Это не мог быть призрак Крикуна Малтринчема с перерезанным горлом. Порочный виконт не мог оказаться во втором классе, даже мертвый. На локомотиве № 3473-5 призраков и без него хватало. Может быть, лорд Килпартинджер снова показался? Или обесчещенный старый Дональд Мак-Ридли (если, конечно, он мертв)? Безголовый кочегар? Кто-то из пассажиров, погибших в 1931 году? Одна из утопленных в Лох-Гаэре ведьм?
Пока он осматривал вагон, стало темнее. Оглянувшись, Ричард увидел, что стекло в двери между вагонами стало непрозрачным (кто-то опустил шторку?), и вагон-ресторан теперь был не виден.
— Гарри! — позвал он, чувствуя себя ужасно глупо.
Что-то пробежало мимо туалета. Быстрые, легкие шаги. Это точно не был неуклюжий Гарри Катли. Это могла быть большая кошка. Железнодорожники ведь держат кошек. В «Матушке Опоссум» была кошка. Правда, обычно их держат на вокзалах, а не в поездах.
Еще Катриона Кайе любила повторять, что иногда наблюдатели сами порождают призраков, а некоторые места просто облекают их в видимую форму. Разве за Гарри до сих пор не охотился кто-то из членов культа пумы? Разве Анетт не беспокоит что-то, связанное с войной? Ее «оно», ее Самое Страшное? Некие сущности улавливают твой самый жуткий кошмар, твои худшие воспоминания и самые темные тайны и бросают их тебе в лицо. Но ничто не выискивает в тебе минуты наивысшего счастья, затаенные мечты и самые захватывающие сны, никто не преподносит их тебе на тарелочке. Как там Волшебные Пальчики назвал это? Закон подлости?
Ричард вспомнил отцовский совет, как отделаться от тигра, если ты безоружен. Нужно сильно ударить его по носу, как будто ты стучишь в дверь. Всего один раз. Это покажет, что тебя нельзя беспокоить. После этого большая кошка убежит, как котенок, на которого брызнули водой, отложив твое убийство, растерзание и поедание на другой день. Пума — это всего лишь уменьшенный вариант тигра, поэтому совет майора Джеперсона на нее тоже должен подействовать. Разумеется, отцу никогда не приходилось испытывать этот способ защиты от тигров на практике. Эта мудрость передавалась в семье из поколения в поколение, никто ее не проверял, но с ней было спокойнее.
— Гарри?
Теперь уж Ричард чувствовал себя совсем как идиот. Едва слышная легкая поступь не могла принадлежать Гарри Катли.
Он вернулся по коридору мимо купе (тряпичного вороха все еще не было) к туалету и двери в соседний вагон. Шел он расслабленной походкой, сдерживая желание закричать и броситься бежать. Пума была кошмаром Гарри, а не Ричарда Джеперсона.
На пятачке между туалетной кабинкой и дверью никого не было. Так он думал. Ричард положил руку на дверную ручку, но затем убрал ее. Нельзя возвращаться к Анетт и Майлзу без известий о Гарри, но уходить дальше по вагонам, не сообщив им о своем видении, даже если это могло вызвать шум, тоже не хотелось. Фактически главным в их группе был Гарри, и, уходя, он должен был оставить инструкции. Не то чтобы Ричард стал бы им следовать. Вот если бы это был Эдвин Винтроп, тогда другое дело. Или Катриона Кайе, хотя она никогда никому не давала инструкций. Она только предоставляла информацию и деликатно подталкивала в нужном направлении.
Снова в голове заблеял жиденький голосок: он всего лишь юноша, он не готов к этому, он даже не знает точно, что это. К черту нытье, сказал он себе строго, стараясь повторять интонации Эдвина или отца. Ты член клуба «Диоген». Ты вхож в святая святых. Ты потенциальный Самый ценный член клуба. Тебя к этому готовили. Ты один из чувствующих, Талант.
Щелк. Он скажет Анетт, что Гарри ушел далеко по вагонам, потом предложит подключить к поискам Арнольда. Это же поезд, здесь невозможно исчезнуть (правда, лорду Килпартинджеру это удалось). Гарри просто где-то выблевывал свой пирог, его не пленил безголовый кочегар и не растерзал призрак пумы.
Ричард открыл дверь. И оказался не в вагоне-ресторане, а в спальном вагоне первого класса, освещенном тусклыми, мерцающими под потолком лампами.
В конце коридора, у открытой двери одного из купе, стояла маленькая фигура в голубой пижаме, украшенной космическими ракетами, спутниками, лунами и звездами. К шее ее была крепко привязана бирка. Пышные рыжие волосы ниспадали на грудь, почти скрывая лицо. Был виден только один глаз, и он смотрел на него.
Как звали эту девочку? Он был таким же забывчивым, как Гарри.
