Таков характер господства капитала на мировой арене: вытеснивши английского крестьянина с земли, он гнал его на восток Соединенных штатов, с востока он гнал его на запад, чтобы сделать из него на развалинах хозяйства индейцев мелкого товаропроизводителя; с запада он гонит его, опять разоренного, на север; ему предшествует железная дорога и его преследует разорение: капитал тянет его спереди и капитал же подгоняет его сзади. Всеобщее вздорожание продуктов сельского хозяйства сменило глубокое падение цен 90-х годов, но американскому мелкому фермеру столько же мало пользы от этого, как и европейскому крестьянину.
Число ферм растет непрерывно. За последнее десятилетие истекшего столетия оно увеличилось с 4,6 млн. до 5,7 млн., но оно возросло абсолютно и за первое десятилетие текущего века. В то же самое время повысилась и общая стоимость ферм: в продолжение последних десяти лет она возросла с 751,2 млн. долларов до 1652,8 млн. долларов[306]. Всеобщее вздорожание цен на продукты земли должно было, казалось бы, поправить положение фермера. Несмотря на это, мы видим, что число арендаторов среди фермеров растет еще быстрее, чем число фермеров, взятое в целом. Процентное отношение арендаторов к общему числу фермеров в Соединенных штатах за разные годы таково: 1880 г. — 25,5%, 1890 г. — 28,4%, 1900 г. — 35,3%, 1910 г. — 37,2%.
Несмотря на повышение цен на продукты земли, собственники ферм все более уступают место арендаторам. Но эти арендаторы, составляющие теперь значительно больше трети всех фермеров Союза, представляют собой в Соединенных штатах слой населения, соответствующий нашим европейским сельским рабочим; это — настоящие наемные рабы капитала, вечно текучий элемент, который при крайнем напряжении сил создает богатства для капитала, не будучи в состоянии обеспечить самому себе больше чем жалкое и непрочное существование.
Тот же самый процесс в совершенно иных исторических рамках — в Южной Африке — показывает еще яснее «мирные методы» капиталистического соревнования с мелким товаропроизводителем.
До 60-х годов прошлого столетия в Капской колонии и в бурских республиках господствовали чисто крестьянские отношения. Буры долгое время вели жизнь кочующих скотоводов. Они отнимали при этом у готтентотов и у кафров лучшие пастбища, а самих негров по мере сил истребляли или вытесняли. В XVIII столетии большую услугу оказала бурам занесенная кораблями остиндской компании чума: она уносила с лица земли целые роды готтентотов и очищала почву для голландских поселенцев. Распространяясь на Восток, они столкнулись с родами банту и открыли длинный период страшных войн с кафрами. Набожные и твердые в знании священного писания голландцы, которые в качестве «избранного народа» немало гордились своей патриархальной пуританской строгостью нравов, и знанием ветхого завета, не удовлетворились однако похищением земель у туземцев: они подобно паразитам устраивали свое крестьянское хозяйство на спине негров, которых они принуждали к рабскому труду и для этой цели систематически и сознательно портили и доводили до полного истощения. Водка в этом деле играла настолько существенную роль, что исходившее от английского правительства запрещение водки в Капской колонии потерпело неудачу вследствие сопротивления пуритан. В общем хозяйство буров оставалось до 60-х годов по преимуществу патриархальным и натуральным: ведь первая железная дорога была построена в Южной Африке лишь в 1859 г. Патриархальный характер хозяйства отнюдь не был препятствием для упорства и жестокости буров. Ливингстон, как известно, жаловался на буров больше, чем на кафров. Они настолько были убеждены, что негры являются для них объектом, предназначенным богом и природой для рабского труда, и составляют необходимую основу для крестьянского хозяйства, что они на уничтожение рабства в английских колониях в 1836 г., — несмотря на удовлетворение рабовладельцев 3 млн. фунтов стерлингов, — ответили «великим выселением». Буры оставили Капскую колонию и переселились за Оранжевую реку и Вааль; они прогнали при этом матабелов к северу через Лимпопо и натравили их на макалаков. Как американский фермер под ударами капиталистического хозяйства гнал индейцев на запад, так бур гнал негра на север. «Свободные республики» между Оранжевой и Лимпопо возникли таким образом как протест против удара, нанесенного английской буржуазией священному праву рабовладельца. Маленькие крестьянские республики находились в постоянной партизанской войне с неграми банту. Длившаяся десятилетиями борьба между бурами и английским правительством решалась на спинах негров. Поводом к конфликту между Англией и республиками послужил негрский вопрос, — освобождение негров, которое якобы отстаивала английская буржуазия. На самом деле, крестьянское хозяйство и крупнокапиталистическая колониальная политика вступили здесь между собой в конкурентную борьбу из-за готтентотов и кафров, т. е. из-за их земли и рабочей силы. Цель обоих конкурентов была одна и та же: подчинение, вытеснение или уничтожение черных, разрушение их социальной организации, присвоение их земли и насильственная эксплоатация их труда. Но методы тех и других глубоко различны. Буры отстаивали застарелое рабство в малом масштабе как основу патриархального крестьянского хозяйства; английская буржуазия отстаивала современные капиталистические методы эксплоатации страны и туземцев. Основной закон Трансваальской республики заявил грубо и резко: «Народ не терпит никакого равенства между белыми и черными ни в государстве, ни в церкви». В Оранжевой и в Трансваале ни один негр не имел права владеть землей, разъезжать без паспорта или показываться на улице, когда стемнеет. Брайс рассказывает случай, когда один крестьянин (притом англичанин) восточного Капдэнда избил своего кафра до смерти. Когда этот крестьянин был привлечен к суду и оправдан, его соседи доставили его домой с музыкой. Белые часто пытались избавиться от платы свободным туземным рабочим тем, что они по окончании работ истязаниями принуждали их к бегству.
