7 ноября 1972 года, в день выборов, друзья Джерри Рубина собрались у него дома, чтобы следить за развитием событий. Джон и Йоко пообещали прийти после того, как закончат работу на студии «Рекорд Плант», где Йоко записывала двойной сольный альбом «Approximately Infinite Universe»192. Когда начали поступать сообщения о вероятной победе Никсона, Джон напился текилы, поскольку считал, что повторное избрание Никсона означает для него автоматическое выдворение из страны. Кроме того, он уже начинал испытывать постоянно растущее чувство раздражения, которое вызывала у него Йоко. К этому вечеру отношения между мужем и женой настолько испортились, что окружающие были убеждены в их скором разрыве.
К четырем утра, когда работа закончилась, Джон был в стельку пьян и, по воспоминаниям домашнего фотографа Леннонов Боба Груена, «ругался так виртуозно, что ему мог позавидовать любой матрос из Ливерпуля». Когда вся группа направилась в сторону дома на Принс-стрит, где жил Рубин, Джон «яростно поливал весь белый свет».
У гостей, которые еще не разъехались по домам и продолжали мрачно взирать на экран телевизора, наблюдая триумф Никсона, волосы зашевелились на голове, когда за две рью раздался душераздирающий вопль: всем показалось, что это предсмертный крик. В тот же самый момент в комнату ввалился Джон Леннон, небритый и с выпученными глазами, ревущий то ли от боли, то ли от прилива битловскои ностальгии: «Йе-йе-йе!» Следом за ним шествовала Иоко, одетая в шляпу с мягкими широкими полями и коричневое кожаное пальто с золотым значком шерифа на груди. И хотя Леннон, не переставая ругаться, обрушился на собравшихся «лже-пророков», указавших ему неверный путь, и даже обозвал присутствующих сборищем «мелкобуржуазных евреев», Йоко хранила невозмутимость. Она развернула пакетик с кокаином и принялась угощать тех, кто еще не надрался водки и текилы.
Один за другим гости Джерри стали предпринимать попытки успокоить Леннона. Рубин предложил ему пойти отдохнуть на кровати с водяным матрасом, но Джон, которому не понравилось, что с ним обращаются, как с больным, послал его куда подальше. Он продолжал отчаянно выплескивать свою боль и разочарование в неудавшейся революции, в самой вере в возможность революции.
В конце концов Леннон уселся напротив худенькой актрисы Джудит Малина и, точно безумный, прорычал, глядя ей в глаза: «Я хочу разрезать тебя на куски!» Видя, что женщина и глазом не моргнула, он повторил свою угрозу еще более зловещим голосом, добавив, что хочет видеть, как прольется ее кровь. Но и эти слова не вызвали у жертвы ожидаемой реакции. Тогда Джон встал и, пошатываясь, направился к выходу. «Я хочу быть как Везерманы! Хочу застрелить полисмена!» – провозгласил он и хлопнул дверью.
После этой ночи, по словам Стива Гебхардта, «Джон Леннон заперся у себя в спальне и не выходил оттуда полгода».
Глава 49
Из огня да в полымя
«Привет! Я [стук] хочу [стук} предложить [стук] вам [стук] работу. Меня зовут Йоко. И [стук] О [стук] К [стук] О [стук]». Именно так запомнил Дэвид Спиноза, лучший студийный гитарист Нью-Йорка того времени, начало знакомства, которому было суждено свести его с ума. Когда однажды июльским днем 1973 года он вошел в свою квартиру, расположенную на Восточной части 70-й стрит, и нажал кнопку автоответчика, он сперва подумал, что кто-то решил его разыграть. Представьте себе его удивление, когда, набрав оставленный номер телефона, на другом конце провода он услышал голос, который принадлежал супруге Джона Леннона.
Она собиралась самостоятельно записать альбом и хотела, чтобы Спиноза собрал и возглавил аккомпанирующую группу. У нее уже был наготове небольшой список. В него входили лучшие и самые занятые музыканты Нью-Йорка, что вполне устраивало Дэвида. И тем не менее, записывая имена, он не мог удержаться от гримасы при воспоминании о своем последнем общении с одним из Битлов. История эта произошла весной 1971 года, когда ему позвонила женщина, которую он называет «Королевой групи», – Линда Маккартни.
«Королева» была настолько уверена в том, что любой музыкант мгновенно уделит ей максимум внимания при одном звуке ее голоса, что едва удосужилась представиться. «Так в чем дело?» – спросил Спиноза, не уловив ее имени.
«Мой муж слышал о вас, – выговорила Линда, подчеркивая свой британский акцент. – Он хочет с вами встретиться, поиграть и посмотреть, на что вы способны, потому что мы собираемся записывать новый альбом».
