Рейтинговые книги
Читем онлайн Правда и блаженство - Евгений Шишкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 150

— Мы пока не знаем, где он, — сказал Павел. — Деньги здесь не все решают. Чеченцы… Вернее, те, кто бандиты, по особым правилам живут. Деньги интересны тем, кто собирается жить дальше. А тем, кто со смертью играет, деньги — не главное.

— Что же для них главное?

— Для кого-то — вера в Аллаха. Борьба с неверными, будущий рай. Для других — власть… Власть пьянит. Хочется побыть маленьким царьком. Только вот слуг на всех не хватает… Поезжайте, Раиса Федоровна, домой. Если что-то проклюнется, вам сообщим. Или бандиты сами сообщат. Тогда и начнем действовать, — подытожил Павел.

— Я это уже слышала, — тихо возразила Раиса Федоровна. Она достала платок, стерла слезы. Вздохнула, — видать, в очередной раз собралась с духом, напряглась, с собачьей преданностью потянулась к Павлу, сидящему через стол напротив: — Помогите мне… Вы же можете, товарищ командир. Про вас местные говорят, что вы тут человек влиятельный… Поговорите с чеченцами, с бандитами ихними. Они же вас знают, и вы их, наверно, знаете.

Очередной порыв ветра снес дождевой кап в сторону. Брезентовая крыша сыро, тяжело колыхнулась. Показалось, что печка загудела громче. В палатке стало жарче, или душнее.

Сержант Сухоруков в конце концов отыскался. Не среди обезображенных, замороженных в вагонах-рефрижераторах трупов, не среди обмененных на боевиков военнопленных, не среди выкупленных пленников и рабов, — сержант Сухоруков вернулся в полк сам — в наручниках, в сопровождении прапорщика из комендатуры.

— Товарищ полковник, он к вам рвался. Дайте, говорит, мне с командиром полка встретиться. Говорит, какое-то спецзадание выполнял. Мы его под Шатоем взяли.

— Не взяли! Я сам сдался! — шепеляво и зло процедил Сухоруков.

Он был не похож на себя. Косматый, обросший желто-рыжей грязной бородой, одет в чужую, черную военную униформу. Исхудалый, скуластый, озверелый, верхние передние зубы выбиты.

— Товарищ полковник, я с вами хочу один поговорить, — сказал Сухоруков.

— Снимите с него наручники, — приказал Павел Ворончихин прапорщику, прибывшему с «перебежчиком». — Оставьте нас одних… Садись, Сухоруков!

Сухоруков сел на табуретку, — сел, сгорбился, сложил руки лодочкой, зажал между колен. Павел вспомнил, как сидела на этом же месте его мать… Минуло месяца два, два с половиной.

— Хочу вам признаться. Токо вам. Больше никому… Они меня утащили. Тогда. Ну, когда на машину напали. Там еще Вихров на моих глазах погиб. Меня контузило. Я только у них, в плену, очухался… Возили меня все куда-то, ямы, подвалы. Допросы делали. Мешок на голову надевали, чтоб ничего не видел. Ну, потом в горы куда-то привезли… Нас там семеро пленных было… Военных — двое. Я и парень один. Рядовой с мотострелков. Из-под Рязани родом… Остальные гражданские. Даже иностранец. Швед, что ли… Избивали, голодом мучили. Потом нам с тем солдатом устроили бой меж нами. Насмерть. Ну, вроде гладиаторы мы. Тот выживет, кто победит… Его Андрюхой звали. Перед боем он мне сказал: ты меня не жалей. Убивай, говорит. Чтоб не терпеть издевательств… Выживешь если, семье моей помоги. У него отец инвалид… — Сухоруков вздохнул, усмехнулся, зло скривясь: — Я должен был его убить. Потом его семье помогать… В этой Чечне все с ума свихнулись. Боевики эти, твари, и все остальные… Ну, начался бой. На ножах. Короткие такие ножи… Они загон сделали из жердей, как для скота. Ну, окружили нас, с автоматами, смотрят, смеются. — Сухоруков замолчал.

— Ты убил его? — спросил Павел Ворончихин. Он уже был наслышан, что боевики среди русских пленных устраивают гладиаторские поединки.

— Ну да… Мне ничего не оставалось. — Сухоруков затравленно взглянул на Павла Ворончихина, снова опустил голову. Казалось, крепче сжал меж колен ладони. — Ну, если бы не я, тогда он бы. Другого-то выбора нету. В общем, считайте, как хотите. Я убил его… Но я себе поклялся, навсегда клятву дал: за Андрюху этого я им отомщу. За себя отомщу и за него. Я был в плену двадцать недель… Пока за мной двадцать трупов чеченов не будет, я не успокоюсь. Десять за меня, десять — за Андрюху. Везде их буду душить! Детей их, баб ихних… Черные звери у меня еще поплачут. Кровавыми слезами поплачут… Знали бы вы, как они издеваются…

— Что было дальше? Почему ты в американской военной форме?

