Я мыслю себе нулевку как сочетание дошкольного дела со школьным — это переходная ступень. У нас ребенок прямо из детского сада идет в школу. Казалось бы, он должен лучше учиться, а он учится хуже. После детского сада должна быть переходная ступень, которая всячески организует ребят, заставляет обращать внимание на организующие моменты. Переход к школе очень труден: был дошкольник прекрасный — и руки мыл, и товарищ хороший, а пришел в школу — первый бузотер. Нужно, чтобы была переходная ступень — чтобы ребенок проходил через нулевую группу. Мы надеемся, что будет достаточно дошкольных групп и всех дошкольников сумеем охватить. А вот как подойти к школе? Мне кажется, что нулевые группы должны быть сочетанием элементов дошкольных с некоторыми школьными. Ребенка в этом возрасте тянет читать, в особенности когда сейчас грамотность растет вокруг: видит — все с газетами, все читают, и он тоже хочет читать. Малыши иногда делают вид, что читают: ребенок берет газету, держит и повторяет те фразы, которые он уловил, — как будто читает. Стремление к учебе в это время есть у ребенка — хочется поучиться, и тут нужен правильный подход. Мне кажется, что зря мы Монтессори целиком выбросили, хотя и понятно, почему и откуда это взялось. Дело в том, что Монтессори, создав очень интересные пособия, проводила при помощи их архииндивидуалистическое воспитание, старалась разъединить ребят, в общем — это архибуржуазное дошкольное воспитание. Но, говоря о пособиях Монтессори, мне кажется, следовало бы другими глазами на это дело посмотреть.
Мы говорим в настоящее время о том, как нам вделать нашу школу, наши дошкольные группы политехническими. Иногда мы тут хватаем через край. Я не знаю, верно ли это, но уже будто бы думают о том, что должны делать дети-дошкольники на фабрике, — за что купила, за то и продаю. Может быть, на самом деле таких чудовищных преувеличений и нет. Дело в том, что все же какие-то определенные навыки мы должны ребятам дать, и навыки такие, какие их интересуют. Если наблюдать за ребенком, то вы видите, как упорно ребята проделывают часто одно и то же. Если попалась интересная игра, то ребенок бесконечное число раз проделывает одно и то же, пока он этим не овладеет, и это ему не надоедает. То же самое бывает и со стихами. Я наблюдала за одним парнишкой четырех-пяти лет. Заставил меня говорить ему стихотворение. Ну, думаю, ладно, буду говорить до тех пор, пока он требует. Кончу, а он говорит: «Еще». Пятнадцать раз пришлось сказать — он терпеливо пятнадцать раз прослушал. Взрослый не мог бы этого вытерпеть. У ребенка обычно есть потребность овладеть словом. Он не так слушает, как мы. Он как-то улавливает слова по-другому. Я не знаю, какая у него в голове идет работа. Это — потребность его организма.
Когда ребенок раскладывает предметы, делает то же самое. Например, у Монтессори есть занятие: вкладывание одного ящика в другой — ребята могут с этим возиться до бесконечности. Вот такие занятия дают определенные навыки. Я. конечно, плохо знаю это дело, сама никакого отношения к дошкольному делу не имею, и поэтому я и пособий Монтессори не видала, но где-то мельком читала, читала о том, как приспосабливают к русским условиям пособия Монтессори. Я думаю, что надо сейчас обратить внимание на пособия Монтессори и приспособить их к нашим российским условиям. А мы чему учим в детсаде? Всю осень листья собираем. Мы должны и на пособия Монтессори обратить внимание и взять то, что нам подходит. Конечно, мы будем своими методами работать, но то, что нам подходит, надо взять, над этим подумать и самим уже дальше идти. Тогда мы наших ребят политехнически лучше подкуем и дадим те навыки, которые им так нужны будут в дальнейшей работе и в жизни.
Мы говорим, что одновременно надо учить и писать и читать, — и в школе спешка страшная идет. В нулевке мы можем применять целый ряд методов, которые в школе не применяются. Например, мне приходилось наблюдать в швейцарской школе, как там обучают письму и чтению, исходя из того, что письмо с чтением можно связать органически. В Швейцарии ребятам дают первый учебник, написанный не печатными буквами, а письменными. Там считают, что так ребята гораздо скорее и прочнее овладевают письмом. У ребенка не получается раздвоения внимания: ведь трудность в том, что в книгах для чтения буквы печатные, а писать надо их по-другому. Ребенок старается скопировать с печатных букв, и от этого почерк портится. Если ребята будут видеть только хорошо написанные слова, то у них этого раздвоения не будет, ребенок будет быстрее и лучше овладевать грамотой. Научившись читать по написанному, ребенок легко перейдет потом на печатный шрифт — это происходит само собой, не затрудняет ребят. Мы должны попробовать это для нулевых групп, как это выйдет.
