После крика значительно полегчало. Дышать стало легче, да и в голове прояснилось, и Михаил Степанович трезво оценил свое положение: глубоко в лесу, надвигается ночь, лыжи сломаны. С тоской вздохнув, он напряг глаза и попытался разглядеть в опускающихся сумерках место, куда улетело злосчастное крепление… однако вместо этого увидел кое-что необычное. Прямо на него, медленно, но верно, двигался снежный холмик, точно плугом разваливая искрящийся снег по обе стороны от себя. Складывалось ощущение, что нечто передвигается прямо под настом, ввинчиваясь в него на манер крота, разрывающего землю. Определенно, так оно и было – кто-то копошился в сугробах, не зная, что рядом находится двуногий хищник с карабином!
Недобро улыбаясь, Серебров тихонько снял со спины «Сайгу», упер прикладом в плечо и прицелился. Кто бы там ни был, а упускать свое охотник не собирался. Первая попавшаяся за сегодня дичь должна была не только оправдать вылазку, но и принять на себя остатки раздражения, не вышедшего с криком. Заинтересованный поведением хозяина Буян задрал лапу, быстро помочился на черно-белый ствол и бодро потрусил к Сереброву. Остановившись рядом с обутыми в унты ногами, он некоторое время крутил лобастой башкой и шевелил мокрым черным носом, принюхиваясь. А затем вдруг широко расставил лапы, по-бычьи наклонил голову и, сверкнув длинными клыками, угрожающе зарычал.
Шерсть на его загривке встопорщилась острыми иголками, а в клокотании послышалась такая ненависть и злоба, что Сереброва проняло до самой макушки. Он вдруг ясно и отчетливо подумал – а почему, собственно, он решил, что существо под снегом не подозревает о его присутствии? После такого крика его бы и глухой заяц услышал, не то что… Кто? Охотник вдруг осознал, что понятия не имеет, какое животное может себя вот так странно вести.
Двигающийся снежный холм замер, не дойдя до человека с собакой каких-то три метра. Буян продолжал рычать, все более громко и угрожающе. Серебров, боясь опустить ружье, поспешно вытирал о предплечье внезапно вспотевший лоб. Холм не двигался.
Ждать неизвестно чего было невыносимо. Если бы не рык Буяна, страх бы уже давным-давно ушел, уступив место глухому стыду. Но матерый пес продолжал глухо ворчать, а когти его врезались в утоптанный снег, делая боевую стойку более уверенной и непоколебимой. Буян готовился к драке. Серебров тоже готовился, правда, все еще не понимал к чему. Напряженный указательный палец нервно поглаживал изогнутый клык курка. Достаточно было крохотного усилия и сотой доли секунды, чтобы нарезное жерло вытошнило огнем и смертью…
Сотой доли не хватило.
Равно, как не хватило и целой секунды.
Снежный горб вспучился, взорвался целым фонтаном снега, прямо в лицо Сереброву, залепляя глаза, сбивая прицел, дезориентируя. Мужчина скорее почувствовал, чем действительно увидел, как из сугроба вынырнуло бледное, и отчего-то совершенно безволосое тельце. В невероятно прыжке, с легкостью преодолев трехметровую отметку, оно с силой врезалось в грудь охотника, опрокидывая его на спину. Серебров грохнулся на снег, показав темнеющему небу подошвы своих унтов. «Сайга», недовольно рявкнув куда-то в сторону леса, отлетела, едва не выломав державшую ее руку.
Извиваясь всем телом, в попытке сбросить с себя невидимого зверя, охотник смахнул с лица липкий снег, и впервые увидел это… Увидел и замер, придавленный парализующим, отнимающим волю к сопротивлению, страхом. Верхом на нем, скаля два ряда мелких но острых зубов сидел ребенок. Тощий, синий от холода, невероятно уродливый, но все же ребенок. Серебров нипочем не смог бы ответить, откуда у него взялась такая уверенность. Было в оскаленной морде что-то такое… какая-то черта, общая для всех детенышей, от котят, до крокодилов, от человека, до волка.
Оцепенение прошло, когда существо взмахнуло рукой, и грудь охотника взорвалась от острой режущей боли. В прорехи куртки, уже набухающие от крови, радостно метнулся ледяной зимний воздух, и давление на грудь тут же исчезло. Лишь мгновение спустя, услышав за спиной яростное рычание, переполненное злобой и тщательно сдерживаемой болью, он осознал, что существо целилось ему в горло и не попало лишь по одной причине – лохматой, сорокакилограммовой причине, которая, судя по звукам, в данный момент насмерть билась за своего хозяина.
Перевернувшись на живот, Михаил Степанович споро подхватил присыпанную снегом «Сайгу», и, не целясь выпалил туда, где, намертво сцепив челюсть на тощей ноге жуткой твари, погибал верный Буян. Выстрел, хоть и сделанный навскидку, угодил точнехонько в цель и сшиб чудовище с ног. Наметанный охотничий глаз Сереброва успел заметить, как пуля, вырвав приличный шмат мяса из бледно-синего тельца, проникла внутрь, да там и осталась. Ему даже показалось, что он слышал радостное чавканье, с которым тупой свинец вгрызался в бескровную плоть. Да, именно бескровную – из страшной раны не выпало ни единой красной капельки. Это Серебров видел также отчетливо. И потому-то почти не удивился, когда маленькая тварь, по кошачьи вспрыгнув на все четыре лапы, вновь встала перед ним, как ни в чем не бывало. В голове старого охотника, сталкиваясь и разлетаясь в сторону, точно бильярдные шары, уже давно метались старые легенды и страшные сказки, постепенно вылившиеся в одно веющее могильной жутью слово.
Упырь.
Детеныш резким движением оторвал бездыханному Буяну, даже в смерти не разжавшему зубы, нижнюю челюсть и, стряхнув с себя окровавленное помятое тело, кинулся на Сереброва. Еще дважды рявкнул карабин, но несущийся на всех парах упырь даже не остановился, уже через мгновение отбив ствол в сторону и набросившись на охотника. Некоторое время Сереброву удавалось удерживать клацающую зубами тварь на расстоянии вытянутой руки, но, не смотря на малый вес и почти полное отсутствие мускулатуры, чудовище наклонялось все ближе и ближе к бородатому лицу Михаила Степановича. Изогнутые черные когти пластали на лоскуты рукава зимней куртки, с каждым взмахом взрезая не только ткань, но и кожу, и мясо. И тогда Серебров решил пойти на риск.
Всего одно мгновение смогла бы выдержать этот бешеный напор его правая рука, прежде чем перемазанные слюной и собачьей кровью зубы сомкнутся на его шее. Всего одно лишь мгновение - Михаил Степанович знал это каким-то обострившимся чувством, отвечающим за выживание в экстремальной ситуации. Напрягшись, он оттолкнул от себя смертоносный комок их мельтешащих когтей и клацающих клыков, правой рукой ухватив упыря за горло, а свободной левой зашарил у себя за головой, выискивая в снегу поломанную лыжу. Запястье обожгло болью, заставив Сереброва разжать хватку, но перебирающие снег пальцы уже наткнулись на лакированное дерево и, сжав, с силой вонзили острый обломок прямо под торчащие, словно ксилофон, ребра упыря.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
