Когда в марте 1878 г. Россия навязала Турции в Сан-Стефано секретный договор, в соответствии с которым Турция уступала России несколько портов в Эгейском море и другие территории на Балканах, что давало ей возможность создавать военно-морские базы в Восточном Средиземноморье, королева потребовала принятия срочных и решительных мер по устранению угрозы. Поддержав своими действиями Самых отъявленных «ястребов» в правительстве и отстаивая идею образования «сплоченного единого фронта против общего врага», королева срочно провела несколько военных смотров, проинспектировала войска, посетила несколько военных кораблей и отправила бесчисленное множество телеграмм своему премьер-министру.
Столкнувшись с перспективой дальнейшей агрессии со стороны России, кабинет министров избавился от наиболее сдержанных, миролюбивых политиков — министра иностранных дел лорда Дерби и министра по делам колоний лорда Карнарвона, — призвал на службу резервистов, послал индийские войска на Мальту, а в июне того же года заключил секретное соглашение с Турцией, в соответствии с которым изъявил готовность оказать этой стране всемерную помощь против агрессии со стороны третьих держав. А в ответ Турция позволила Великобритании оккупировать остров Кипр, который, по словам Дизраэли, должен стать надежным плацдармом для противодействия российской экспансии в этом регионе и для предотвращения попыток расколоть и уничтожить Турцию.
Добившись передачи Сан-Стефанского мирного договора на рассмотрение Европейского конгресса, Дизраэли поспешил в Берлин, где произвел настолько ошеломляющее впечатление на Бисмарка, что «железный канцлер» признался своим приближенным: «Этот старый еврей — великий человек».
Не надеясь на успех, королева поначалу не очень хотела отпускать своего премьер-министра в Берлин, но когда Дизраэли вернулся в Лондон с сообщением о почетном мире, она была просто в восторге и еще раз утвердилась в своей высокой оценке эффективности нынешнего правительства. Правда, она сожалела, что Россия все-таки «что-то получила» от этого договора, но это было ничто по сравнению с первоначальными планами русских на Балканах. «Результатами вашей работы довольны и низшие, и высшие круги страны, — говорила она Дизраэли, — кроме, пожалуй, мистера Гладстона, который вне себя от ярости». В качестве признания его заслуг перед страной королева предложила Дизраэли высокий титул герцога, но тот вежливо отказался, заявив, что уже стал членом палаты лордов в качестве графа Биконсфилда. Тогда королева написала ему весьма задушевное письмо, в котором предложила стать рыцарем ордена Подвязки. Дизраэли принял это предложение с благодарностью, но при условии, что такой же орден будет вручен лорду Солсбери, который сменил лорда Дерби на посту министра иностранных дел. Получив согласие обоих, королева поняла, что «членство в ордене Подвязки вместе с Солсбери означает для Дизраэли гораздо больше, чем сам орден».
Королева с огромным вниманием выслушала доклад Дизраэли о результатах переговоров на Берлинском конгрессе. «Бисмарк, мадам, — не без гордости заявил Дизраэли, — был в восторге, узнав, что ваше величество отдали приказ оккупировать остров Кипр. По его мнению, это большой прогресс. Его идея прогресса не выходит за рамки оккупации новых стран». Шутка Дизраэли понравилась, и королева весело смеялась вместе со всеми.
* * *
Однако при этом королева прекрасно понимала, что оккупация новых стран неизбежно влечет за собой меры по их защите, что, в свою очередь, чревато новыми международными осложнениями и может привести к войне. Впрочем, перспектива новых войн королеву не очень пугала. Так, например, она не отказалась от войны за Ашанти в 1873 г., без колебаний вступила в афганскую войну в 1878 г. и с решимостью приняла участие в войне с зулусами в 1879 г., когда главные британские силы в этом регионе были практически полностью уничтожены восставшими зулусами в городе Исандлване. Королева заставила правительство отбросить всякие сантименты и продемонстрировать всю военную мощь Великобритании, чтобы примерно наказать смутьянов и восстановить «поруганную честь Британии». При этом, правда, ей было очень трудно настраивать своих солдат на войну с такими сильными и храбрыми чернокожими воинами во главе с мужественным вождем зулусов Сетвайо. А когда война закончилась победой англичан, она обратилась к правительству с просьбой относиться к покоренным зулусам как можно лучше и ни в коем случае не унижать их храброго и мужественного вождя.