— Ванесса? — вспомнилось ему. — Почему ты не спишь?
Отложив на время загадку исчезнувшего вагона-ресторана, он подошел в девочке и присел перед ней, убрав волосы с ее лица. Она не плакала, но что-то явно случилось. В ее облике он увидел пустоту, которую он прекрасно знал, потому что сам был наделен такой же. Он изобразил улыбку, и девочка не скривилась в ответ. По крайней мере, она не считала его оборотнем, чья голова может украсить стену над камином. Она не засмеялась в ответ.
— Что случилось?
— Сны, — сказала она, обняв его за шею на удивление крепко и приблизив губы к самому его уху. — Плохие сны.
V— …И потом, цыпленок, их стало двое.
Волшебные Пальчики с сожалением подумал, что знаменитые удобства «Шотландской стрелы» не включают кофеварки эспрессо. Он мог бы с помощью порции кофе наполнить энергией старую серую губку, разбудить сверхчувства и заставить их работать сверхчетко. Как большинство сов, он жил на кофе.
Анни, сложив губы, посмотрела на дверь, за которой исчез сначала неудачник Гарри, а потом малыш.
— Ты говорила, что нам не следует разделяться, и была в этом очень даже уверена, — сказал он. — Нужно было занять круговую оборону.
— Ты не помогаешь, — сказала она.
Он заразился от нее волнением? Когда Анни что-то было непонятно, все вокруг обливались холодным потом. Такова обратная сторона ее таланта.
— Спокойнее, спокойнее, — сказал он. — Добавь ледка.
Она кивнула, понимая, что он имеет в виду, и попыталась последовать его совету. У нее в голове существовал переключатель, который отключал рецепторы, отвечающие за страх. Без него она бы не пережила войну.
Дэнни Майлз во время войны был слеп. Его вместе с другими жителями Ист-Энда эвакуировали на живописные просторы Уэльса. За свои первые двенадцать лет он научился ориентироваться в родном районе Стритем по звукам, запахам, прикосновениям и вкусу, но новая обстановка (холодные порывы ветра, речь такая, что язык сломаешь, бутерброды с жареными водорослями на ужин) превратилась для него в лишенный каких бы то ни было ориентиров ад. Он сбежал с фермы мистера и миссис Джонс и на ощупь вернулся через три графства домой. Но, добравшись до своей улицы, он узнал, что ее уже не существует, а его мама и тетя Брид уехали в Брикстон. Множество лондонских детей убегали из деревень и сел, куда их отправляли на время немецких бомбардировок. Многие бежали не от бутербродов с водорослями и уик-эндов в скучной церкви, а от непосильного труда или издевательств, но, как правило, они были зрячими. Его путешествие длилось девять дней. Мама сначала не могла решить, что с ним делать, то ли отправить обратно к Джонсам с биркой на шее, то ли оставить в Лондоне и прятать его во время налетов в бомбоубежищах.
Поскольку Дэнни родился слепым, ему было трудно понять саму идею слепоты и осознать, что его сверхчувства являются чем-то необычным. А потом в его мозгу как будто щелкнул выключатель. Никаких чудесных операций, никаких ударов по голове, никаких целителей и религиозных наставников — словно передним неожиданно распахнулась дверь. Когда это случилось, в городе как раз было затемнение, так что видеть особо было нечего… Пока не взошло солнце. После этого он, наверное, целую неделю орал, как сумасшедший. Вначале яркий новый мир в его глазах оттеснил привычные звуковые и осязательные шаблоны, которыми он привык обходиться, но, когда все успокоилось, оказалось, что слух его необычайно обострился. Вскоре он уже умел играть практически на всех музыкальных инструментах. Тогда-то он и заработал прозвище Волшебные Пальчики. А потом на сцену вышел Эдвин Винтроп, им заинтересовался клуб «Диоген», и он был признан наделенным талантом.
Он уже много лет занимался этим делом. В 1953 году он разоблачил фантома «Фестиваля Британии». Потом сорвал планы Банды Безумных. Снял взрыватели с последних бомб психологической пропаганды Геббельса. Очистил Лондонский зоопарк от призрачной гориллы и обезьянки Армады. Но это было не основное его занятие, хоть оно и превратилось для него в привычку. Некоторые джазмены глотали таблетки, играли на тотализаторе, спускали деньги на выпивку или гонялись за юбками. Он боролся с привидениями и прочей бесовщиной. И не с теми призраками, которые пугают людей старыми тряпками, а с теми, кто может укусить в ответ. С такими, как пожиратели сердец. Как локомотив № 3473-5. Последний случай был непростым. Хуже фантома. Хуже призрачной гориллы. И он знал это. Анни и малыш тоже знали это, но у них не было сверхчувств. Они не могли осознать, насколько это на самом деле было страшно. Даже не страшно — жутко.
