Правда, Нансен сумел достойно ответить чиновникам президента:
- Какая же у вас, господа, республика, если вы требуете от посетителя облачаться во фрак? Если ваш президент не примет меня, потрудитесь передать ему карточку, - мне некогда переодеваться...
Но этот достойный ответ дорого обошелся Нансену. Его травила вся европейская пресса, и даже один из самых распространенных в России журналов «Природа и люди», незадолго перед этим поместивший несколько благосклонных отзывов о экспедиции «Фрама», гневно воскликнул:
«Интересно было бы спросить господина Нансена, посмел ли бы он в таком же костюме явиться ко двору какого-нибудь государя? Его не допустили бы и на порог дворце!»
Дико и странно читать сейчас нам это. Не богатство, не знатность и не наряд, а мужество, воля и преданность родине - вот за что ценят человека в СССР. Мы прекрасно знали это. Но с особой силой и наглядностью ощутили мы значимость этого закона именно теперь, когда председатель Президиума Верховного Совета СССР, не дожидаясь, пока мы вернемся на Большую землю с отчетом о своей работе, сам отправился на радиостанцию, чтобы поговорить с нами...
М. И. Калинин отечески ободрил нас, напомнил о том, как внимательно следит за дрейфом «Седова» весь мир, посоветовал нам еще крепче взять себя в руки, чтобы победно закончить рейс сквозь льды. Слышимость была прекрасная, мы улавливали все интонации М. И. Калинина. И когда он закончил свое выступление, раздались аплодисменты, - каждый из нас от всей души благодарил главу советского государства за огромную, неизъяснимую радость, которую он доставил нам своей речью.
Затем к микрофону подошли наши жены, матери, братья, сестры, дети.
Как и на прошлых радиоперекличках, мы жадно ловили каждое слово наших близких, - чего не расслышит один, то потом подскажет другой. Воспоминания об этих разговорах обычно подолгу жили в кубрике и в кают-компаний, - люди перебирали все детали выступлений родных, толковали их по-всякому, вспоминали, кто из близких сильно волновался, кто выступал более бойко.
На этот раз больше других переживал, слушая выступления родных, Александр Александрович Полянский: его дочурка Зоя неожиданно расплакалась на весь мир. Мы слышали, как диктор вполголоса уговаривал ее и советовал спросить у папы про медвежат. Но Зоя не слушала его и плакала навзрыд. Ее выступление отложили. Только под конец передачи Зоя успокоилась и рассказала Александру Александровичу все домашние новости.
До поздней ночи слушали мы радиопередачу, посвященную двухлетней годовщине нашего дрейфа. По установившейся традиции, она закончилась большим праздничным концертом, организованным по заявкам седовцев. И только под утро мы разошлись по своим каютам, взволнованные, веселые, бодрые».
* * *
Все быстрее и неудержимее дрейфовал наш корабль на юго-запад. Плотно вмерзнув в мощный торосистый лед, едва заметно накренившись на правый борт, он плавно спускался к северо-восточной оконечности Гренландии, не встречая пока что никакого сопротивления.
Как и год назад, над нами часто проносились мощные циклоны, сопровождавшиеся быстрым падением барометра и крепкими переменными ветрами. По нескольку дней свирепствовала пурга, наметавшая вокруг судна гигантские сугробы.
Иногда за сутки ветер обходил чуть ли не весь горизонт. И все-таки мы не обнаруживали никаких признаков подвижки льда.
Поэтому жизнь на корабле шла по-прежнему ровно и размеренно, в точном соответствии с расписаниями научных наблюдений, судовых работ и учебных занятий. И только крупные революционные праздники да важные известия, приходившие с Большой земли, вносили изменения в этот привычный распорядок нашей жизни.
1 ноября, например, нам пришлось отменить вечерние занятия, так как Полянскому удалось нащупать в эфире трансляцию заседания V сессии Верховного Совета СССР, на котором решался вопрос о включении Западной Украины и Западной Белоруссии в состав УССР и БССР. С огромным вниманием слушали мы взволнованные, идущие от самого сердца речи представителей освобожденных народов.
Шесть дней спустя мы отмечали двадцать вторую годовщину Октябрьской революции. В третий раз приходилось праздновать Октябрь под ночным небом, усеянным звездам и подернутым бликами полярного сияния. Термометр показывал минус 31 градус. Как всегда, мы расцветили свой корабль флагами, зажгли факелы и вышли на лед под знаменами. Как всегда, провели праздничный митинг и потом слушали по радио передачу с Красной площади.
