Там же, в Англии, Ваня и управлять этой удивительной каретой научился.
В то время даже в столицах автомобили были редкостью, а в провинции просвещенные жители о них слыхали, но никогда не видывали. Понятно, что Ваня всех удивил и, когда катался по улицам, производил фурор и смятение: за автомобилем гонялась толпа зевак, как за слоном из цирка, извозчичьи лошади пугались, и седоки часто терпели крушения, составлялись протоколы, но в законах гражданских не было такой статьи, чтобы прекратить это безобразие, а штрафов, налагаемых городским судьей за неосторожную езду, Ваня не боялся.
Однако Ване мало было скандалов в Симбирске. На свете чуда нет, к которому не пригляделся бы свет! Ваня задумал пробраться на автомобиле в Никудышевку, к Наташиной свадьбе. До Алатыря погрузил автомобиль на свой пароход, а от Алатыря решил ехать вместе с Зиночкой автомобилем. Дело было дня за три до свадьбы.
Покатались они по городу Алатырю, взбудоражили его просвещенных и непросвещенных жителей. Предложили отцу Варсонофию с диаконом, которые должны были венчать Наташу, поехать с ними, но отец Варсонофий уклонился:
— Так-то так, премного благодарен вам, однако… Как сказать? Как-то оно мне и диакону как особам духовного звания непристойно на этом инструменте…
Предлагали еще кое-кому из собравшихся на свадьбу. Всем хотелось, но все побаивались: «А черт его знает! Вдруг взорвет?» Никто не согласился подсесть…
Погрузили в автомобиль два ящика шампанского и поехали одни…
Был погожий денек. Деревенская страда спала.
Золотые моря хлебов исчезли и раскрыли безбрежные горизонты, уходящие в глубину синих далей, в которых с изумительной четкостью рисовались там и сям, словно игрушечные, деревеньки, колоколенки со сверкавшими на солнце крестами, контуры далеких лесов. Такое спокойное и радостное настроение было разлито во всей природе и такое взбудораженное в людях… Со злобной ненавистью бросали взгляды на Ваню и Зиночку встречные и обгоняемые люди. Впрочем, Ваня не замечал этого. Пока путь лежал по большой шоссейной дороге, Ваня гнал машину. Быстрое движение подчинявшейся его рукам машины и лавирование между опасностями столкновений держали Ваню в особенном боевом настроении, в самочувствии борьбы и преодоления, и от этого в его душе рождалась радость, гордость и чувство собственной значительности…
А препятствий для борьбы и преодоления было много. Встречные мужики и бабы, возвращавшиеся с базаров и полей на медленно ползущих телегах, пробуждаемые от сладкой дремы хриплыми и страшными гудками чудовища, с быстротой мчавшегося им навстречу, испуганно шарахались в стороны, настегивая по худым бокам испуганных же лошаденок, и потом долго кричали и ругались вдогонку Ване, а старики крестились и долго не могли опомниться от ужаса и удивления: весь в желтой коже, в шлеме с болтающимися наушниками и в огромных зеленоватых очках, скрывавших половину лица, Ваня казался им самим дьяволом, скачущим на чудовище с двумя светящимися глазами и изрыгающим вонючий дым из-под хвоста!
— Дьявол окаянный!
— Чертова машина… Тьфу! Чтоб ты провалился сквозь землю.
Дивились, а маленько успокоившись, начинали изобретать средства самозащиты:
— Вот бы бревно поперек дороги-то положить!
— Ничего ему, проклятому, не сделается: перескочит! Яму надо вырыть, — вот это дело…
— Нечистая сила… Напугалась я до смерти… Инда и сейчас сердечко бьется.
Местами запоздали с уборкой овса, и по полям краснели яркими пятнами бабьи платочки, синели сарафаны, резко звучали перекликавшиеся голоса. По дорогам, усеянным золотистыми соломинками, тянулись телеги со снопами, наполняя тишину полей скрипучей музыкой немазаных колес. В прозрачном воздухе плавали паутинки, предвестники хороших ядреных солнечных дней.
Солнышко грело, но не было уже прежней духоты, и казалось, что земля отдыхала в сладостной истоме, как женщина-мать после родов…
Не шел к этой благодушной истоме и тишине, к этой грустной радости русской природы гудящий, грохочущий, ревущий, воняющий бензином и дымящий зверь европейской культуры. Лошаденка, плетущаяся со скоростью трех верст в час, и эта непонятная чертова машина, птицей пролетающая, с угрозою смять и раздавить все попадающееся на пути ее!
Господа эту машину придумали для себя, а для мужика и деревни — она только одно зло и неприятности.
Охваченный радостью быстрого движения, Ваня по временам не так внимательно следил за препятствиями и плохо взвешивал опасности. Хотелось как можно скорее прилететь и всех поразить.