Английское правительство придерживалось прямо противоположной тактики. Оно долгое время выступало в качестве защитника туземцев, привлекало на свою сторону вождей, поддерживало их авторитет и пыталось октроировать им право распоряжения землей. Поскольку это было возможно, английское правительство, следуя испытанному методу, превращало вождей в собственников родовых земель, хотя это резко противоречило традициям и действительным социальным отношениям негров. У всех племен земля представляла общую собственность, и даже самые суровые и деспотичные властелины, как вождь матабелов Лобенгула, имели лишь право и обязанность назначать каждой семье участок для обработки, но и этот участок мог оставаться в распоряжении семьи лишь до тех пор, пока она его фактически обрабатывала. Конечная цель английской политики была ясна: она заблаговременно подготовляла грабеж земель в крупном масштабе; вождей туземцев она сделала при этом своим орудием. На первых порах она ограничилась «усмирением» негров при помощи крупных военных операций. До 1879 г. было проведено девять кровопролитных кафрских войн, чтобы сломить сопротивление банту.
Открыто и энергично английский капитал с его действительными намерениями выступил лишь тогда, когда два важных события — открытие алмазных полей Кимберлэя в 1867–1870 гг. и открытие золотоносных рудников Трансвааля в 1882–1885 гг. — открыли новую эпоху в истории Южной Африки. Вскоре начало действовать Британское южноафриканское общество «Сесиль Родс». В общественном мнении Англии произошел быстрый переворот. Жажда южноафриканских сокровищ заставляла английское правительство предпринимать энергичные мероприятия. Никакие расходы и никакие человеческие жертвы не казались английской буржуазии большими для завоевания южноафриканских земель. В Южную Африку вдруг устремился мощный поток эмигрантов. До тех пор он был незначителен: Соединенные штаты отвлекали европейскую эмиграцию от Африки. Со времени открытия алмазных и золотоносных россыпей число белых в южноафриканских колониях начало расти непрерывно: за 1885 год на одном только Уайт-ватерском берегу высадилось 100 000 англичан. Скромное крестьянское хозяйство было отодвинуто на задний план, и на передний план выступило горное дело, а вместе с ним горнопромышленный капитал.
Английское правительство резко переменило фронт в своей политике. В 50-х годах Англия зандриверским и блемфонтейнским договорами признала бурские республики. Теперь началось политическое окружение крестьянских государств оккупациями областей, расположенных вокруг маленьких республик; этим самым им была отрезана всякая возможность к расширению; в то же самое время пожирались столь долго защищаемые и покровительствуемые Англией негры. Английский капитал шаг за шагом продвигался вперед. В 1868 г. Англия взяла под свою власть вследствие якобы многократных настоятельных ходатайств туземцев Базутолэнда[307]. В 1871 г. алмазные поля Уайт-ватерского берега были оторваны от Оранжевой республики в виде «West-Griqualand» и превращены в королевскую колонию; в 1879 г. англичане подчинили себе землю зулусов, чтобы присоединить ее впоследствии к колонии Наталь; в 1885 г. была покорена земля бетшуанов, присоединенная впоследствии к Капской колонии; в 1887 г. Англия подчинила себе матабелов и машонов; в 1889 г. Британское южноафриканское общество получило чартер на обе эти области, — все это было сделано, конечно, как одолжение туземцам и по их настоятельным просьбам[308]; в 1884 и 1887 гг. Англия аннексировала St. Lucia Bai и весь восточный берег вплоть до португальских владений; в 1894 г. она завладела Тонгалендом. Матабелы и машоны пошли на отчаянную борьбу, но общество во главе с Родсом потопило восстание в крови и применило затем испытанный метод цивилизирования и усмирения туземцев — в мятежной области были построены две большие железные дороги.