Дэвид все еще не мог врубиться. «Я студийный музыкант, – рявкнул он в ответ, – и нам незачем встречаться. Свяжитесь с моими агентами и зарезервируйте мои услуги. Позвоните на „Радио Реджистри“ и скажите, что вам нужен Дэвид Спиноза с двух до пяти, с семи до десяти, какие нужны гитары – и я приду!»
«Нет! Вы не понимаете! – закричала Линда. – Мой муж...»
Однако прежде чем ей удалось произнести еще хотя бы слово, Спинозу прорвало. «Да что там стряслось с вашим мужем?!» – заорал он. И только тут Линда сообщила, что звонит от имени Пола Маккартни. Это известие лишь усугубило ситуацию, потому что теперь Спиноза догадался о причине звонка. «Так это значит, – прорычал он, – вы хотите устроить мне прослушивание?»
Пол допустил ошибку, когда попросил подобрать ему пятерых лучших музыкантов для каждого из основных ритм-инструментов – пианино, бас-гитары, гитары и ударных. Нью-йоркские студийные музыканты не участвуют в прослушиваниях. Они считают себя, причем вполне оправданно, самыми совершенными и всесторонними музыкантами в мире. Спиноза в этом смысле не был исключением, но он испытывал некоторое любопытство по отношению к знаменитому Битлу и поэтому притащился в грязную мастерскую, расположенную в районе Десятой авеню, где застал Пола с трехдневной щетиной на щеках, Линду и детей. Билли Лавойна, барабанщика с солидным стажем, только что попросили что-нибудь сыграть. «Знаешь, Пол, – саркастическим тоном ответил Лавойна, – я слышал, что ты и сам иногда играешь на ударных, так что, может быть, лучше ты сыграешь мне?»
Сцена произвела на Дэвида отвратительное впечатление. «Передо мной сидел сам Пол Маккартни, – вспоминает Спиноза, – и играл какие-то примитивные рок-н-ролльные вещицы – чин, чин, чин. Было очень неловко! Ему приходилось петь каждую ноту или брать ее на своей гитаре, например три ноты доминант-септаккорда. Он даже не знал, как это называется, а просто говорил „клевый аккорд“!» Дэвид отработал несколько недель на записи диска «Ram», но когда ангажемент закончился, опубликовал на страницах журнала «Мелоди мейкер» довольно язвительный комментарий, в частности, рассказав о том, как Пол заставлял своих детей сидеть в студии до четырех утра.
Вот какие смешанные чувства владели Дэвидом Спинозой, когда в тот же день он отправился на встречу с Иоко Оно.
Прежде всего Дэвид попросил показать музыку. Иоко протянула ему несколько аккуратно отпечатанных страниц с текстами песен, состоявших из куплетов и припевов; там не было ни одной ноты. Кое-где над текстом стояли обозначения аккордов «соль-минор, ре, соль», по которым невозможно было составить даже малейшее представление о том, что имел в виду автор. Иоко повторяла манеру записи, которую использовал Джон, но Джон принес бы с собой гитару и исполнил бы песню. Спиноза попросил Иоко спеть; у нее вышел какой-то японский вариант ковбойской песни, и первой реакцией Спинозы было: «Ты что, издеваешься?»
Однако для студийного музыканта работа есть работа. Деньги предлагались хорошие. День за днем Спиноза приходил к Иоко с магнитофоном и нотной бумагой. Делать за ней записи было ужасно сложно: ей не удавалось даже держать размер. Но вскоре Спиноза понял, что его работа вообще не имеет смысла, поскольку Иоко все равно была неспособна дважды воспроизвести одну и ту же мелодию. Поэтому Дэвид ограничился тем, что записывал последовательность аккордов, оставляя придумывание собственно мелодии на потом.
Настоящее веселье началось тогда, когда они собрались в студии. О таких музыкантах можно было только мечтать: Рик Маротта – один из лучших гастрольных барабанщиков, Эндрю Смит и Боб Рэббит – до недавнего времени основная ритм-секция на студии «Мотаун», Майкл Брекер, который вскоре стал самым модным тенор-саксофонистом в Штатах, Артур Дженкинс – виброфон, фортепьяно Кении Эшер, сочинявший также и музыку (что оказалось очень кстати), и бас-гитара Гордон Эдварде, всеобщий любимец, работавший в фьюжн-команде под названием «Стафф». Если еще добавить Дэвида Спинозу, игравшего на лидер-гитаре, то получалось, что вокруг Иоко собралась команда, общий талант которой оценивался не менее чем в миллион долларов. Вот только музыки не было!
Выход из положения был один: раздать музыкантам записи, сделанные Спинозой, и предложить самим придумывать мелодии к имевшимся в наличии текстам. Несмотря на множество проблем, связанных с отсутствием у Иоко элементарных музыкальных способностей, супергруппе удалось записать вполне приличную инструментальную музыку в стиле утонченной соул, близкой к неярко выраженному фанку.
