стала особенно сильно заметна. Гэбриэл, и от природы наблюдательный, и вынужденно развивший наблюдательность в Садах Мечты, невольно видел всё это так, словно читал открытую книгу. Вчера он понял, что Ингрид не привыкла сидеть за общим столом и живёт впроголодь, а так же – что дядя бьёт её, и она его боится. Этот взгляд он много раз видел у девочек и мальчиков в Садах Мечты, страх перед ударом, причины которого они не знали, но которому уже не удивлялись. Сегодня Гэбриэл понял и то, что неопрятная девка, прислуживающая за столом – не служанка, а значит, прислуживает обычно здесь Ингрид, так как других женщин здесь не было. Спросил брата тихо:
– Где Ингрид?
– Спит. – Гарет недоверчиво разглядывал мясо в поисках собачьей шерсти.
– Если она с нами не поест, останется голодной.
– С чего взял?
– Её пустили за стол только с нами. В остальное время, я думаю, она прислуживает всем и грызёт объедки, которые собаки не стали.
Гарет нахмурился: такая мысль мелькала и у него, но трудно было поверить, что девушка, родная племянница хозяина, дочь рыцаря, прозябает в таком пренебрежении. Впрочем… Что тут было странного, принимая во внимание всё остальное?
– Эй, ты! – Приказал девке. – Отнеси госпоже Ингрид горячей воды, салат, кусок пирога и вино.
– Госпоже! – Фыркнула девка. – Давно ли эта…
– Заткнись и делай, что велено! – Лесничий даже грохнул по столу кулаком. Девка злобно зыркнула на него, но ослушаться не посмела. Гарет проводил её мрачным взглядом и повернулся к лесничему.
– Я хочу забрать твою племянницу к себе в Гранствилл. У неё будет свой дом и достойное её положения содержание. Если у неё появится ребёнок, он получит землю, титул и будет воспитываться в достойной семье. Если впоследствии мы с нею расстанемся, она получит от меня приданое. Отступные мы обговорим позже, когда я вернусь. – Гарет, не скрывая презрения, глянул на сына лесничего. – Я хочу, чтобы из тех денег, что я тебе дал, ты одел её подобающим содержанке герцога образом, и чтобы всё то время, что пройдёт до моего возвращения, с нею подобающим образом обращались.
– Милорд! – Залебезил лесничий. – Я же люблю её, как родную дочь! Она у нас одна здесь женская душа, как же мы её балуем, нашу деточку, я
