– Вот. – Лека извлекла из кармана горсть "зелененьких". – Вот тебе аргументы и факты. Не хочешь – я другого найду. Не на одном тебе мир сошелся.
– Ты думаешь? – Яша причмокнул толстыми губами, считая деньги. – Дай еще одну такую бумажку – и ты мне совсем понравишься.
– На, кровопивец. – Лека сунула толстяку еще сто долларов.
– Не кровопивец, а благодетель! – Яшка помахал бумажками в воздухе. – Для такой красотулечки, как ты, я бы все и задаром сделал. Как увижу такую шатенку с зелеными глазами, сердце мое тает, как мороженое на батарее, и бери меня руками! Но, понимаешь, милая девочка, там на контроле сидят такие противные сердитые дядьки, которые без вот этих мерзких заграничных денег будут шмонать тебя до посинения, пока не оставят в одном дезабелье. И когда ты там, за бугром, продашь свою контрабанду, и получишь свой гешафт, вспомни старого доброго дядю Яшу, и выпей за его здоровье. А лучше обратись ко мне сразу, а то кинут тебя наши, а их там как собак нерезаных. Или, того хуже, в ихнюю турецкую тюрягу засадят – хрен выберешься! Если золото – лучше сама и не пытайся!
– Ладно, это мои проблемы. – Лека с опаской отдала кейс Зильберу.
– Не бойся, не пропью. – Яша покачал чемодан на вытянутых руках. – Ого, тяжелый! А что, если я залезу в него? Тайна твоя тогда – тю-тю?
– Попробуй, залезь, – ухмыльнулась Лека. – Посмотри на фирму. Этот дипломат даже автогеном не разрежешь.
– А ты хитрая бабенка, я смотрю. Пойдем, наши уже на поезд садятся. – Яша подхватил девушку под ручку, и, пыхтя, посеменил к перрону.
* * *
Такая жизнь нравилась Леке. Только сейчас она наконец-то вспомнила, что ей всего двадцать один год. А что было в ее жизни? Школу закончила, из института вылетела, на наркотиках несколько лет сидела, наконец, связалась с Демидом. Полгода с Демидом, проведенные в непрерывных тренировках, в изучении чужих премудростей, закалили ее тело и укрепили дух, но и состарили лет на десять. Она привыкла решать все сама, не верить никому и ждать нападения с любой стороны, каждую минуту. А здесь относились к ней просто и покровительственно – как к двадцатилетней девчонке. И это было замечательно!
Подумать только – полгода она никуда не вылезала из города! Теперь Лека наслаждалась всем – и зимним пейзажем, мелькающим за окнами, и бестолковой сутолокой людей, таскающих свои чемоданы по вагону на каждой остановке, и бесконечными тостами Яши. На Зильбера нашло вдохновение, навеянное присутствием красивой девушки, и он никак не мог остановиться. Он наливал стопку за стопкой и провозглашал тосты, заставляя ворочаться пассажиров, пытающихся заснуть в соседних плацкартах. Тосты свои Яша по большей части составлял из наскоро переделанных анекдотов, приделав к ним неожиданный конец – иногда нравоучительный, но чаще неприличный. Получалось смешно, хотя анекдоты были бессовестно бородатыми.
Поезд мчался на Москву. Все "челноки" давно спали, привычно отрубившись под бормотание Яши. Демид свернулся калачиком на верхней полке и, наверное, смотрел очередной китайский сон, обняв сумку с одеждой.
– Слушай, Лека… – Глаза Яши слипались, но он мужественно боролся со сном. – Твой Демид, он вареный какой-то. Болеет, что ли?
– Ага. Ты его не трогай, ладно? Он нормальный мужик. Просто травма у него была, сотрясение мозга. Еще не очухался.
– Ладно, Дему твоего не обижу, – покровительственно улыбнулся Яша. – Со мной не пропадете. Деньжат решили заработать? Со мной у вас деньги будут. Видала орлов? – Зильбер сделал пьяный жест в сторону спящих своих сотоварищей. – Дрыхнут, гады. Это я их вытащил… Из дерьмища такого… Все – с высшим образованием. Ну, почти все. А у меня их – два. Высших. Первое – музыкальное. – Яша начал загибать пальцы. – Из консерватории меня, правда, пинули. За полгода до выпуска. С-суки. Подумаешь, пил я… Я знаешь, как играл! Я почище Докшицера играл! – Яша поднес ко рту свои ручки с толстыми волосатыми пальцами и громко затрубил какую-то мелодию. Лека треснула его по спине и Яша закашлялся.
– А второе образование?
– А… – махнул рукой Зильбер. – Университет, физика. Получился из хорошего музыканта дерьмовый инженер. Сто десять рэ – и то за счастье было. Тоска… Что с такой жизни возьмешь? Только напиться да повеситься!
– Что ты и делал…
– Нет! – обиженно пробормотал Яша. – Пить, конечно, я пил! Но – умеренно. А вот чтоб в петлю свою шею совать – хрен дождетесь! Яков Матвеевич еще всех вас переживет, и перепьет, и перетрахает, и пере…
Яша облокотился рукой на столик и захрапел. Лека перекинула его на нижнюю полку – мужик спал мертвецким пьяным сном. Поднялась наверх и поцеловала Демида в щеку. А потом свернулась на свободном матрасе и заснула под мерный стук колес.
* * *
Турция оказалась совсем не такой, как представляла ее Лека. Вполне цивилизованная, почти европейская страна. Высокие современные дома, бесконечные вывески с английскими, коряво написанными названиями. Но стоило свернуть в старые кварталы, и Восток обступал тебя со всех сторон. В этих узких улочках, мощенных серым камнем, лезущих в гору и петляющих как попало, со вторыми этажами, выступающими над мостовой, с зазывалами, хватающими за руки, с дымным ароматом люля-кебаба и жареных бараньих лопаток, витал многовековой дух шумного базара. Торговали везде – где попало и чем попало. Стоило только остановить взгляд на лице какого-нибудь продавца из обжорного ряда, как ты оказывался в плену. "Русски мадам, дэвушк, бей-эффенди, ван миныт, свэжи лаваш! Кушыйт!" Ладный усатый молодец кидал на тарелку аппетитную лепешку, бросал сверху кучу зелени и поливал каким-то ароматным соусом. Расторопный парнишка, несущий треугольный поднос и стаканчики с чаем, тут же выныривал из толпы. Стоило все это копейки, и бывалые "челноки" посмеивались над Лекой и Демой, набивающими свои желудки всякими вкусностями на каждом углу. Особенно старался Демид – отощав за недели вынужденного поста, он не знал меры, норовя попробовать любое блюдо, попадающееся на глаза.
Сам Яша с коллегами был озабочен другим. «Челноки» ежеминутно останавливались рядом с очередным темпераментным брюнетом и перебрасывались фразами на невероятной смеси английского, турецкого и русского языков. Впрочем, кажется, дельцы понимали друг друга с полуслова. Разговор мог длиться минут сорок – самым трудным делом было вырваться из рук продавца. Каждый из турок считал, что если вы сказали ему хоть три слова, то сделали серьезную заявку на то, чтобы купить у него партию обуви, или французской косметики местного производства, или хотя бы связку эксклюзивных золотых часов "Ролекс", сделанных на подпольной фабрике в Малайзии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
