— Если верить арестанту, то на Тренодии высадились не менее пяти Несущих Слово, включая лорда Хаоса. Просто немыслимая численность для столь малозначительной планетки.
— Малозначительной? — сказал Равин. — Тренодия обеспечивает ресурсами чуть ли не половину миров-кузниц субсектора.
— Несущие Слово не руководствуются «Тактика Империалис», — заявила Сантос. — Их мало волнуют поставки провизии или ресурсов. Их интересуют только души и волна ужаса, перекидывающегося с одного мира на другой, подобно раковым метастазам. А Тренодия изолирована и слабо заселена. С их точки зрения — жалкая цель.
Инквизитор вгляделась в пикты, которые выложила перед собой, и лицо ее приняло еще более озабоченное выражение.
— Полковник, скажите, почему вы приказали снять именно это?
Равин посмотрел на изображения и беззаботно отмахнулся:
— Мы пытались определить качество и протяженность вражеских фортификаций на основе того, сколько породы они раскопали. С тех пор, как мы прибыли, рабочие бригады вкалывают день и ночь.
Сантос вздрогнула.
— Раскопки. — Инквизитору показалось, будто кровь в ее жилах замерзла. — Полковник, еретики тащат стенные панели и напольную плитку вовсе не для баррикад. Они опустошают городские дома в поисках чего-то гораздо более важного. Вот почему сюда прибыли Несущие Слово. Вот почему сюда прибыл он. Мятеж — не более чем диверсия, отвлекающая внимание, пока они беспрепятственно обыскивают планету.
Рука инквизитора едва заметно задрожала, когда она поднимала крайний из выложенных рядком снимков. Судя по дате в углу, последние раскопки завершились три дня назад. «С тех пор они уже ничего не ищут», — поняла Сантос. Должно быть, еретики нашли все, что хотели.
— Полковник, запрашиваю весь ваш мобильный резерв и звено «Стервятников», — голосом, в котором прозвенела сталь, произнесла инквизитор. — Взводного командира я проинструктирую по пути.
Дом в былые дни служил офисным зданием местной налоговой службы. Высотой всего три этажа, квадратный, без окон, сложенный из бетонных плит — внешним обликом он изрядно напоминал сказочную сокровищницу, что, впрочем, недалеко от правды. Целая армия сервиторов и сутулых писарей день и ночь безустанно трудилась в холодных, мрачных комнатах, высчитывая прибыли шахтерских артелей и независимых рудников, определяя сумму долга Императору.
Теперь же площадь перед строением была завалена бренными останками имперской налоговой машины. Огромные, прекрасные когитаторы стояли неровными рядами, деревянные шкафчики разбиты в щепки, а оставленные под открытым небом бронзовые рычаги позеленели. Связки вырванных из креплений кабелей и груды снятой со стен и пола облицовки шуршали и грохотали под порывами непрестанно налетающего ветра. Густая пыль кружила в воздухе, сверкая в ярком свете промышленных прожекторов, на скорую руку установленных снаружи здания.
Осколки стекла, словно ломкие косточки, захрустели под бронированными ботинками Эреба, когда тот шагнул за порог узкой двери. Буквально в метре от входа пол вспучивался отвалом из искореженной стали и пермакрита.
Шахтеры Тренодии отменно знали свое дело. Трудясь днями напролет, они успели разобрать и два верхних этажа, и еще два — подземных. Обрывки проводов, обломки труб и остатки облицовки свисали, подобно рукотворным сталактитам с ободранного потолка, и были припорошены белой известкой, сверкавшей в ярком свете прожекторов.
Работа внизу встала. Почти две дюжины мужчин отложили инструменты и распростерлись на каменистой земле, приветствуя появление лорда Хаоса. Эреб же окинул взором плоды их трудов и остался доволен.
Шахтеры успели не только полностью разобрать подземные этажи, но и зарыться на три метра в пепельно-серую почву, прежде чем наконец наткнулись на первый из черных камней. Целые сутки тяжкого труда ушли на то, чтобы очистить его поверхность от многовековых отложений и обнажить вырезанные на ней загадочные знаки. Работы продвигались медленно. В присутствии странных камней аккумуляторы акустических щеток стремительно выходили из строя. Ну а мозги шахтеров спекались, если слишком долго смотреть на иероглифы. Даже отсюда Эреб ощущал, как энергии варпа подобно волнам черного холода поднимаются от древних проклятых объектов.
