Хотя, если учесть, что и для этих я тоже сэкономил, явившись к ним, стоимость сотни водородных бомб, которые бы они потратили на эксперименты… Где деньги?
Много времени я проводил в архивах. В отличие от наших, они были доступны. И сколько страшного я там прочитал.
1983 год — погибла наша ракетная дизельная лодка К-129, столкнувшись с их «Суордфиш» под Йокосукой. Американцы доползли до базы, наши погибли.
1985 год — погибла такая же наша К-129: провал за предельную глубину вследствие поступления воды при движения лодки под РДП (работа дизеля под водой) через поплавковый клапан, широко известный как «шноркель». Приписка: сумели достать самое главное — ракеты и шифры.
1986 год! Вот и про нас. Глубоководный разведчик «Нырок» (только трое это название знали, скорее даже прозвище), замаскированный под обычный шельфоразведчик, нырнул на шестьсот метров. Произошла авария, лодка не всплыла (кое-кто в этом помог!). Экипаж покинул лодку.
Примечание: лодку поднять не удалось, лишь взят образец корпусного сплава… Умно.
Обо мне ни слова!.. Как говорится — говори, да не заговаривайся!
В конце тома был даже уголок юмора, парадоксы советского командования: например, все новые и новые приказы лодке, которая давно затонула, но почему-то из регистра не вычеркнута. Задание номер двадцать четыре! Задание номер двадцать шесть! И на всех — отметки о выполнении! Вот так!
Следующий том… Новых аварий в самое последнее время, к счастью, нет, но наши лодки замечены в водах Норвегии… в водах Австралии! Как на флоте говорят — надраивание продолжается.
Разрядка — это конечно… Но что она означает? Русские — пас?
Услышал дружный вопль за окном. Выглянул. На ровно постриженном поле, окруженном хлопающими флагами, квадратные парни в шлемах сшибались друг с другом.
Нет, и они — не пас.
— Ну, что, задрыга, не подготовился к семинару? Получишь в следующий раз по рогам!
Слыша такое, с гордостью вздрагиваю: все-таки удалось им преподать «великий и могучий», чтобы русские их воспринимали как своих… А когда все будут как свои, то и война не понадобится!
Размечтался! А пока что учу их лишь одному. Фразой «Да-а, не удалось Артему устроить своего брата в депо!» обходиться во всех случаях жизни.
— Все-таки я прошу вас — не преподавайте им русскую разболтанность! Англосаксу это чуждо! — мягко выговаривает мне полубатя Карпентер. Все-таки вы теперь ВАСП!
«Оса», хвать за волоса!
Надолго ли?
И в грусти и даже в слезах, иногда вдруг взблескивающих в его рыжих, как осы, глазах, я читаю свой приговор. Недолго, недолго! Кобыла должна везти, сокол должен летать!
Ясно! И что за идея у меня — какой-то всеобщей гармонии, полного счастья? Откуда это во мне? Неужели от мамы?
Уик-энд — и мы едем на пикник на дикий берег Океана с прицепным домиком сзади.
Скромность и простота — стиль настоящего ВАСПа! Простые рубашки, футболки только одноцветные, без каких-либо аляповатых надписей и рисунков!
Через ровные расстояния на шоссе стоят красивые голубые мусорные баки, куда сбрасывают отходы пикников, и время от времени с них спрыгивают огромные мохнатые звери и лениво отбегают чуть в сторону. Барсуки! Местная гордость! Каждый маленький поселок хвастается перед другим, как часто барсуки посещают их мусорные баки! До чего экология дошла!
Огромные наглые твари!.. Моей Нелли на них нет! Она бы им сделала! Пугали: страна пороков, желтого дьявола… Где все это?
Жажда душит безумно! Об алкоголе здесь вопрос как-то не встает. Когда пространно и сбивчиво завожу речь на эту тему, реакция у всех вежливо-недоуменная: «Ват?»
Мы выгружаемся среди мшистых валунов на берегу океана. Вскоре к нам с таким же домиком-прицепом присоединяются друзья мистера Карпентера — супруги Древодеел, костистые, лошадеобразные и тоже простые ВАСПы.
Мы ползаем по воде, отваливаем камни, ловим маленьких крабов. В какой-то момент разговора проскальзывает, что супруги — из космического центра!
Ну, ясно: в ракету решили меня запихнуть!
Я, Джайлс Карпентер, недолгий гость на этой земле…
Замудохали, мичуринцы проклятые!
Потом я ходил между дюнами и рыдал, и студенты школы О’Нила, орущие в океан, с интересом на меня поглядывали… Откуда такой взялся? Способный паренек!
Интересная моя особенность: всегда мои ч е р н ы е п о д о з р е н и я насчет моего будущего оказываются гораздо светлее, чем реальность. Ракету какую-то выдумал, уносящую меня в небеса. Все гораздо хуже… Но откуда во мне такой оптимизм?
Скорбно постучавшись, мистер Карпентер вошел на рассвете.
Пора?
— Что бы… вы хотели? — кашлянув, спросил он.
