Но наше живейшее участие во всем, что касается первых времен милого нам Петербурга, увлекло нас далеко от событий все еще продолжавшейся Шведской войны и от ее несчастного героя, Карла XII. Чтобы вернуться к нему, надо сказать, что после Прутского мира он жил еще около трех лет в Турции и, безрассудно оставляя свое королевство на волю судьбы, хлопотал о том, чтобы Турецкий султан снова начал войну с Русскими. В то время, как настроение султана то подавало Карлу надежду на успех его стараний, то снова отнимало ее, Швеция страдала и от внутренних беспорядков, и от своих соседей, так часто переносивших прежде оскорбления от ее гордого короля. Все это вместе с решительным отказом султана начать войну с Россией заставило упрямого короля опомниться и в 1714 году возвратиться в Отечество.
Первая морская победа. 1883.В 1714 г. Русский флот одержал важную победу. 27 июля при Гангуте была разбита Шведская флотилия, а контр-адмирал Эреншильд с фрегатом и десятью галерами попал в плен. Морским боем руководил сам Петр I.
Шведы ожили: появление государя, которого они не называли иначе, как героем, казалось, обещало им новые победы и возвращение всего потерянного в его отсутствие. Карл оправдал их надежды: приказал набрать новых рекрутов и снова начал грозить войной всем государствам, окружавшим его. Но на этот раз все они были осторожнее, и герой Швеции увидел против себя сильный союз России, Дании, Ганновера, Голландии и Пруссии. Однако союзники, которые сначала так уважали Петра, что даже поручили ему главное командование над общим флотом, скоро охладели в своем усердии: могущество Петра начинало их пугать не меньше дерзости Карла, и поэтому, решив между собой напасть на южные провинции Швеции, они так долго медлили с отправлением войск, что осень 1716 года настала раньше, чем все было готово к нападению. Петр заметил это хитрое поведение союзников, понял его причину и с негодованием отослал свой флот назад в Ревель, а сам из Копенгагена, где потерял много времени в напрасном ожидании, отправился посетить еще раз свою старинную любимую Голландию. Там он мог узнать о намерении союзников вернее и подробнее, там для него было приятно увидеть старинных друзей и товарищей.
Медаль в память сражения при острове ГретамНовое путешествие Петра в чужие края и царевич Алексей от 1717 до 1719 года
С восторгом и благоговением они встретили его в тех городах Голландии, где царственный художник девятнадцать лет назад проводил время в изучении ремесел. Особое удовольствие ожидало его в Саандаме: там радость жителей была неописуема при виде дорогого гостя. Несмотря на перемену в наружности знаменитого путешественника, явившегося к прежним своим знакомцам уже не в одежде матроса, несмотря на славу, окружавшую Полтавского героя, все не только узнавали в нем прежнего Петра Бааса, но, увлеченные своей радостью и ласковым обращением Великого, казалось, забывали обо всех других его достоинствах и помнили в нем только Петра Бааса.
Саандамские жители не один раз угощали у себя Петра и даже Екатерину, которая, не любя разлучаться с супругом, была с ним и в этом путешествии. Долго добрые Саандамцы не могли забыть восхитительных часов, проведенных с их знаменитыми посетителями. Долго рассказывали потом и своим детям, как величествен был вид Русского царя, несмотря на его самую простую одежду: Петр I носил в это время в Голландии простой кафтан из серого сукна, кортик[288] на широкой кожаной портупее[289], короткий черный парик и простую поярковую шапку[290].Прелестна была его супруга в великолепном наряде северной царицы: Петр, всегда носивший самое простое платье, любил видеть свою милую Катеньку пышно одетой, а в день ее именин он даже и сам любил одеваться пышно, и особенно с того времени, как в 1714 году учредил в этот день женский орден святой великомученицы Екатерины* в память и в награду царице за смелую решительность во время несчастья Русских при реке Прут.