В соответствии с указаниями магоса Алголя, самый высокий из монолитов был установлен вертикально. Камень возвышался на пять метров и отбрасывал длинную, бесформенную тень на площадку раскопок. Его поверхность казалась шершавой, лишь самым грубым образом отесанной, но символы, вырезанные в ней, имели отчетливые, утонченные очертания. Они спиралью опоясывали монолит, подчиняясь законам языка, умершего задолго до рождения человечества. У самой верхушки письмена лепились к основанию почти идеальной сферы, оплетенной извивающимися каменными щупальцами.
Эреб улыбнулся, обнажая острые зубы, манерами и статью похожий на хитроумного и мстительного бога. Лорд Хаоса был с головы до ног облачен во впечатляющую броню космического десанта. Но если раньше выгравированные на ее поверхности изображения прославляли могущество Императора Человечества, то теперь они повествовали о совсем иной вере. Богохульные руны и символы разрушения пульсировали болезненным светом на кирасе и наплечниках космодесантника-предателя. С шеи Эреба на бронзовой цепи свисала связка черепов имперских священнослужителей. За его спиной были закреплены два зазубренных копья, между которыми растянуты выдубленные кожи героев космического десанта, покрытые начертанными кровью псалмами жестокости и порока. Такие же обрывки кожи свисали и с крючьев на поясе Эреба. В правой руке он сжимал символ своего чудовищного могущества — темный крозиус, знак веры в Богов Хаоса.
К дну ямы, где велись раскопки, был проложен наклонный пандус, достаточно широкий, чтобы по нему рядом могли идти два человека. Стальные опоры едва заметно зашатались, пока Эреб неторопливо спускался. Взгляд черных глаз лорда ни на мгновение не сходил с возвышающегося внизу монолита и сферы на его верхушке.
Эреб, не моргнув и глазом, ступил в уродливую тень камня. Тьма, опустившаяся на плечи, была неестественно холодна, и этот мороз легко проникал даже под демоническую броню. Лорд Хаоса ощутил, как его давно иссохшие внутренности задрожали от ледяного варп-эха, и, приветствуя его, раскинул в стороны могучие руки. Сознание наполнилось образами Бурлящего Залива — океана безумных чудес, именуемого слугами ложного Императора Occularis Terriblus. Но это место было источником божественной силы, колыбелью Вселенной. В кипящем море ничем не сдерживаемой энергии Эреб узрел раздутую красную сферу, влажно поблескивавшую, точно сгусток застывающей крови. Теперь лорд Хаоса мог слышать крики бесчисленных голосов, молитвы, звучащие у подножия трона его нечестивого господина, и сам мучительно жаждал присоединиться к этому хору. «Лоргар! — мысленно закричал Эреб, обращаясь в пустоту. — Время уже близко, нечестивый! Вскоре врата распахнутся!»
Эреб усмехнулся себе под нос, и этот звук, отразившись эхом от стен, заставил культистов задрожать от страха. Наконец, лорд обратил внимание на присутствующих, устремив пронзительный взгляд на две фигуры, распростершиеся в отдалении от облаченных в комбинезоны рабочих. Один был подлинным гигантом, в красных доспехах, почти таких же, как у самого Эреба. Второй, тощий пожилой мужчина, распластавшийся на земле возле Несущего Слово, казался не более чем детской куклой с хрупкими ручонками и тряпичной одежкой — дотронься и сломается.
Лорд Хаоса одарил своих подчиненных еще одной жуткой улыбкой.
— Поднимись, Фаэль Дюбель, — замогильным голосом произнес он. — Поднимись, магос Алголь. Благословенны вы в глазах Богов, Что Ждут.
Магос вскочил на ноги с проворством, удивительным для его внешности и почтенного возраста. Кожа Алголя имела трупно-серый оттенок, а иссохшие, потрескавшиеся губы растянулись в алчной ухмылке, обнажая сверкающие стальные зубы. Темные одеяния, некогда дополненные меховой мантией и цепями магоса археологис, ныне испещрены жутковатыми письменами, заявляющими о его верности Губительным Силам. Зрачки Алголя сверкали подобно черным жемчужинам в глубине запавших глазниц. В них отражались свет запретных знаний и змеиная изворотливость.
Дюбель, один из приближенных лейтенантов лорда Хаоса, в пояс поклонился своему повелителю. После он отступил в сторону, поворачиваясь так, чтобы никогда не упускать из виду ни рабочих, ни распахнутые двери. Одна рука Фаэля покоилась на рукояти болт-пистолета. Вторая же, закованная в чудовищную, громоздкую перчатку, именуемую силовым кулаком, сжималась и разжималась. Она повиновалась бессознательному рефлексу, словно древнему оружию не терпелось сдавить кого-нибудь в смертельной хватке.