В английском не говорят «ты» — только «вы»!
Какое, значит, последнее желание?
Надо что-нибудь скромное, в духе ВАСПа…
— Да вы знаете… я здесь давно… но Нью-Йорка так и не видал.
Карпентер кивнул. Видно, глянулась ему моя скромность — может, он даже гордился ею!
— Вещей, я полагаю, брать не надо?
Карпентер грустно усмехнулся — спорить не стал.
Что «пошлю» я людям, какую «наложу» информацию?.. Только грусть!
Мы ехали по холмистой дороге… И это называется — штат Нью-Йорк? Какая-то тайга! Деревья и только деревья по всех холмам!
Наконец мистер Карпентер протянул вдаль руку — из-за деревьев выглянули черные зубцы небоскребов.
Обшарпанные дома с железными лестницами по фасадам, почти сплошь расписанные из пульверизатора яркими буквами. Какой-то пиратский райончик: косматые негры с намотанными на руки цепями, помахивают ими… разорвали, так сказать, оковы рабства!
Карпентер вдруг остановил машину, повернулся ко мне… В глазах его сверкнули слезы… Так вот, значит, куда меня?
Так что тебе от меня надо было? Может, список кораблей прочесть?.. До середины?
Мы молча обнялись, и я вышел. В конце улицы горела перевернутая машина, оттуда стлался черный дым, и я размазывал по лицу грязные слезы… Да, нет рая на земле.
Потом я в каком-то трансе стоял у витрины грязного магазинчика, слегка обалдев, на минутку даже забыв о своем горе: жестяная баночка кока-колы лихо отплясывала под джаз, рвущийся из магнитофона, кривлялась, переламывалась, вихлялась — точно в ритме! Во техника!
Вдруг тяжелая рука опустилась мне сзади на плечо — и по тяжести ее я сразу усек: наши!
Я резко обернулся.
Геныч!
— Ну что,— проговорил он,— выпить хочешь?
Угадал!
— Тут у хлопцев в торгпредстве есть отличный «Смирнов»… не отличишь от вкуса слюны! Поехали?
Я хотел было гордо сказать, что вкус своей слюны знаю, а чужой не интересуюсь… но волнение душило меня. Я молча кивнул.
Сели в торгпредстве на балконе над садиком. Единственное уютное место! Как-то я отвык уже от обстановки советского агитпункта с огромными портретами Родных и Любимых!
— …Когда приехал? — хрипло выговорил я.
— Недавно,— сдержанно произнес Геныч.— Кстати — ты тоже приехал… Но немножко отдельно. Никто пока не видел тебя.
— Ясно.
— И Алехин тут! Шастает по новым знакомым…
— Ясно.
— Короче — тут с тобой д о л ж е н несчастный случай произойти.
— Ясно… Ты поможешь?
Геныч покачал головой.
— Нет, пузырь.
Почему-то слегка пренебрежительно называл меня пузырем… Собрались наконец вместе старые друзья: пузырь и лапоть!
— Время — сам знаешь какое,— сурово Геныч сказал.— Оружие взаимно уничтожаем! Начать решили с самого опасного…
— С меня?
Геныч хмуро кивнул.
— Готов в любой момент!
Я поднялся. Геныч усадил.
— Не егози! Сначала все увидеть должны, от ч е г о мы отказываемся!
— …от какого ужаса…
— Да,— сурово он сказал.
Геныч вдруг лихо свистнул, и рука из темноты высунула на балкон тяжелый морской бинокль. Ну, ясное дело: как же в торгпредстве без бинокля? Геныч поглядел в него, покрутил, потом приложил к моим глазам. Среди прицельных делений и крестиков уходят в небо два высоченных стеклянных бруса. Ну, ясно: туда палить!
— Нью-йоркский торговый центр. Самое высокое здание в мире — триста этажей. Там некроантенна установлена… тебя ждет. Все состыковано. Все услышат тебя!
Ну, ясно… «А сейчас наш знаменитый трагик Егор Пучков обоссыт четырнадцатый ряд!»
— …Какую хочешь информацию можешь наложить!
«Свобода слова», говоришь? Наложим! Наложим на весь Нью-Йорк!
— Плесни-ка еще «слюны».
— Больше нету.
— Ну, тогда все ясно…
Я нырнул.
Чтобы родных до боли портретов не видеть, сковырнулся прямо с балкона. А поскольку до проходной далековато было, лень ходить — прямо через забор маханул. На самом уже частоколе почувствовал себя не слишком хорошо: там и лазеры работали, и психотронная пушечка, и просто ток. Грохнулся наземь, голове как-то сразу стало горячо. Приподнялся: вокруг ноги кишат, нависают сверху телекамеры — телевизионщики накручивают что-то свое. И — полетел. Цель: два высоких бруса торгового центра, как два стоячих золотых кирпича. Внизу — статуя Свободы, маленькая, на крохотном островке. Мой корпус — правый, трехсотый этаж, в стеклянном зале скульптура из меркурина стоит неизвестного автора. «Он ударил в медный таз!..»
