— При чем тут стыд, Джондалар, если человек так безумно страдает, горюет… или любит?
Он отвернулся от нее.
— Значит, ты считаешь, что в этом нет ничего стыдного? — В его голосе явно слышались нотки презрения к самому себе. — Даже если человек использует это в собственных целях и причиняет боль другому человеку?
Эйла озадаченно нахмурилась.
Он, вновь прищурившись, взглянул на маленькие язычки пламени, вспыхивающие в очаге.
— В первое лето после моего возвращения из изгнания на Летнем Сходе меня выбрали для проведения ритуала Первой Радости. Я очень обеспокоился, как и большинство мужчин в таких случаях. Это беспокойство было связано с тем, что нельзя причинять боль девушке, а я отнюдь не маленький. Этот ритуал всегда проводится в присутствии свидетелей, которые должны подтвердить, что девушка стала женщиной, а также, что она не испытала боли. Кроме того, мужчину беспокоит, сможет ли он доказать собственную зрелость. Потому что если он не сможет, то будет опозорен и его в последний момент заменят другим мужчиной. Да много разных случайностей может произойти. Я должен благодарить Зеландонии, — произнес он с язвительной усмешкой, — она вела себя так, как полагалось вести себя донии. Ее поддержка мне очень помогла… и я оказался на высоте.
Но тем вечером я думал о Золене, а не о Зеландонии. Потом я увидел испуганную девушку, которая должна была пройти со мной этот ритуал, и понял, что она волнуется гораздо больше меня. Она действительно выглядела ужасно напуганной, когда увидела размеры моего копья; многие женщины страшатся его в первый раз. Но я вспомнил то, чему меня научила Золена, вспомнил, как надо подготовить женщину, как сдерживать и контролировать себя и как доставить удовольствие ей. Я был потрясен, осознав, что неуверенная и испуганная девушка превращается в зрелую и чувственную женщину. Она оказалась такой отзывчивой и такой нежной… В ту ночь мне показалось, что я полюбил ее.
Эйла заметила, что лицо его уже в который раз за этот вечер исказила гримаса мучительной боли. Джондалар опустил глаза, потом вскочил и начал опять нервно ходить по пещере.
— Я никогда не научусь сдерживать свои чувства! Уже на следующий день я понял, что на самом деле вовсе не люблю ее, но она полюбила меня! Ей также не полагалось влюбляться в меня, как мне не полагалось любить мою донии. Я должен был сделать ее женщиной, научить ее принимать Дары Радости, но не давать ей повода полюбить меня. Я старался не обидеть ее, но видел, как она была огорчена, когда я объяснил ей все это.
Джондалар вдруг стремительно подошел к очагу и, остановившись перед Эйлой, сказал, почти срываясь на крик:
— Понимаешь, Эйла, это был мой долг, моя священная обязанность… Это священный ритуал превращения девушки в женщину… И я вновь осквернил его! — Он опять принялся ходить по кругу. — И это еще не все. Помню, тогда я сказал себе, что никогда не повторю больше подобной ошибки, но на следующий раз произошло все то же самое. Я говорил себе, что больше не соглашусь исполнять эту священную обязанность, что я не достоин этого. Но в очередной раз, когда они выбрали меня, я не смог отказаться. Я хотел участвовать в этом ритуале. Меня часто выбирали, и я стал с нетерпением ждать этого, этих ночей, исполненных любви и нежности, несмотря на то что наутро я раскаивался и ненавидел себя за то, что использую этих юных девушек и священный ритуал в собственных целях.
Облокотившись на стойку с целебными травами, Джондалар смотрел на сидевшую возле очага Эйлу.
— Но через пару лет я понял, что мне чего-то не хватает. Я догадался, что Великая Мать наказывает меня… Мужчины моего возраста давно нашли себе женщин, создали семьи и гордились детьми своего очага. Но я был не способен полюбить женщину настолько, чтобы связать с ней свою жизнь. Я узнал многих женщин, мне нравилось общаться с ними и делить с ними Дары Радости, но чувство любви я испытывал только тогда, когда мне нельзя было испытывать его. Во время ритуала Первой Радости… и его хватало только на одну ночь. — Он сокрушенно опустил голову.
Услышав тихий смех Эйлы, он вздрогнул и с недоумением посмотрел на нее.
— Ох, Джондалар. Но ведь ты же нашел свою любовь. Ты ведь любишь меня, правда? Неужели ты не понимаешь? Ты не был наказан. Тебе было назначено ждать меня. Я говорила тебе, что мой тотем привел тебя ко мне, а может быть, это сделала Великая Мать. Но конечно, тебе пришлось пройти долгий путь. Тебе пришлось очень долго ждать. Если бы ты нашел свою любовь раньше, то никто не пришел бы сюда. И мы бы с тобой никогда не встретились.
«А что, если это правда?» — размышлял он. Ему очень хотелось верить этому. Впервые за долгие годы тяжкий груз, лежавший у него на душе, стал легче, и свет надежды на мгновение зажегся в его глазах.
— Но остается еще Золена. Ведь я испытывал запретную любовь к моей донии.
— Я не вижу ничего плохого в том, что ты любил ее. Но даже если ты нарушил ваши традиции, то уже искупил свою вину. Ты был наказан, Джондалар, был изгнан из Пещеры. И все это осталось в прошлом. Ты не должен терзать себя, постоянно вспоминая об этом.
— Но ведь были еще те юные девушки, ритуалы Первой Радости, во время которых я…
Лицо Эйлы посуровело.
— Джондалар, ты не знаешь, что испытывает девушка, когда ее берут силой. Ты не знаешь, как это ужасно — терпеть мужчину, который ненавидит тебя, и испытывать вместо радости лишь боль и отвращение. Возможно, тебе не полагалось любить тех девушек, но они, должно быть, испытывали поистине удивительные ощущения, когда ты нежно пробуждал их чувства. По-моему, девушке очень важно чувствовать себя желанной и любимой во время первой ночи с мужчиной, и твои искусные ласки лучше всего могли дать ей почувствовать, насколько прекрасны Дары Радости. Если ты дарил им хоть немного тех наслаждений, которые даришь мне, то у них должны были остаться чудесные воспоминания, которые будут дороги им всю жизнь. О Джондалар, ты не мог обидеть их своей любовью. Ты все делал именно так, как следовало. Неужели ты не задумывался, почему тебя выбирали так часто?
Тяжкая ноша стыда и презрения к себе, которую он носил все эти годы, пряча ее в тайниках своего сердца, стала заметно легче. Ему подумалось, что, возможно, его взаимоотношения с женщинами имели право на существование, что мучительные испытания его юношества имели некую цель. Благодаря этой очистительной исповеди он понял, что его действия, вероятно, не были такими уж отвратительными, какими он привык считать их, и что, возможно, он был достойным человеком… Ему хотелось обрести чувство достоинства.
Однако груз душевных переживаний, который так долго тяготел над ним, было трудно сбросить за один раз. Конечно, в конце концов он нашел женщину, которая пробудила его любовь. Эйла действительно была истинным воплощением женщины, о которой он мечтал всю жизнь. Но что будет, когда он приведет ее домой и она расскажет, что ее вырастили плоскоголовые… или — что еще хуже — что у нее родился ребенок смешанных духов? Отвратительный уродец… Неужели ему вновь придется пройти через позор и унижение вместе с ней из-за того, что он привел в племя такую женщину? Он смущенно покраснел от собственных мыслей.
