В академии Пико не появлялся несколько месяцев. Когда Анджело три дня назад наконец удалось поймать Пико дома, тот лишь принял у него прочитанные листы, отдал новые и явно хотел, чтобы Полициано поскорее уехал.
– В академии волнуются за тебя, Пико. Фичино думает, ты не хочешь его видеть.
Пико улыбнулся.
– Нет, друг мой, я должен закончить работу, а потом появлюсь на Симпосионе с готовым текстом и одной новостью.
– До Симпосиона еще полтора месяца, Пико! – воскликнул Анджело.
Граф расхохотался.
– Уж как-нибудь переживете. Я не могу сейчас отвлекаться, Анджело. Я должен завершить один очень важный для моей жизни проект.
– Что за проект, Пико?
– Тот, что вдохновляет меня.
– Ты что, влюбился? Кто она? – Анджело почувствовал легкий укол ревности и досады.
Пико отвернулся на мгновение, но потом снова посмотрел на Анджело.
– Возможно. Но я не скажу ни слова до Симпосиона. Тебе придется потерпеть.
Анджело почувствовал себя уязвленным. Он считал себя близким другом Пико, а тот поставил его на одну ступень со всеми, не желая раскрыть интригу раньше.
– Я думал, мы друзья…
Пико делла Мирандола задумчиво провел пальцем по губам.
– Я не совсем хороший человек, Анджело. Но это мой выбор. Может, потому что иначе я никогда бы не имел того, что есть у меня сейчас. А без этого… просто нет жизни.
– О чем ты, Джованни? – нахмурился Анджело.
– Просто мысли вслух, – рассмеялся Пико.
И теперь, гуляя по академии, улавливая краем уха философские беседы и скабрезные шутки, Анджело не понимал, о чем говорил его друг. Они все не святые. У всех есть свои страсти и тайные желания. Но Пико среди них был новым лидером, щедрым в благотворительности и помощи обездоленным, Анджело надеялся, что он поведет за собой остальных, а философ, наоборот, предпочитал держаться в тени, хоть и ярко освещенной вниманием всех вокруг.
Пико делла Мирандола медленно, крепко обнял спящую Джованну, девушка сжалась от страха, напряглась, судорожно вздохнула, а потом тихо погрузилась в более глубокий сон: она была слишком измучена после их очередной жаркой встречи. Он задумчиво перебирал ее локоны, раскладывал медные пряди на ее белом плече. Ему хотелось вытащить из нее любовь к себе, хотелось, чтобы она начала получать удовольствие, немного расслабилась. Он совсем перестал причинять ей боль: на коже не осталось ни одного синяка. Теперь он только ласкал ее, но Джованна все равно продолжала быть холодной и отстраненной. Сколько времени пройдет прежде, чем она перестроится для новой жизни?
Он боялся, что, если приведет священника, она попытается сбежать. Поэтому хотел, чтобы их венчал Савонарола или кто-то из его доверенных лиц. Но сам пока не решил, как рассказать монаху о Джованне.
Скользнув взглядом по тени от длинных, загнутых ресниц на щеке девушки, он остановился на ее губах. Ему бы так хотелось, чтобы она признавалась ему в любви!
Пико закрыл глаза, пытаясь справиться с яростью и обидой: ее выкрали у него. Отобрали. Не дали. А ведь они могли быть счастливы. Он никому ее теперь не отдаст. Джованна теперь там, где должна была быть давно, – рядом с ним.
Он всегда знал, что его возлюбленная будет необыкновенной. Что именно она станет источником его сил и вдохновения. Джованна была создана для того, чтобы его творческая сила работала и двигалась навстречу свету. Потому что за ней он спустился в самый мрак и черноту. Рядом с ней ему не снились кошмары.
Пико взял ее легкую кисть, поцеловал ее пальчики. Она его спасение. Его муза. Его ангел.
По тому, как она вздрогнула, он понял, что она проснулась.
– Джованна…
Он запрокинул ее голову, вгляделся в ее полные слез глаза.
– Как же я люблю тебя, – прошептал он. – Как мне тебя не хватало все это время.
Она молчала. Она давно перестала говорить. С тех пор, как согласилась на замужество. Но ему казалось, он может прочесть ответ в ее глазах. Любви там не было. Но не было и ярости. Джованна словно угасла, подчинилась, потушив в себе всю волю к сопротивлению и борьбе. Он верил, что после этого периода безмолвия начнется период любви.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ему было необходимо добиться ее нежности.