Надо изучить целый ряд новых приемов, которые бы помогли ребятам. Надо, чтобы была правильная организация школьного процесса труда. У нас в школе еще сильны привычки старого: «Где книжки?» — «В шкафу». — «Где ключ от шкафа?» — «У Пети». — «А где Петя? Позовите Петю». А Пети в это время не окажется. Раньше в школе были звенья, теперь они называются бригадами. Но, чтобы с толком наладить работу, нужна продуманная организация: как подобрать сначала маленькую бригаду, тройку какую-нибудь, которая должна научиться распределять работу так, чтобы каждый был занят, как-то один другому помогал. Надо, чтобы ребята научились рассчитывать время, силы, умение. Ведь жизнь сейчас требует громаднейшей организации, и школа также требует этой организации. Когда ребенок приходит в школу, на него наваливается программа и учительнице некогда особенно возиться с ребятами. Правда, лучшие учителя вопросам организационным уделяют определенное время. Мне кажется, что многими организационными навыками ребенок должен овладеть в нулевке. На эту сторону дела нужно обратить внимание: чтобы ребенок, придя в школу, умел коллективно работать, читать, писать и самостоятельно работать.
В нулевке очень важно сочетание учебы с игрой. Я просматривала программу по нулевке, и меня удивило, что очень мало там игры. Как-то мы очень по-серьезному к ребятам подходим и забываем, что игра — это тоже учеба. Например, подвижные игры учат бежать туда, куда надо; так быстро, как надо; сказать то, что надо; тому, кому надо; в то время, когда надо. Всеми этими умениями надо овладеть.
Конечно, нельзя превращать нулевку в детский сад: возраст детей уже такой, что требуется гораздо большее, и нужно программу составить так, чтобы дать определенные знания. Мы должны работать в нулевке такими методами, которые ребят вооружают знаниями поосновательнее.
Все говорят сейчас о недостатках наших программ, которые заключаются в том, что в них не учитывается возраст ребенка. Мы считаем, что ребенок все может от природы. У нас и в детских садах то же самое — ребенок «все может»: часто такие трудные вещи ребятам рассказываем, которые по их возрасту совсем для них не подходят. Нам нужно учитывать возраст ребенка, его возможности.
Мне как-то пришлось жить в деревне вместе с одним товарищем, который долгое время жил во Франции и мальчик его воспитывался во французской школе. Мальчик сидит и слушает, что взрослые говорят (это был 1906 год, и разговоры все были о кадетах). Мальчик слушал, а потом и говорит: «Папа, кадеты — это то же, что французские радикалы». Отец расцвел: «Какой у меня сынишка умный, какие вещи говорит: сравнение провел между радикалами и кадетами». На другой день смотрю: стоит мальчик у окна, прильнувши к стеклу, и смотрит, как финляндские ребятишки на лыжах катаются (дело было зимой в Финляндии). Я ему и говорю: «Что же ты?! Иди, покатайся». А он отвечает: «Как я пойду, они ведь простые». С одной стороны, говорит о кадетах и радикалах, а с другой стороны, не может играть с ребятишками, потому что они «простые». Он, видимо, просто повторил то, что от кого-то слышал про радикалов и кадетов — ничего не соображая, повторил, — а самого элементарного общественного отношения не понимает.
Нам обольщаться нельзя тем, что ребята у нас хорошо говорят. Говорят ребята у нас бойко, говорят иной раз такие вещи, что послушаешь — и сердце старое радуется. Но надо вглядеться поглубже. И вот я думаю, что в нулевке надо ребят учить не просто повторять заученные фразы, а надо, чтобы они смысл их поняли. Лучше поменьше, но поосновательнее. Потом лучше пойдет.
Надо ребят приучать также к чистоте, научить класть вещи на место.
Насчет изучения ребенка. По-моему, это одна из основных задач: надо хорошо знать ребенка. Если знаешь ребенка, то знаешь, что с ним делать. Взять, например, вопросы второгодничества. На какой почве это происходит? У учителя часто ребят очень много, он и не знает ребенка, не знает, почему у ребенка промашки. Сейчас у нас человек по сорок бывает в нулевке, и это затрудняет дело. Но все же в нулевке, где не только одна учеба, а где и игры, ребят узнаешь все же больше, чем в классе, где учеба более книжная. Мы можем создать в нулевке не столь книжную учебу, можем лучше узнать детей. Правда, если большая группа, то будут большие затруднения в этом отношении. Если взять французскую школу, то там есть так называемые «материнские школы» — большие группы, человек до ста: это делает невозможной педагогическую работу. Я спрашивала, когда была в эмиграции, у одной работницы: «Что у вас ребята делают в этой школе?» Она говорит: «Там детей учат обезьянничать: учительница сделает руки так — и они так делают». Конечно, тут учеба сводится к обезьянничанью, но я думаю, что при менее многочисленных группах руководительница будет находить пути к изучению ребят. У нас ведь другие методы работы, и на руководительницах лежит обязанность не обезьянничать учить, а вооружать малышей определенными знаниями и умениями.