— Ну, после боя этого, они… боевики эти… Ахмат там у них был главный, говорит: служи у нас. Тебе уже терять нечего. Думаю, ладно. Прикинусь, что с ними… Лишь бы найти случай к своим вырваться… Товарищ полковник, верните меня в часть. Вольнонаемным или по-другому как-то. Я свое наверстаю. Другой крови на мне нету. Больше я никого из наших не убивал, не расстреливал… — Сухоруков замолчал в ожидании. В этом ожидании, в молчании этом, в паузе, было что-то глухое, темное, не передаваемое словами. — Я к вам хотел попасть, товарищ полковник. Токо вам рассказать правду… Верните меня в часть. Контрактником. Вольнонаемным. Как выйдет… Я их душить буду! За то, чего они с нашими вытворяют, их прирезать мало. Их живьем надо жечь… Не сдавайте меня, батя. — Он посмотрел Павлу Ворончихину в глаза, преданно и беззащитно. Павла обожгло не столько обращение «батя» — в войсках полковых и батальонных командиров солдаты частенько звали «батями», батями звали и за чин — «полковников», — обжег взгляд Сухорукова, такой же, как у Раисы Федоровны. — Я отомщу за всё. За всех. Богом клянусь.

— Бога оставим пока в покое, — сказал Павел. — Ты убил русского солдата. За это придется отвечать.

— Убил? Мне деваться было некуда! — в отчаянии вскочил с табуретки и выкрикнул Сухоруков. — Да поймите же, что я… ничего не мог против них… Они, скоты, такое подстроили… Ну, не сдавайте меня, товарищ командир! — Сухоруков выкрикнул это и тут же сник, сел, раскаявшийся, на табуретку, точно на скамью подсудимых, опять сдавил ладони между коленей.

— Пусть они скоты. Но мы скотами быть не должны, — сказал Павел Ворончихин, поднялся из-за стола, давая понять, что разговор подходит к концу: — Мой тебе совет, Сухоруков, пиши явку с повинной.

— Так меня ж за убийство посадят!

— Да, посадят… Но при этом учтут твою честную службу в армии, учтут обстоятельства…

— Я не признаюсь! — тихо сказал Сухоруков. — Я такое пережил, перетерпел. Теперь из-за этих гадов в тюрьму идти?

— На тебе кровь нашего солдата. Но ты еще не всё сказал… Всё ты не скажешь никогда и никому.

Сухоруков испуганно посмотрел на Павла и, казалось, задрожал.

— Уведите Сухорукова! Прапорщик! — призвал охранника Павел Ворончихин.

Задержанному надели наручники и увели.

Павел сидел за столом, курил, вспоминал не столько разговор с Сухоруковым, сколько его мать. Он был сейчас судьей над ее сыном. А кто ему судья? Нет, не Господь Бог, который от всех отворотился на этой чеченской земле. Ему есть судья выше, мать. На всю жизнь судья — Сухорукова Раиса Федоровна.

Павел достал бутылку коньяку из тумбочки, налил в кружку. Но не выпил. Подержал кружку на весу. Потом резко, с диким оскалом плеснул коньяк за плечо — в морду дьявольскому Наблюдателю.

VI

…Зато как работала полковая артиллерия!

С глухим пороховым жаром и тяжелым бухом снаряд вылетал из жерла пушки-самоходки, так что всю многотонную гусеничную махину встряхивало, а там, куда со свистом летел убийственный снаряд, истреблялась вражеская плоть и коммуникации: живая сила, норы боевиков, подземные схроны оружия, каменная скала над дорогой, чтоб стать завалом, мост или просто земля, чтоб горела под ногами…

А заградительный огонь дивизионов!

Снаряды цепью ложились поперек троп, дорог или на высоте сопки, и фонтаны с брызгами осколков пресекали путь банде или бандитскому транспорту, усмиряя и покоряя непокорных чеченов. Установки «Град» метали в небо с огненными хвостами ракеты, испепеляя одним залпом несколько гектаров земли и мечту ваххабитов о создании мусульманского анклава посреди Кавказа.

Все же чеченская кампания нелепо затягивалась. На месте уничтоженных бандформирований нарождались другие. Освобожденные, «зачищенные» населенные пункты опять нашпиговывались мятежниками. Вскрывались факты подкупа и воровства федеральных вояк-предателей. На блокпосты, на колонны техники, на базы российских войск делались яростные наскоки. Россия гробила личный состав, вооружение, веру в закон и справедливость.

Судьбу войны решали не полевые военные, не головы в генеральских фуражках, а кремлевские кабинетные заправилы. На них, конечно, роптали со всех сторон: западные и российские журналисты, смакующие повинную и невинную кровь, местное население, хвастуны депутаты, глашатаи общественных фондов, функционеры ОБСЕ, ООН… Пропагандистская машина самой Ичкерии, смазанная солидарностью мусульманского мира, трудилась изощренно, издеваясь над Москвой.

1 ... 105 106 107 108 109 110 111 112 113 ... 150
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Правда и блаженство - Евгений Шишкин бесплатно.
Похожие на Правда и блаженство - Евгений Шишкин книги

Оставить комментарий