Император Петр I несет малолетнего короля Людовика XV.Объездив со своей прекрасной подругой почти все города Голландии, Петр в конце марта 1717 года оставил ее в Гааге, а сам отправился во Францию. Надо сказать вам, друзья мои, что занятия и образ жизни Петра в этом втором его путешествии в чужие края были совсем иные, чем в первом. Тогда он, не любя показываться в толпе любопытных, проводил почти все время в ученье. Теперь, все так же ненавидя торжественные встречи и всякого рода пышность и блеск, он уже нигде не бегал от народа, желавшего его видеть, и занимался не изделиями ремесленников, как прежде, а произведениями изящных искусств: он ездил в любое место, где было что-нибудь редкое и любопытное, и если можно было купить эту редкость, то царские деньги сыпались щедрой рукой, и покупка отправлялась в Петербург. Так, он купил кабинет редкостей знаменитого профессора Рюйша за 40 000 гульденов[291], натуральный кабинет аптекаря Себы за 15 000 гульденов и за 5000 рейхсталеров[292] выкупил заложенный Евреями Лидерский минц-кабинет[293]. Вместе с этими редкостями было отправлено в Петербург множество картин, купленных в Голландии, где Петр часто проводил целые часы перед чудесными произведениями кисти Рубенса*, Ван Дейка*, Рембрандта* и Сило. Особенно он любил картины последнего, с изображением морских видов, берегов и кораблей. Эти картины вскоре составили украшение государевых дворцов — Петергофского и Летнего Петербургского, который и теперь находится в Летнем саду.
В Париже, где так много любопытного, Петр с восхищением провел более шести недель. Каждый день видел он там что-нибудь новое, каждый день и Парижане смотрели с новым удовольствием на необыкновенного государя, слава которого была так блистательна и велика. Уважение и радушие встречали его на каждом шагу: для его жилища был определен один из лучших королевских дворцов — Лувр; на другой день после приезда его посетил регент[294], управлявший королевством во время малолетства короля Людовика XV, и сам этот маленький король, двор, родственники государя и знатнейшие вельможи попеременно давали для него пиры и праздники; знаменитые Парижские академии избрали его в свои члены; на монетном дворе за короткое время его присутствия там была выбита золотая медаль, на которой с одной стороны был представлен Петр, увенчанный лаврами, а с другой — летящая слава и восходящее солнце с надписью: crescit eundo, то есть возрастает в пути. Одним словом, Парижане делали все, чем можно было показать, как высоко ценили они и как глубоко уважали великого их посетителя. И Петр расстался с ними, чувствуя в душе живейшую благодарность за этот радушный прием.
В это самое время из России получены были очень дурные вести, принудившие царя поспешить со своим возвращением в Отечество. Они касались того, чье имя уже несколько лет печалило сердце Петра: они касались царевича Алексея Петровича. Но чтобы сделать их более понятными для читателей, надо прежде рассказать о том, что произошло между царем и его сыном гораздо раньше.
Царевич Алексей Петрович и его супруга кронпринцесса Шарлотта-Христина-София. Гравюра.Алексей Петрович (1690–1718) — сын Петра I. В 1711 г. он женился на принцессе Волыренбютельской, от которой имел сына Петра.
Мы говорили уже о том, каков был царевич до его двенадцатилетнего возраста, и как мало было надежды на его исправление. Печальные опасения государя оправдывались: наследник вырос на горе родительскому сердцу! Но оно все еще надеялось, увлекаемое нежностью, оно все еще мечтало, что непокорный, преисполненный самыми вредными предрассудками царевич еще может исправиться, еще будет добродетельным, еще полюбит просвещение. И какие только средства не употреблял несчастный отец для достижения этой цели! И занятия по службе, и важные поручения в разных отраслях государственного управления, и путешествия по Европе — все попеременно предлагалось царевичу, чтобы отвлечь его от грубых забав, составлявших единственное провождение его времени. Не смея противиться приказаниям отца и государя, он исполнял их, но неохотно, с пренебрежением, думая только о том, как бы скорее отделаться от поручения и потом донести своей матери, что он все тот же преданный ей сын, все тот же ненавистник нововведений, все тот же защитник древних обычаев, каким был и каким будет всегда. Проницательный Петр не мог не замечать этой непреклонности сына и решил, наконец, использовать для его исправления последнее средство, обещавшее больше успеха, чем какое-нибудь другое. Царевич во время своих путешествий по Европе видел при Саксонском дворе родственницу Польского короля, Августа II, принцессу Вольфенбютельскую Шарлотту-Христину-Софию. Скромность и необыкновенная ее красота произвели неожиданное впечатление на сердце Алексея. Никто не обрадовался этому так, как его великий родитель. Мысль, что прелестная принцесса сотворит с порочным сердцем его сына такое же чудо, какое некогда сотворила кроткая Анастасия с сердцем Грозного, восхищала Петра такой приятной надеждой, что он очень скоро принялся за сватовство и, получив согласие невесты и ее родителей, радовался почти больше самого жениха.
