Они все теперь повернулись и уставились — на жену полицейского, которая набралась наглости украсть банковскую кредитку своего мужа, а потом сбежать.
На нее уставились молочные братья Нормана.
— Мэм? — обратился к ней полицейский в штатском по имени Хейл, и какое-то мгновение его голос был так похож на голос Харлея Биссингтона, что она с трудом сдержалась, чтобы не закричать от ужаса.
— Спокойно, Рози, — сжав ее руку в своей, тихо, но твердо сказал Билл. — Я здесь и буду с тобой всегда.
— Мэм, что вы можете нам сообщить по этому поводу? — По крайней мере его голос больше не походил на Харлея. Это был лишь кошмар ее воображения.
Рози выглянула из окна на пологий спуск шоссе, ведущего ко входу в больницу. Она посмотрела на восток — откуда, со стороны озера, через несколько часов придет ночь, — закусила губу и снова взглянула на полицейского. Потом накрыла второй ладонью руку Билла и заговорила странным голосом, в котором не узнала свой собственный.
— Его зовут Норман Дэниэльс, — сказала она лейтенанту Хейлу.
Ты говоришь, как женщина на картине, подумала она. Ты говоришь, как Роза Марена.
— Это мой муж… он полицейский детектив, и он — безумен…
Viva ze Bool[9]
1
У него было ощущение, будто его разум и чувства каким-то образом плавают над его головой, но когда стерва Джерти помочилась на него, все изменилось. Теперь вместо того чтобы ощущать себя воздушным шариком, наполненным гелием, его голова напоминала ему плоский камень, который летел, отражаясь от поверхности озера, запущенный чьей-то сильной рукой. Он уже больше не плавал, а словно подпрыгивал перед тем как утонуть.
Он все еще не мог поверить в то, что эта жирная черномазая сука сделала с ним. Он знал это, да, но знание и вера лежат в разных мирах — тот самый случай. С ним словно произошла какая-то мутация, превратив его в некое новое, пришибленное существо — нечто, беспомощно бредущее по поверхности восприятия. Возникали лишь краткие периоды проблесков мысли, а с ними разрозненные обрывки ощущений.
Он помнил, как, шатаясь, поднимался на ноги в тот последний раз, за сортиром, — все лицо в крови от ссадин и порезов, нос свернут на сторону, тело, мучительно ноющее от неоднократных столкновений с собственной инвалидной коляской, ребра и внутренности, почти раздавленные тремястами фунтов Толстухи Джерти, взгромоздившейся на него, но… Он мог пережить все это — и даже больше. Но вот моча, которой он умылся, — не просто моча, а женская моча — этого унижения он вынести не мог, и его словно кто-то пинал кованым сапогом каждый раз, когда он вспоминал об этом. Мысль о том, что она так поиздевалась над ним, вызывала у него неудержимое желание заорать на весь мир, но это был бы крик смертельно раненного быка.
Поднявшись у забора на трясущиеся ноги, он подумал: достань ее, схвати, ты должен схватить ее и убить за то, что она сделала, — это единственный для тебя способ отомстить и продолжить жить или хотя бы достойно умереть.
Однако его подкорка знала лучше, что делать, и вместо того чтобы кинуться на нее, он побежал прочь.
Наверное, эта стерва Джерти подумала, что его заставили смыться крики приближавшихся людей, но это было не так. Он побежал, потому что у него дико болели ребра и он мог делать лишь короткие неглубокие вдохи, во всяком случае, пока; у него ныл живот, а пах пульсировал той глубокой, отчаянной болью, о которой имеют понятие только мужики.
Но боль была не единственной причиной, заставившей его бежать, — главное то, что эта боль значила. Он боялся, что, если он снова кинется на Джерти, эта стерва при помощи маленькой потаскухи сумеет сделать кое-что покруче, чем просто сыграть вничью. Поэтому он, пошатываясь, побежал вдоль дощатого забора так быстро, как только мог, а голос стервы Джерти преследовал его как несмываемое, неслыханное оскорбление: «…я передам тебе от ее имени маленький подарок… я думаю, что она одобрит мой вкус…»
Потом плоский камень его мозга скользнул по гладкой поверхности реальности, снова отскочил от нее, и когда он пришел в себя, пробел в его сознании — может быть, секунд пятнадцать, а может, и все сорок пять — миновал. Он бежал к Парку Чудес — бездумно, как испуганный лось, — бежал на самом деле прочь от выходов из парка, вместо того чтобы двигаться к ним, бежал по направлению к пирсу и озеру, где засечь и отловить его проще, чем в детских играх в прятки.
А тем временем его разум орал голосом его оскорбленного отца, большого любителя мальчишечьего мяса. «Это была женщина! — вопил Рэй Дэниэльс. — Как ты мог допустить, чтобы тебе начистила рыло какая-то шлюха, Норми?»
Он, морщась, вышвырнул этот голос из своего мозга. Старик достаточно поорал на него, пока был жив, и будь он проклят, если станет выслушивать всякие нотации такого рода теперь, когда старик мертв. Он разберется и с Джерти, и с Розой, он мог бы разобраться с ними со всеми, но, чтобы сделать это, сейчас ему нужно убраться отсюда… Причем до того, как каждый легавый из службы охраны этого пристанища шлюх примется разыскивать лысого парня с окровавленной мордой. И так уже на него глазеет слишком много народу. А как же иначе? От него воняет мочой, и он выглядит так, словно побывал в когтях у рыси.
Он свернул на аллею, пролегавшую между видеосалоном и аттракционом «Приключений в южных морях», без всякого плана на уме, желая лишь убраться подальше от зевак на дорожке, и вот тут-то он вытащил счастливый лотерейный билет.
Боковая дверь салона распахнулась, и оттуда вышел какой-то человечишка. Он был ростом с ребенка и одет как ребенок — джинсы, кроссовки, майка с Мак-Дермоттом («Я люблю девушку под названием дождь» — гласила надпись на ней, какую бы мутотень это ни означало). Но самое интересное, на лице у него была резиновая маска. Маска быка Фердинанда. Морда быка Фердинанда расплывалась в широкой идиотской улыбке. Рога его украшали гирлянды цветов. Ни секунды не колеблясь, Норман протянул руку и сдернул маску с головы человечишки. Вместе с ней он выдернул еще и немалый клок волос, но какая, блин, разница!
— Эй! — заорал мальчишка. Без маски ему на вид было лет одиннадцать. Тем не менее ярость в его голосе звучала сильнее, чем испуг. — Отдай, это моя! Чего это ты вздума…
Норман снова вытянул руку, стиснул ею физиономию парнишки и с силой толкнул его назад. Стенка аттракциона «Приключения в южных морях» была из брезента, и мальчишка, взбрыкнув дорогими кроссовками, врезался в нее мордой.
— Кому-нибудь скажешь — вернусь и убью, — сказал Норман, обращаясь к все еще дергающемуся брезенту, а потом быстро зашагал по дорожке, натягивая маску быка себе на голову. Она воняла резиной и потными волосами прежнего владельца, но ни тот, ни другой запах не волновали сейчас Нормана. Мучала мысль о том, что скоро маска провоняет еще и мочой Джерти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
