Этот доклад я отправил в ставку на передовую, где на него никто не обратил внимания. Кейтель и остальной личный состав во главе со мной оставались в тылу в «Вольфшанце»; так что в кои-то веки он был свободен от отупляющего присутствия Гитлера. Все разделяли мои дурные предчувствия, и Кейтель со своим штабом энергично трудился над тем, чтобы попытаться преодолеть проблемы с морским транспортом любыми возможными средствами.
23 февраля наступление на западе Туниса потерпело неудачу в осуществлении своей сверхамбициозной цели «уничтожить» фронт западных союзников и застопорилось; небольшие силы, имевшиеся для наступления, были отведены на исходные позиции и реорганизованы для следующего удара по 8-й британской армии на Юго-Восточном фронте. Это вызвало, как всегда, резкие слова из стана Гитлера: «Отвод двух армий на ограниченный плацдарм станет началом конца». Говорилось, что единственная тактика с перспективой на успех – это «небольшие, но сосредоточенные удары»; «резервная линия» (в районе Габеса) должна быть укреплена «немедленно и как можно сильнее»; люфтваффе должно «выиграть время, расширив наступательные действия»; и, сверх всего, перевозки по морю должны быть «по крайней мере удвоены, а в дальнейшем утроены». То были лишь пустые слова, не учитывающие ни наличия у нас сил, ни времени. 6–7 марта наступление против 8-й британской армии остановилось сразу же, как только началось. Гитлер отозвался на это последним советом, поддержанным теперь и итальянцами: «Тунис был стратегической позицией первого порядка» и «имел решающее значение для исхода войны», и «необходимо использовать все имеющиеся ресурсы, чтобы его удержать»[220].
Такой избыток уверенности вполне мог возникнуть под влиянием того факта, что 13 марта Гитлер вернулся с Украины (из Винницы) в Восточную Пруссию с видом полководца-победителя, явно считая в первую очередь собственной заслугой и заслугой своего руководства благоприятный поворот событий на Востоке, временно приостановивший наше отступление после Сталинграда. В дневнике Геббельса 20 марта 1943 года говорится: «Фюрер очень счастлив, что ему вновь удалось полностью закрыть фронт». Истинным организатором этой «утерянной победы» был фельдмаршал фон Манштейн, но Геббельс упоминает его в своем дневнике лишь для того, чтобы излить раздражение, написав, что Гитлеру следовало бы побывать у Манштейна и что «фюрер, видимо, не знает, как отвратительно ведет себя Манштейн по отношению к нему» (запись 11 марта). Интересны и такие замечательные панегирики из дневника Геббельса того периода: «Зепп Дитрих – один из лучших наших войсковых командиров; он, так сказать, Блюхер национал-социалистического движения». Запись 9 марта: «Фюрер был исключительно доволен тем, как Зепп Дитрих шел впереди со знаменем. Этот человек лично совершал настоящие геройские поступки и показал себя великим стратегом при проведении своих операций. Фюрер наградил его мечами к Рыцарскому кресту». Записи 15 марта и 8 мая: «Части СС на Востоке идут от победы к победе… по мнению фюрера, формирования СС действуют столь великолепно благодаря объединяющей их вере в национал-социалистическую идею. Если бы весь германский вермахт мы воспитывали так, как воспитаны формирования СС, война на Востоке, несомненно, пошла бы по-другому».
Вернемся к Северной Африке. События в Тунисе быстро привели к окончательной катастрофе 10–13 мая. Роммеля, давно уже дошедшего до предела нервного истощения, освободили от командования. Во второй половине марта началось наступление западных союзников одновременно с юга и запада, и нас вынудили отвести войска на узкий плацдарм на севере Туниса; Арним, преемник Роммеля, направил Йодлю письмо с просьбой «проинструктировать, будет ли эта борьба закончена поражением», и ответа не получил; Гитлер и Муссолини встретились в Берхтесгадене, где единственным человеком, смотревшим фактам в лицо, оказался Амброзио – к ярости Гитлера[221]; и последний, но не маловажный факт: Кессельринг продолжал давать оптимистические прогнозы и вносить предложения по переброске подкрепления.
Катастрофа произошла между 10 и 13 мая. Две немецко-итальянские армии сдались в плен; в них было около 300 000 человек – столько же, сколько защитников Сталинграда в последнем сражении за этот город. Несколько запоздалая эвакуация началась в середине апреля, но единственно, в чем она преуспела, так это помогла избавиться от «дармоедов». Авиационным формированиям и нескольким боевым частям тоже удалось в последний момент ускользнуть.
На этот раз Гитлер открыто не высказал упреков командовавшим там генералам. Но когда я, замещая Йодля во время его отпуска, начал докладывать на совещании о последних событиях и понесенных потерях, Кейтель подал мне знак остановиться; Верховного главнокомандующего вермахтом, видимо, надо было пощадить и избавить даже от трезвого военного доклада о результатах его руководства. Предположительно, по той же самой причине не прозвучало ни слова о потере Туниса и в докладе гросс-адмирала Дёница, который он представил Гитлеру 14 мая по возвращении из очередной поездки в Рим. Нелишне привести здесь выдержки из дневника Геббельса, где явно описываются его разговоры с Гитлером в ставке:
«9 мая. Северная Африка… гимн героизму… задержала развитие событий на полгода, тем самым дала нам возможность завершить строительство Атлантического вала и так подготовиться на всей территории Европы, чтобы о вторжении не могло быть и речи.
10 мая. Для него [Гитлера] нет большего счастья, чем сменить серую военную форму на коричневую, снова ходить в театры и кино… и снова быть обычным человеческим существом среди людей. Его просто тошнит от генералов. Он не может представить себе большего счастья, чем не иметь с ними дела. Его мнение обо всех генералах ужасающее… Он говорит: все генералы врут; все генералы вероломны; все генералы против национал-социализма; все генералы реакционеры…
Я рад, что фюрер столь высокого мнения о Роммеле.
11 мая. Мы подробно обсуждали ситуацию в Тунисе. Фюрер видит ее теперь как безнадежную».
Вскоре после этого, в начале июля 1943 года, Гитлер сам выступил перед старшими офицерами на Восточном фронте:
«Естественно, я пытался просчитать, оправданно ли было это предприятие в Тунисе, которое в конечном итоге привело к потере людей и боевой техники. И пришел к следующему выводу: оккупацией Туниса нам удалось на полгода отодвинуть вторжение в Европу. Еще важнее то, что Италия по-прежнему член оси.
Если бы мы этого не сделали, Италия наверняка переметнулась бы от оси на сторону противника. Западные союзники на каком-то этапе смогли бы высадиться в Италии, не встретив сопротивления, и пробиться к Бреннерскому перевалу, а из-за прорыва русских под Сталинградом у Германии не было бы ни единого солдата, чтобы отправить туда. Что неизбежно быстро привело бы к поражению в войне»[222].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
