- Я готов узнать, чего он хочет, но только по позволению мессера Алигьери, - сказал я.
- У людей Ланфранко лучше не вызывать подозрений, - рассудил мессер Данте Алигьери. - Я укроюсь и обещаю вам, святой отец, не показывать своего чересчур большого носа. А вы, мой доблестный друг, можете принять этого, как я вижу не слишком желанного гостя.
Священник встал в стороне, загораживая своим тучным телом тайный проход, а Фьямметта, напустив на себя весьма холодный и величественный вид, воссела у моего изголовья.
Спустя несколько мгновений с лестницы донеслись неторопливые шаги, дверь открылась, и в комнату вошел сам трактатор Большого Стола Ланфранко, бывший "Великий Магистр" Ордена тамплиеров Тибальдо Сентилья.
Он был разодет так, будто шествовал прямо на королевский прием. Роскошный порпуэн ярко алого цвета, сверкавший золотыми лилиями и простеганный золотыми же нитями, так и вздувался у него на груди. Тяжелая цепь не менее, чем за полтысячи флоринов, охватывала его шею. Орлиное перо отважно торчало из его берета; на поясе был подвешен меч, мерцавший узорчатым эфесом; обтягивавшие его стройные ноги штаны, что были скроены из самого тонкого, лоснившегося сукна, светились такой непогрешимой белизной, будто и весь Сентилья произрастал из самородка наиболее чистой и совершенной материи, оставшейся от первых дней творения мира.
Не успел он сделать и шага, как с его стороны накатилась на меня такая сокрушительная волна благовоний, что я едва не лишился чувств. Судя по тому, как гневно засопела Фьямметта, ей тоже пришлось туго. Казалось, что Сентилья весь, с головы до ног, натерся амброй, а заодно прокоптился на дровах из сандалового дерева.
- Я рад приветствовать вас, мессер, - обратился он ко мне и подступил ближе.
С двух шагов сквозь чад благовоний пробился и другой запашок, от прошлого копчения. Фьямметта сердито шуршала своим платьем и хмыкала, отвернувшись к окну.
- Соболезную по поводу ваших ран, - продолжил Сентилья свою речь самым невозмутимым тоном, - и надеюсь, что по Божьей милости, вы скоро выздоровеете.
Я учтиво поблагодарил бывшего "Великого Магистра".
- Я также рад приветствовать вас, сударыня, - не менее учтиво обратился Сентилья к Фьямметте Буондельвенто, - и прошу принять мои уверения в полном к вам почтении.
Взглянув на меня, Фьямметта ответила своему давнему недругу тоже вполне вежливым образом.
- Уведомляю вас, сударыня, что ваш брат арестован, - неторопливо проговорил Сентилья и, понаслаждавшись смятением девушки, добавил весьма покровительственным тоном: - Однако я с нетерпением ожидаю завтрашней аудиенции у верховного судьи. Покончив с делами дома Ланфранко, я замолвлю словечко о вашем брате. В последнее время судья проявляет ко мне некоторую благосклонность, и я надеюсь, что вся эта история обойдется вашему брату в не слишком обременительный штраф.
С этими словами Сентилья фамильярно подмигнул мне, и я даже был не прочь подмигнуть ему, но огромная опухоль на моем глазу не поддавалась такому фокусу.
- Благодарю вас, мессер, - снова обратился он ко мне. - Я ваш должник. Вам удалось-таки вышибить последний глаз этому негодяю.
- Как "вышибить"?! - так и встрепенулся я, и был вновь повержен на ложе нестерпимой болью, охватившей все мое тело.
- Как так "вышибить"?! - вторила мне Фьямметта. - Джорджио только и стукнул его как следует туда, куда надо было, а глаза совсем не выбивал. Этот старик еще прекрасно видел нас, когда мы уходили со двора.
При упоминании о моем новом имени Сентилья удивленно приподнял брови и пристально посмотрел на меня, однако, не найдя на моем крепко побитом лице никакого определенного ответа, пожал плечами.
- Так или иначе, он остался теперь без глаза, как циклоп, ослепленный Одиссеем, - сказал он, - и ко всему прочему засажен в тюрьму за насилие.
Признаюсь, что мы с Фьямметтой тут горестно вздохнули, пожалев о несчастной участи этого, хоть и зловредного, но все же довольно остроумного балагура.
- Прежде, чем удалиться, я желал бы взбодрить ваш дух, мессер, добрым известием, - добавил Сентилья, поглядывая то на меня, то на Фьямметту с недоумением. - За минувший час я уже успел переговорить с некоторыми из посвященных в дело людей, и, как только вы оправитесь от ран, я смогу без промедления привести вас к занимающему ваши мысли человеку. К сожалению, мессер, обстоятельства сложились так, что явиться к вам и представиться самолично он никак не может.
- Кто к кому явится первым, не имеет никакого значения, - поспешно проговорил я в изрядном волнении, а потому вновь был вынужден отражать приступы телесной боли. - Во-первых, важна полная конфиденциальность. Во-вторых, необходимо, чтобы этот человек сумел доставить меня во Францию на должное место, установленное согласно первоначальному замыслу. Таким образом, мне самому ничего не остается как только полностью довериться вам, синьор Сентилья, и тому лицу, о котором вы сообщаете. Впрочем, условие вам известно: в том случае, если я буду избавлен от ловушек, вы и тот человек получите весьма солидное вознаграждение.
Пока я говорил, Сентилья стоял надо мной, так и вперившись в меня хитрым и очень проницательным взглядом. Дважды - при упоминании о пути во Францию и о вознаграждении - на губах его появлялась тонкая и многозначительная улыбка. Я давно знал, что, задумав отправиться во Флоренцию к Сентилье, начинаю всерьез искушать судьбу, а потому при виде такой улыбки нарочно отогнал от себя всякие подозрения.
- Первое обеспечено, даю вам слово чести, - ответил Сентилья. - Второе, как я полагаю, теперь тоже не составит труда.
Замечу, что Фьямметта, услышав про "слово чести" очень презрительно фыркнула, ничуть, впрочем, не поколебав бесстрастия Тибальдо Сентильи. Она с большой тревогой прислушивалась к нашему непонятному для нее и таившему какие-то опасные тайны разговору, а услышав про Францию, побледнела и не смогла сдержать порывистых вздохов.
- Не беспокойтесь, мессер, - твердо сказал Сентилья как бы даже назло Фьямметте. - Остаток дня я потрачу на то, чтобы уладить дела окончательно.
- Благодарю вас, синьор Сентилья, - сказал я.
- Если вам, мессер, потребуется какая-либо помощь, я всегда к вашим услугам, - проявил Сентилья преизбыток любезности, бросая снисходительные взгляды на Фьямметту. - В моих силах предоставить вам жилище, гораздо более способствующее выздоровлению.
Фьямметта взвилась бы ястребом, если бы я, подвигнувшись на неимоверное усилие, не сжал ее руку. Когда Сентилья удалился, она еще долго сидела в безмолвном оцепенении и наконец проговорила, не скрывая душевных мук:
- Франция. И зачем только нужна эта глупая Франция?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
