— И вы полезли? — спросила Ольга Арчиловна, на лице которой появилось отвращение.
— А что делать? — развел руками Рубцов-Банипартов. — Приходилось играть в поддавки… Этот случай я тоже напомнил ему там, в особняке… Говорю: больше не собираюсь таскать для тебя уток из вонючего болота!.. Он этак сквозь зубы процедил: будешь таскать, как миленький… Я был тогда уже на пределе. Думаю, врезать ему, что ли, промеж рогов? До того мне была омерзительна его холеная рожа!.. Все-таки взял себя в руки. Хватит, говорю, погорячились. Надо искать выход, потому что Пляцковский так дело не оставит. Утро вечера мудренее, завтра встретимся, подумаем, позвоним кое-кому… Ей-богу, разошлись бы мы тогда по-мирному, ничего бы не случилось. Но… — Обвиняемый тяжело вздохнул. — Видно, от судьбы никуда не уйдешь… Воды можно, граждане следователи?
— Пожалуйста. — Чикуров налил ему воды. Рубцов-Банипартов медленно выпил ее, отдал стакан.
— Да, от судьбы никуда не уйдешь, — повторил он. — Я уже было направился к двери, он приказывает: стой! Выход один — бери все на себя! Мол, ослабил контроль в цехе по производству «Бауроса», не доглядел, прошляпил и так далее… Мы с помощью товарищей замнем… Я говорю: басни эти пой кому-нибудь другому. Тут пахнет уголовным делом. Как начнут раскручивать — докопаются до всего… Ну что ж, отвечает он, одному, срок дадут меньше, и колония будет с режимом помягче. Это я, мол, устрою и еще гарантирую, что каждый месяц твоя семья будет получать пятьсот рублей… Я, ей-богу, опешил, спрашиваю: ты серьезно? Он говорит: вполне… Я и рявкнул: садись сам, если ты такой умный, я твоей семье в месяц тыщу обещаю!.. Ростовцев обозвал меня последними словами и пригрозил: если не соглашусь, он через своих дружков сделает так, что на меня еще повесят и покушение на Баулина. Тогда, мол, на вышку потянет… Я прямо обезумел! Он еще смеет грозить, гнида этакая!.. Последней каплей были его слова… Доподлинно привожу: «Запомни, ты никто! Скажи спасибо, что я пока забочусь о тебе… Пшел вон!» А сам преспокойно уселся за стол, словно меня и не существует вовсе…
Рубцов-Банипартов нервно хрустнул пальцами, несколько раз судорожно сглотнул. Его не торопили, понимали, что сейчас для обвиняемого последует самое тяжкое признание.
— Меня трясло!.. — заговорил Рубцов-Банипартов. — Я готов был перегрызть ему горло зубами!.. От такого состояния пот с меня бежал градом… Полез за платком… Вспомнил: пистолет… А в голове — тук-тук-тук… Словно бес нашептывает: убей гада, всем будет лучше… Выхватил наган, шагнул к нему… Эта сволочь, кажется, что-то почувствовала… Он чуть приподнялся со стула… Я… Я… Приставил дуло к виску и сквозь платок нажал на курок… Как бабахнет!.. Все!.. Он упал лицом на стол…
Рубцов-Банипартов опять замолчал, сидел обмякший, жалкий. На его худом, изможденном лице затухал ужас вновь пережитой сцены.
Дальнейший рассказ его протекал вяло, как будто из обвиняемого вышла вся жизнь, осталась лишь внешняя оболочка. По словам Рубцова-Банипартова, после выстрела он пришел в себя не скоро. Первая мысль — скорее бежать из этого дома! Он действительно выскочил во двор. Через дверь. Свежий воздух подействовал на него несколько отрезвляюще. Вот тогда и возникла мысль инсценировать самоубийство Ростовцева.
Он вернулся в дом, закрыл наружную дверь на ключ. Затем прошел в кабинет, поднял брошенный ранее на пол наган, приложил к его рукоятке безжизненную руку Ростовцева.
Создав видимость, что генеральный директор «Интеграла» покончил с собой, Рубцов-Банипартов теперь уже покинул особняк через окно кабинета.
Уехал он из Березок 27 июля, через день, успев дать задание через секретаршу Ростовцева его шоферу, чтобы тот встретил жену Аркадия Павловича.
Потом была Теберда, инсценировка своего самоубийства…
— На что вы надеялись? — спросил Чикуров. — Какую цель преследовали?