– Помнишь, я говорил тебе, что был в плену у французов, – вдруг сказал он. Голос охрип, горло сжал спазм. – Мне до сих пор иногда снятся сны, страшные сны. Но ты… ты освобождаешь меня от них. Твоя душа парит рядом, и они отступают. То, что я сделал с тобой… это ради любви и творчества, Джованна. И ты будешь счастлива рядом со мной. Я это точно знаю. То, что делали они… это было из ненависти и зависти. Они хотели сломать меня, чтобы уничтожить. Но я не сдался. От боли и стыда, от чувства полной потери достоинства есть две дороги. Дорога в слабость и смерть. И дорога в силу. Я должен быть сильнее всех, пойми. Только так я могу быть в безопасности и контролировать происходящее. Я был молод, когда бросил вызов Риму. И я полагал, что любовь к истине и мудрости окажется сильнее, но страх потерять силу всегда побеждает. И Рим испугался меня. И чуть было не уничтожил. Мою душу и мое тело истрепали так… они… – картины пыток были все еще слишком болезненными, Пико закрыл глаза, потом крепко прижал к себе Джованну. – Но истина побеждает, Джованна. Так или иначе. Господь послал Лоренцо Медичи спасти меня и дал мне возможность творить. Мы все рождаемся и умираем иногда в течение жизни. Разве ты не умерла, когда погиб твой любимый брат? и не возродилась потом? Так происходит всегда. Человек, если он силен душой, способен умирать и возрождаться. Я прошу тебя, возродись ко мне. Я люблю тебя. Будь со мной. Слышишь?
Он поцеловал Джованну в губы, накрыл ладонью ее грудь, она не сопротивлялась, но он хотел большего.
– Обними меня, поцелуй меня! – просил он. – Разве ты не видишь, как ты мне нужна?
Он прижимался к ее телу, исхудавшему от страданий, целовал ее, ласкал, но ответа не получал.
Вместо этого она вдруг начала задыхаться. Сначала Пико подумал, это уловка, чтобы отвязаться от него, но потом испугался: Джованна побелела, жадно и сипло хватала ртом воздух. Пико в панике обнял ее, укачивал, целовал.
– Дыши, милая, только дыши…
Постепенно приступ прошел, но он уже не рисковал пытаться заняться с ней любовью. Он просто крепко обнял дрожавшую Джованну и прижал к себе.
– Ничего не бойся, я с тобой, – прошептал он. И с горечью понял, что она боится его.
На следующий день он поехал к Савонароле на исповедь.
– Давно не видел тебя, – сухо сказал монах, угрюмо посмотрев на счастливое лицо Пико делла Мирандола. Он не пошел в часовню, а пригласил Пико в кабинет, подчеркнув этим светскость его визита. Пико не расстроился. Ему было привычно открывать душу в кабинете Савонаролы.
– Отче, мне нужен ваш совет и помощь, – опускаясь перед ним на колени, сказал философ. Монах вместо того, чтобы перекрестить его, отступил в сторону, недовольно поджав полные губы.
– Сын мой, я в замешательстве… Ты пропадаешь и не приходишь на службы и беседы неделями, а потом вдруг являешься с просьбой. Не знаю, осознаешь ли ты, что происходит в мире? Французы перешли Альпы и пируют в Милане! В начале этого месяца их войска разбили войска Неаполя у Рапалло! Ты хоть слышал об этом? Флоренция стоит на пороге иноземного…
– Я не могу интересоваться войной, когда все мои мысли о науке и любви, – прервал пламенную речь Савонаролы Пико. – Я хочу примирить религии, а не государства.
– Примирить религии… – Савонарола покачал головой. – Я вижу, ты не слышишь меня. А просишь совета и помощи. Мои мысли все о Флоренции. Прости, но мне некогда советовать тебе по делам науки.
И он прошел мимо него к столу, заваленному письмами. Пико поднялся с колен и встал напротив.
– А по делам любви, отче?
Савонарола против воли ощутил неприятное покалывание под кожей в области сердца. Он чувствовал, что очередное признание Пико будет отчаянным и страшным. Слишком счастливым было его лицо.