Отношение королевы к покоренным народам Африки во многом формировалось под влиянием идей мистера Гладстона, который, по ее словам, узурпировал право на защиту угнетенных народов и подверг беспощадной критике политику правительства в отношении чернокожего населения Африки. Королева считала, что это право принадлежит исключительно ей, как, впрочем, и право непосредственно обращаться ко всей нации, минуя партии и общественные организации. Именно этим правом злоупотреблял мистер Гладстон.
«Если мы хотим отстаивать наше положение в качестве первостепенной мировой державы, — писала она лорду Биконсфилду, — мы должны быть готовы вместе с Индийской империей и некоторыми колониями вести постоянные войны с другими великими державами и отражать их посягательства на наши владения». И когда такие войны начинаются, доказывала она, было бы непростительной глупостью соглашаться на позорный мир после первых неудач. Подобная политика неизбежно приведет к ухудшению «нашего положения в будущем. Такой же глупостью было бы бросить те территории, которые уже находятся под нашим контролем». Когда правительство предложило передать Германии остров Гельголанд на Балтике, оккупированный британскими войсками еще в 1807 г., и потребовать взамен остров Занзибар в Южной Африке, королева без колебаний заявила протест, доказывая, что «не стоит добровольно отказываться от того, что и так нам уже принадлежит».
Разумеется, королева была против войны ради самой войны. Однако, по ее мнению, бывают случаи, когда конфликт становится неизбежным, и тогда отказ от решительных действий может превратить Британию в «посмешище для всего мира».
49. ПОЛОУМНЫЙ ПОДСТРЕКАТЕЛЬ
«Королеву совершенно не волнует, если все узнают, что она не испытывает абсолютно никакого желания признавать этого полоумного и во многих отношениях чудаковатого старика».
Когда консервативная партия Дизраэли потерпела поражение на выборах 1880 г., королева предприняла отчаянные шаги, чтобы не допустить к власти человека, который проводил «недальновидную и в высшей степени разрушительную политику» во время избирательной кампании. Она уже дано и окончательно решила для себя, что никогда и ни при каких обстоятельствах не станет доверять ни на йоту этому ужасному мистеру Гладстону — «наиболее неприятному и полоумному чудаку, который всегда мечтал захватить власти и стать диктатором». Она была готова отречься от престола, но не позволить ему вернуться в правительство. Она скорее согласится иметь в качестве премьер-министра недалекого и начисто лишенного нужных качеств лорда Грэнвилла, чем искушенного, но совершенно безумного Гладстона. Она даже пошла бы на то, чтобы пригласить в правительство лорда Хантингтона, как советовал ей Дизраэли, хотя всем сердцем ненавидела этого человека из-за его аморальной связи с герцогиней Манчестерской и его частого появления на этих «безнравственных вечеринках» во дворце Мальборо.
Несмотря на давний совет принца Альберта, который настойчиво предлагал ей создать в Англии новую монархическую традицию, в соответствии с которой британская монархия должна быть выше партийной политики, королева так и не научилась придерживаться строгих ограничений конституционной монархии. Откровенно говоря, не придерживался таких ограничений и сам принц Альберт, который часто выступал от имени королевы и вольно или невольно переступал пределы конституционного порядка. От случая к случаю он разделял мнение королевы, наиболее четко сформулированное бароном Штокмаром, что премьер-министры являются «временными руководителями правительства», они приходят и уходят, а монарх всегда остается и является «постоянным премьером».
Так, например, когда в 1852 г. консерваторы потерпели поражение на выборах, а лорд Дерби предложил королеве назначить на пост премьер-министра лорда Ланздауна или лорда Рассела, королева посоветовалась с мужем и отказала обоим, поднявшись, таким образом, выше партийных предпочтений. В конце концов главой правительства стал добрый, мягкий и совершенно «безопасный» лорд Абердин, которому принц Альберт просто вручил список предполагаемых кандидатов на министерский пост, чего никогда прежде не делал. Подобным же образом он поступил шесть лет спустя, когда оказался перед перспективой возвращения на пост главы правительства лорда Пальмерстона. По мнению принца Альберта и королевы, Пальмерстон проводил ошибочную политику в Италии, и поэтому они решили ни в коем случае не допускать к власти этого «старого итальянского мастера», а новым главой правительства стал лорд Грэнвилл.