— Я не особенно верил, что вы примете смерть Ростовцева за самоубийство… Но несколько дней выигрывал, — признался обвиняемый. — Вы ведь должны все проверить — разные там экспертизы, анализы… И анонимку я послал вам, Игорь Андреевич, с той же целью — потянуть время…
— «Самоутопление» вы обставили довольно грубо, — заметил Чикуров. — Даже пожалели оставить вместе с одеждой свои фирменные часы. Купили дешевые…
— Жаль было расставаться с «Ориентом», — смущенно произнес Рубцов-Банипартов. — Простая человеческая глупость: ворочаешь тысячами, а горишь на копейках… С «Ориентом», конечно, я сплоховал… Но другая моя ошибка была совсем непростительна. Совершенно вылетело из головы, что Азочка знала о Варничевой… Башковитый у вас этот опер, прибалт. Латынис обставил меня, как мальчишку…
— Вы на самом деле хотели жениться на Татьяне Николаевне Варничевой? — спросила Дагурова.
— Возможно, и женился бы, — помедлив, ответил обвиняемый. — Сначала хотел поближе узнать. Ведь она даже не представляла, что за мной тянется.
— Андрей Романович, — спросила Ольга Арчиловна, — неужели вы никогда не задумывались, что станет с вашей женой и детьми? Каково им теперь?
— Ольга Арчиловна, умоляю, не надо об этом, — чуть не плача, произнес обвиняемый. — Как немного забудусь, так передо мной встают Ромка и Коляшка… Почему-то всегда держатся за руки… Такая тоска берет — жуть! Хочется разбежаться и головой о стенку!.. Чтобы дурацкие мои мозги повылетели!..
Рубцов-Банипартов уставился в пол безумными глазами.
Чикуров решил на сегодня закончить. Допрос измотал обвиняемого, следователей, прокурора.
Когда Рубцова-Банипартова увели, все расслабились. Игорь Андреевич опустил пониже узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, закурил. Но мысли все еще вертелись вокруг того, что удалось установить в ходе следствия.
— Игорь Андреевич, — прервала молчание Дагурова, — вы посмотрите, куда гнет Рубцов! Хочет убедить нас, что убил Ростовцева в состоянии аффекта?
— Точно, — подтвердил Харитонов. — Хитер. А я убежден, что он это сделал для того, чтобы трупом Ростовцева прикрыть свою безопасность. С мертвого взятки гладки. И следствие не станет копаться в хозяйственных махинациях «Интеграла»…
— Да-а, — протянул Чикуров, — работенки, чувствую, не на один месяц… Наворотили дел Ростовцев и компания… Никита Емельянович, к вам будет просьба: подключите ко мне, пожалуйста, Макеева, когда он вернется из отпуска. Хорошо?
— А это уж вы будете решать с новым прокурором, — ответил Харитонов.
— Как с новым? — удивился Игорь Андреевич. — А вы?
— Ухожу. Подал заявление…
— Вот те на! — вырвалось у Дагуровой. — Почему так вдруг?
— Пора… И не имею теперь морального права оставаться… Такое творилось под боком!..
Сознавая справедливость слов Харитонова, Ольга Арчиловна, однако же, постаралась смягчить его переживания.
— Ведь были еще народный контроль, ОБХСС…
— Проморгали, как и я! — в сердцах произнес Харитонов. — Кстати, о никудышной работе ОБХСС я уже сделал представление. Потребовал освободить начальника, а других наказать… Стыдно! Всем нам в районе должно быть стыдно!.. Для чего здесь существует милиция, прокуратура, если не смогли разоблачить безобразия в клинике и «Интеграле»! Москва за нас должна работать, да? Мы были обязаны сделать то, что сделали вы! Так, Игорь Андреевич?
— В принципе — да, — кивнул Чикуров.
— Как прокурор, я уйду на пенсию. Но коммунистом ведь остаюсь! И готов отвечать. Вы знаете, что намечено на бюро обкома обсудить вопрос о том, что творилось в Березках?
— Нет, не знаю. Но это правильно.
— Уверен, спросят с каждого. Накажут кого надо.
— Наказание — не главное, — заметил Игорь Андреевич. — Выводы надо сделать. Оздоровить обстановку…
— Совершенно верно. Усилить службу ОБХСС, увеличить число народных контролеров, дружинников…
— Так ведь дело не в числе, Никита Емельянович, — покачал головой Чикуров.
— Разумеется. В «Интеграле» не мешало бы ввести должность заместителя директора по контролю за качеством. Тогда наверняка не пройдет халтура вроде той, что продавали в Попове.
— Здесь я с вами не согласна, — сказала Дагурова.
— Почему? — недоуменно посмотрел на нее райпрокурор.
— Еще Гоголь хорошо сказал: «Человека нельзя ограничить другим человеком: на следующий год окажется, надо ограничить и того, который приставлен для ограничения, и тогда ограничениям не будет конца…» Понимаете, в нашем обществе каждый должен быть контролером! Чувствовать и знать, что он хозяин на своей земле! Все наше достояние — это достояние каждого, его надо беречь! Вот тогда…
Никита Емельянович поднял голову, внимательно посмотрел на Дагурову, хмыкнул и проговорил:
— А что каждый — верно… Я вот думаю, думаю и никак не пойму, как удалось Банипартову и присным заморочить всем голову? Наваждение какое-то…