Но было в этом празднике нечто такое, что отличало его от предыдущих: хотя мы избегали называть сроки выхода корабля из дрейфа, каждый из нас чувствовал, что мы в последний раз празднуем годовщину Октябрьской революции в полярных льдах и что следующую годовщину нам, по всей вероятности, доведется встретить уже в кругу родных и близких нам людей.
Мы находились на широте 84°22',0 и долготе 15°55'. В среднем теперь «Седов» ежедневно продвигался более чем на 3 мили к юго-западу. Я засел за карту, вооружившись циркулем и линейкой, произвел вычисления и сам несколько изумился полученным результатам: даже если бы корабль в дальнейшем двигался к югу лишь со скоростью 3 миль в сутки, мы должны были бы выйти на чистую воду менее чем через два месяца.
Я попытался найти ошибку в своих расчетах, но ошибки не было. Вот почему за праздничным ужином я провозгласил не совсем обычный тост:
- За встречу с мощным ледоколом к Новому году! За то, чтобы Новый год мы встретили в кругу советских моряков!..
Легкий гул прокатился по кают-компании. Мои товарищи несколько недоверчиво встретили оптимистический тост. Один из участников экспедиции провозгласил новую здравицу, казавшуюся более реальной:
- За выход из льдов в марте тысяча девятьсот сорокового года!
Не сразу удавалось свыкнуться с мыслью, что коней нашего долгого и утомительного пути уже близок...
* * *
...На Большой земле развертывалась подготовка к выборам в местные Советы депутатов трудящихся. Отзвук» этой большой политической кампании доходили и до нас. На «Седове», приписанном к Мурманскому избирательному округу, была утверждена участковая избирательная комиссия в составе председателя Трофимова и членов - Буторина и Бекасова.
Нам предстояло в третий раз голосовать за кандидатов сталинского блока коммунистов и беспартийных; выборы в Верховный Совет СССР мы проводили в море Лаптевых, выборы в Верховный Совет РСФСР прошли за 82-й параллелью, и, наконец, выборы в местные Советы депутатов трудящихся должны были состояться, судя по всем расчетам, где-то в Гренландском море.
По этому поводу было много разговоров: успеем ли мы проголосовать в дрейфующих льдах, или же нас к тому времени вынесет на чистую воду?
Никто из нас не думал, что на этот раз наше участие в выборах не ограничится голосованием. Между тем на Большой земле уже готовился новый акт огромного доверия к нам, морякам «Седова»: кандидатуры всех пятнадцати членов экипажа выставлялись в местные Советы депутатов трудящихся.
16 ноября я получил сразу четыре молнии из Мурманска: начальник арктического пароходства, начальник политотдела, райком партии и редакция «Полярной правды» сообщали, что предвыборное собрание моряков арктического флота и работников береговых организаций Севморпути выставило мою кандидатуру в депутаты Мурманского областного Совета депутатов трудящихся.
Высокое доверие избирателей я мог отнести только за счет всего нашего коллектива. В ответной телеграмме участникам предвыборного собрания я написал:
«Знаю, что только преданностью и упорным трудом можно оправдать доверие народа. Заверяю, что так же упорно и настойчиво, как сейчас, в дрейфующих льдах Ледовитого океана на славном корабле «Георгий Седов», буду бороться за новые победы сталинских пятилеток, ведущих к еще большему расцвету любимой родимы, к вершинам человеческого счастья - коммунизму...»
А несколько дней спустя все остальные члены экипажа были выставлены кандидатами в депутаты Мурманского городского Совета депутатов трудящихся.
Еще через несколько дней прибыло сообщение о том, что моя кандидатура была названа не только в Мурманске, но и в Москве, - коллектив машиностроительного завода Ростокинского района решил выдвинуть меня кандидатом в депутаты городского Совета столицы...
Признаться, я даже несколько растерялся: отказываться от баллотировки было бы неудобно; но имею ли я право соглашаться на голосование своей кандидатуры одновременно и в Мурманской области и в Москве? Я запросил совета, как мне поступить. Ответ прибыл немедленно:
«Давая согласие баллотироваться в Московский Совет, поступите правильно».
И я с радостью согласился выставить свою кандидатуру на баллотировку...
Телеграмму рабочих - машиностроительного завода Ростокинского района я получил 29 ноября, в этот день мне как раз исполнилось двадцать девять лет.