Клубами вихрилась пыль, и неслась за автомобилем свора деревенских собак, когда Ваня пролетал широкой улицей попутного села Вязовки. Вот здесь и вышла первая неприятность. Раздавили спавшую в лужице свинью. Страшный визг, толчок… Ваня растерялся от визга и затормозил. Свинья уже не визжала, но визжали бабы и сбегались мужики. Точно нападение диких на европейца! Готовы разорвать на клочки и Ваню, и Зиночку. Кто-то запустил уже в заднее стекло кузова камнем, и оно со звоном посыпалось на Зиночку. День был воскресный, и подвыпившие мужики, настроенные слухами с юга, точно потеряли обычный страх перед господами.
Ваня предлагает за раздавленную свинью десять рублей:
— Десять целковых получите да еще и свинью съедите! — урезонивает он освирепевшую толпу.
А ему в ответ:
— Мы дохлятину не едим! Это вы всякую погань жрете!
— Им что свинья, что мужик, — не разбирают!
— А мне эта свинья дороже барина!
— Бей его, дьявола, робята!
Плохо бы кончилось, если бы Ваня не догадался зареветь гудком и пустить мотор с места в карьер… Толпа от неожиданности пугливо рассыпалась в стороны, и Ваня улепетнул. Спохватились, помчались, полетели вдогонку камни, ругательства и угрозы:
— Погодите, скоро всем вам конец будет!
Собаки продолжали гнаться, а мужики бросили: разве эту чертову машину догонишь?
Ваня гнал, а Зиночка впала в обморок. Очутившись в полной безопасности, Ваня остановил машину и спрыснул Зиночку шампанским прямо изо рта…
Раскрыла глаза, опомнилась. Точно в лихорадке: зубами щелкает…
Маленько успокоил, напоил шампанским, окутал пледом, ругается:
— Не народ, а прямо разбойники!
Поехал осторожнее, тем более что шоссейная дорога кончилась и началась проселочная, хотя и хорошо накатанная, но с изъянами…
Слава Богу! Недалеко уже и Никудышевка. Последняя попутная деревенька…
Во избежание всяких неприятностей решил объехать деревеньку на косогоре лугами и спустился под гору…
Не проехали и версты по луговой дороге, как неожиданно целый каскад водяных брызг и пыли взвился из-под передних колес автомобиля.
Не успел Ваня понять в чем дело, круто свернул в сторону и высоко взлетел, стукнулся больно головой, автомобиль же остановился, продолжая беспомощно работать мотором. Дал задний ход и убедился, что застрял основательно в болотной колдобине. Передние колеса глубоко въелись в топь. По привычке русского человека Ваня сперва обругался скверным словом, потом вылез, почесал за ухом и вздохнул:
— Ах ты, Боже мой!
— Что случилось? Что? — с ужасом спрашивала Зиночка.
— Да не бойся ты! Просто в лужу сели…
Осмотрел автомобиль, закурил и стал блуждать вокруг взорами. Усмотрел ползущий по лугам воз сена. Ваня перерезал ему путь, дождался и вступил в переговоры. Подвел мужика к автомобилю. Мужик давно уже приметил ехавшую чертову машину и теперь с изумленным любопытством ее разглядывал. Посмеивался одними хитренькими глазками и говорил:
— Выходит, барин, что моя лошадка сподручнее. Тише едешь — дальше будешь. А чем это она, машина то есть, кричит? Глотка-то больно у ней здоровая!
— Выпряги свою лошадь, зачалим веревкой и выволочем!
— Разя моя лошаденка сладит с такой тягой! Ты возьми сытых барских лошадей, а моя… Пожалеть надо: цельный день в работе, а овса не видит…
— Я тебе заплачу.
Мужик насмешливо оглядел страшный костюм барина, покачал головой и пошел прочь, к возу, хихикая себе в бороденку.
Должно быть, с горы жители Вязовки тоже увидали, что ехавший в карете без лошадей барин увяз. С горы бежали в луга стайки мальчишек и девчонок, за ними медленно, не торопясь, спускались взрослые. Ребятишки радостно кричали и махали руками взрослым:
— Увяз! Увяз!
Ребятишки не решались приблизиться к похожему на черта барину, поджидая взрослых. А взрослые остановили ползшего им навстречу мужика с возом сена, и до Вани долетали обрывки их разговора:
— Крепко сидит! Пущай еще постоит, — засосет его поглубже!
— Помощи просил…
Смех, взмахи рук, ругань. Мужик пополз в гору, мужики и бабы пошли к увязшему барину. Скоро вокруг него сползлось много жителей. Весело гуторили, бросали шуточки, острили над барином с барыней и над чертовой машиной:
