приют мерзости.
Свое слово Утер держал до последнего дня жизни.
Когда вероломный Дунаут прослышал о смерти Аврелия, он собрал советников и поскакал в крепость Горласа Тинтагиль обсудить, как получше это использовать. В тот же день он разослал гонцов к Коледаку, Морканту и Кередигауну, зовя их присоединиться к нему. Без колдовства ясно, о чем они там сговаривались.
К чести Горласа, тот, хоть и принял Дунаута с почетом, в крамольных беседах участвовать не пожелал. Даже позднее, когда приехали Коледак и Моркант, Горлас остался верен Аврелию из уважения к памяти Верховного короля и ради своей дочери.
— Однако Аврелий мертв, — убеждал Дунаут, — ты свободен от клятвы и волен не присягать его брату.
— Ты сам можешь стать Верховным королем, — вставил Коледак, который отнюдь так не думал, — и в таком случае не совершаешь никакого предательства.
— Я человек чести! — воскликнул Горлас, — и ваши лукавые слова меня не убедят.
— Не понимаю, — возмутился Моркант. — Ты говоришь о чести, о лукавых словах, как будто мы вовсе не думаем о благе королевства. Нам нужен сильный король. Аврелия нет, а поскольку мертвого не воротишь, следует в память о нем сохранить мир в нашей стране.
— В память о нем я сохраню верность своей клятве, — непреклонно отвечал Горлас.
При всей своей любви к Аврелию он еще больше любил собственную дочь, и в конечном счете любовь к Игерне его сгубила.
Утер, разумеется, не мог снести такого оскорбления. Он досадовал, что не все в один голос его поддержали, тем более, что Аврелий на смертном одре завещал ему довершить начатое. Менее всего ему хотелось начинать снова уже выигранную войну.
Была, разумеется, и еще одна причина личного свойства.
Поэтому, когда Кередигаун, чьи земли Утер спас от Пасцента и Гиломара, известил его о тайном совещании мятежных королей в западной твердыне Горласа, Утер, ни минуты не теряя, собрал своих воинов и поскакал к Тинтагилю.
Глава 12
Лето было в разгаре: дни, яркие, как начищенный клинок, сменялись тягуче-сладостными ночами. А мы с Пеллеасом, завершив свои труды, вернулись в Инис Аваллах.
Я обещал служить Аврелию, не Утеру, и, несмотря на прошлые одолжения, Утер ясно дал понять, что после коронации он в моих услугах советчика не нуждается. Меня это не огорчило. Сказать по правде, я был рад случаю отдохнуть.
В результате весть о событиях в Тинтагиле дошла до меня с большим опозданием. К тому времени семя грядущих бед уже легло в землю.
Странное дело: я, часто стоявший в гуще судьбоносных событий, которые был не в силах предотвратить, как правило, не попадал туда, где вполне мог остановить надвигающееся несчастье. При мысли о тех ударах, которые я сумел бы отвести, о кровопролитиях, которых удалось бы избежать, сердце мое сжимается от боли.
Великий Свет, нелегкую долю Ты нам назначил!
Итак, я довольно долго жил с Дивным Народом, питая израненную душу спокойствием Аваллахова острова. Какие надежды я возлагал на Аврелия! Как много он обещал! Смерть его стала для меня тяжелым ударом. Однако я помнил полученное откровение, то, что я поведал Утеру: в его роду появится сын, который превзойдет даже Аврелия. Сознание этого утешало, хотя я по-прежнему не знал, где и когда родится обещанный мальчик.
Как я сказал, дух, озаряющий события, подобно ветру, веет, где хочет, и свет его порой столько же проясняет, сколько и затемняет.
Харита радовалась, что я снова с ней. Она умела дорожить временем, которое мы проводили вместе, не требуя большего. Есть любовь, которая душит, которая сама гасит пламя, дарующее свет и жизнь. Такая любовь — ложная, и Харита давно научилась отличать ее от истинной любви.
Она овладела наукой врачевания и теперь посвящала свои дни раненым и больным. Знаниями она была обязана монахам из Святого храма и тем Обитателям холмов, с которыми изредка встречалась. Лечила она в ближайшем монастыре, куда обращались за помощью все страждущие.
Мы провели вместе много счастливых дней, и я готов был оставаться на вершине Тора бесконечно, если бы не срочный зов Утера.
Как-то вечером двое всадников подъехали к церкви под холмом святилища и стали спрашивать про меня. Монахи объяснили, куда ехать. Хотя небо было еще светло, гонцы решили дождаться следующего дня, страшась приближаться к Тору после заката.
Как только встало солнце, они проехали по дамбе и поднялись к дворцу Аваллаха.
— Мы ищем Эмриса, — объявили они, когда их впустили во двор.
— Вы его нашли, — отвечал я. — Что вам от меня надо?
— Мы от Верховного короля, везем его приветствия, — с грубоватой учтивостью отвечал один. — Он ждет тебя возле крепости Горласа в Тинтагиле. Мы поклялись доставить тебя туда.
— А если я откажусь ехать? — Я не знал этих людей, и они, очевидно, не знали меня.
Посланный отвечал без колебаний:
— Тогда нам велено связать тебя и доставить силой.
В этом приказе был весь Утер, каким я его знал.
— Вы что думаете, — рассмеялся я, — кто-то в силах доставить меня туда, куда я сам не пожелаю ехать?
Они встревоженно переглянулись.
— Пендрагон сказал... — начал первый.
— Пендрагон? — переспросил я. — «Главный дракон» — так теперь величает себя Утер?
— Да, господин, с той ночи, когда Драконья звезда возвестила, что он стал королем, — отвечал посланец.
Итак, Утер, ты все же меня послушал. Да, ему это подходит: Утер Пендрагон. Что ж, ладно, мой трудный друг. Что еще ты усвоил в ту ночь?
Посланцы беспокойно переглядывались.
— Разделите мою трапезу, — предложил я, — а затем расскажете о своем поручении.
Они взглянули на меня с подозрением.
— Не бойтесь, — молвил я. — Вам предлагают гостеприимство — не отказывайтесь.
— Мы и впрямь голодны, — признался один.
— Так входите и ешьте. — Я повернулся к крыльцу, и они с опаской двинулись за мной. Дивный Народ всегда изумляет прочих людей, и в этом есть своя выгода.
— Так зачем вы меня искали? — спросил я, когда мы принялись за хлеб и сыр.
— Не знаем, господин.
— Вам должно быть известно, что делает ваш повелитель. Зачем он послал вас?
— Нам велено разыскать тебя, больше мы ничего не знаем. Много воинов отправились на поиски в разные стороны, — отвечал посланец, словно последнее
