поставить точку в споре.
Суд был скорым
Суд над Дмитрием Богровым состоялся 9 сентября 1911 года в печально знаменитом “Косом капонире” Печерской военной крепости. Был он стремительным, словно желали поскорее избавиться от убийцы и не были намерены копаться в самой истории.
Быстрое следствие, закрытый суд, решение, которое нельзя было обжаловать и оспорить. Передача дела Богрова из обычного окружного в военно-окружной суд. Действия властей было понятны: военные суды снисходительности к террористам не проявляли, решение принимали в короткий срок.
Мрачное здание капонира, неуклюжее, как медведь, располагалось в правом углу крепости и напоминало зверя потому, что благодаря своей необычной конфигурации возвышалось над недоступным обрывом. Так строили крепости в старину, чтобы никто не смог в них пробраться и не смог из них выбраться.
Бежать из “Косого капонира” было делом невозможным. Лишь узкая собачья тропинка пролегала возле векового земляного вала, а дальше был крутой обрыв, по которому никто не смог бы подняться, даже если бы и захотел.
Из глухих окошечек, переплетённых металлическими прутьями, открывался вид на ужасную Лысую гору, ставшую местом казни осуждённых военным судом.
Само здание “Косого капонира” было одноэтажным, сложенным из хорошо обожжённого кирпича. Так основательно строили лишь в прежние времена.
Вот что рассказывает очевидец, побывавший в том мрачном здании:
“Местный краевед провёл меня через ворота во двор — узкий треугольник, стороны которого составлены высокими корпусами.
— В то время здесь были дубовые ворота, — заметил он, — не металлические. Металлические двери сварили уже при советской власти...
Мой гид направился к стене, и лишь тогда я заметил небольшую дверь, прикрытую решёткой. По его решительному шагу было видно, что бывал он здесь не раз и хорошо ориентировался.
— Идите за мной, — позвал он и шагнул в коридор.
Извилистый коридор терялся во мраке. Единственная лампочка, висевшая над нами, дорогу не освещала.
— В тот год её здесь не было, — заметил он, — я уточнял. В тот год здесь был такой же мрак.
Потом он показал на подвалы, заметив, что они были самым мрачным местом крепости — в них сочилась вода, ползали крысы и отдавало плесенью.
— Здесь были карцеры, — со знанием дела объяснил он, — но, думаю, вы их смотреть не будете.
— Нет, — ответил я. — А вот на Лысой горе побывать не мешало бы...
— Пройдёмся, — уверил мой провожатый. — Здесь недалеко.
Мы шли в камеру, где в 1911 году судили Дмитрия Богрова, чтобы представить, как проходил суд, увидеть место, где он проходил.
Винтовая лестница вела на второй этаж. Над верхним коридором нависал сводчатый потолок, в стене были двери, на которые обратил моё внимание провожатый:
— Раньше здесь не было глазков и форточек.
На дверях висели тяжёлые замки. Мы шли мимо них, направляясь в угол, откуда узенькая лестница вела наверх. Она была так тесна, что пройти по ней мог только один человек, да и то если он шёл бочком.
Поднялись и мы, и перед нами оказалась очередная дверь. Краевед сказал мне:
— В тот год она была окована железом... Здесь и держали Богрова. В этой секретной камере пребывали самые важные преступники... А теперь пройдём с вами в самую большую камеру капонира, туда, где проходил суд над Богровым.
Накануне суда, 8 сентября, Богрову вручили обвинительный акт.
— Ознакомьтесь, — сказали ему.
Богров попросил карандаш и бумагу.
— Для чего? — спросил тюремщик.
— Я хочу дать важные сведения.
— Не положено, — ответил тот и закрыл дверь, выпуская из камеры офицера военного суда, передавшего акт.
И засов камеры с резким лязгом задвинулся.
Заседание военного суда проходило в камере второго этажа. Сюда доставили стулья и самый большой стол, какой только могли пронести по коридору. На стол постелили красное сукно. За ним разместился суд: генерал Рейнгартен, полковник Акутин, подполковник Мещанинов, подполковник Кравченко и подполковник Маевский. Председательствовал генерал Рейнгартен. Обвинителем выступил прокурор киевского военного суда генерал Костенко. Секретарём был Лесниченко.
Адвокатов не было — Богров от защиты отказался.
В камеру, которую во многих публикациях авторы почему-то называют “залом заседаний” и “залом суда”, допустили исключительно представителей высшей администрации и судебной власти. В документах находим имена тех, кто попал в этот “судебный зал”, — министр юстиции И.Г. Щегловитов, киевский генерал-губернатор Ф.Ф. Трепов, командующий войсками Н.И. Иванов, киевский губернатор А.Ф. Гирс, прокурор судебной палаты Чаплинский, прокурор окружного суда Брандорф, судебный следователь по особо важным делам В.М. Фененко, комендант крепости Медер, губернский предводитель дворянства Куракин, Алексеев, Зальц и другие. Всего около двадцати человек — об этом свидетельствуют документы.
Заседание началось в четыре часа дня. Проходило оно при слабом свете керосиновой лампочки, которую заранее принесли тюремщики. Богрова доставили в суд под конвоем. На нём осталась та же одежда, в которой он был в театре, — фрачная пара, но манишка, манжеты и галстук отсутствовали. Было ясно, что их изъяла стража, чтобы обвиняемый не смог совершить самоубийство. Такова была тюремная инструкция — не оставлять арестованному никакого шанса уйти от судебного разбирательства.
Обвинительный акт был написан на трёх листах, но прокурор читал его минут тридцать. Он мог прочитать текст и быстрее, но, как многие прокуроры, выступающие с обвинением, не мог отказать себе в удовольствии провести всё чинно и торжественно, ибо ему представился необычный случай — он обвинял убийцу главы правительства.
Прочитав обвинение, генерал Костенко удовлетворённо посмотрел на председательствующего, окинул взглядом членов суда, сидевших с ним рядом.
— Приступаем к допросу свидетелей, — объявил председатель суда.
Свидетелей оказалось всего семеро, хотя суд вызвал двенадцать человек. Среди неявившихся были сановники, на глазах которых ранили Столыпина. Их показания, данные следствию, на суде не зачитали, кроме одного.
Допрошен был только Кулябко.
— Допрашивать остальных не имеет смысла, — решил генерал Рейнгартен.
Приступили к допросу Богрова. Суд хотел знать, как происходило всё на самом деле.
— Я прошу, чтобы господин Кулябко остался здесь во время моего показания, — сказал Богров.
— Ваше желание суд удовлетворяет, — произнёс председатель, и Кулябко остался.
Богров рассказал, как он морочил охране голову. Он повторил всё то, что уже сказал во время следствия, ничего нового не прибавил.
Ему задавали вопросы. Естественно, все они сводились к самому главному: как к нему попал билет на торжественный спектакль.
— Билет мне передал Кулябко через филёра охранного отделения, — в который раз объяснял Богров. — Было это
