– Но при чем здесь самоубийца?
– При том, что останавливая его, ты ставишь себя выше его. Ты начинаешь считать, что лучше знаешь, как надо поступать. Ты отрицаешь его свободную волю и право на выбор. И это одно из самых худших преступлений, которое можно совершить против личности. Посмотри мне в глаза, Цу.
Девушка вздрогнула и подняла взгляд. Демиург смотрел на нее жестким прищуренным взглядом, и в глубине его глаз отчетливо мерцали красные точки.
– Красные или голубые зрачки у моей проекции – индикатор, означающий, что внешний нейроинтерфейс моего эффектора активирован и захватил контроль над психоматрицей объекта воздействия. Над твоей психоматрицей в данном случае. Я хочу на практике пояснить тебе, о чем идет речь. На счет два – и раз, и два…
Внезапно волна бесконечного блаженства захлестнула девушку с головой. Эйфория накатывала могучим волнами, затопляя все вокруг потоками волшебно-прекрасного света. Она чувствовала сразу все удовольствия мира – божественный вкус пищи, тепло летнего солнца, ласковые нежные прикосновения мужских рук, тончайшие запахи, музыку невыразимой красоты… В этой эйфории хотелось купаться вечно, забыв про все на свете, и когда она внезапно схлынула, девушка едва не застонала от острого разочарования. Она почувствовала, что куда-то легко и невесомо падает, и когда руки Дзинтона подхватили ее за плечи и осторожно уложили на кровать, она несколько минут лежала, не в состоянии пошевелиться.
Когда слабость немного прошла, она открыла глаза. Дзинтон по-прежнему сидел на подоконнике, вглядываясь в черноту летней ночи, и над его головой струился свет восходящего Звездного Пруда.
– Как ты? – спросил он, не поворачивая головы.
– Что случилось? – пробормотала Цукка, осторожно щупая лоб. Она чувствовала жар, как при высокой температуре, но лоб оставался холодным.
– Простейшее воздействие на определенные нервные центры твоего мозга. Активация самых что ни на есть примитивных ощущений. Вызывает иллюзию неземного счастья и невероятного блаженства. Понравилось?
– Не делай больше так, – пробормотала девушка, с трудом усаживаясь на кровати. – Не надо…
– Не стану, – согласился Дзинтон. – Даже если попросишь. Это всего лишь иллюстрация к разговору – ментоблок первого уровня, наглядно дающий понять, насколько простой и примитивной может оказаться даже такая сложная конструкция, как человеческий мозг. Цу, я – Демиург. Для меня не составляет труда таким вот незамысловатым способом осчастливить всех. Мне потребуется не более пяти минут, чтобы ввести в такое состояние каждое существо на планете, обладающее нервной системой, начиная с гидр и плоских червей. Как думаешь, это – счастье?
– Это что-то убойное, – поморщилась девушка, массируя виски. – До сих пор в себя прийти не могу. Нет, Дзи, не счастье, если ты это хочешь услышать. Животное блаженство какое-то.
– Именно! – Дзинтон тепло улыбнулся ей. – И почему все мои девицы не только красавицы, но и умницы? Ты начинаешь меня понимать. Да, именно животное блаженство, доступное даже таракану. Но человек – не просто животное. Он обладает самым ценным, что существует во Вселенной – разумом, пусть и не всегда умея им пользоваться толком. А самая ценная способность разума – делать независимый свободный выбор. И право на применение способности выбирать должно быть обеспечено любой ценой, даже ценой жизни тех, кто добровольно решил уйти. Лишая человека права на выбор пути, мы априори отвергаем дееспособность его разума. И именно потому есть границы, которые в нормальных обстоятельствах я никогда не переступаю.
Он вздохнул.
– Я не рыцарь в сияющих доспехах, Цу. Я тысячи лет играю в войну и политику. Я неоднократно повторял Карине, что убивают только слабые и трусы. Но это – лишь простенькая мантра для взрослеющего ребенка, которому требуются ориентиры в жизни. Реальность куда сложнее. В некоторых ситуациях мне приходится становиться перед выбором: искалечить психику человека или убить его. И зачастую я выбираю убийство – потому что смерть свободного разума все равно делает жизнь его биологического носителя бессмысленной.
– В некоторых ситуациях?
– Да. Есть определенные категории личностей, порог принятия решения для которых существенно ниже, чем для остальных. Те, кто торгуют рабами, насилуют детей и берут заложников, имеют крайне мало шансов пережить встречу со мной и остаться в здравом рассудке. Бандиты и политики тоже находятся в группе повышенного риска. Но не обо мне речь. Сейчас мы говорим о Яне, если ты еще не забыла. У нее есть интуитивная способность ставить ментоблоки как минимум второго уровня, что меня серьезно беспокоит. Она может запросто искалечить психику человека, даже не понимая, что делает. Сегодня обошлось, да и я ее страховал, но раз на раз не приходится.
– Ты не собираешься сделать с ней что-то… – Цукка испуганно взглянула на Демиурга.
– Ну что ты, Цу! – рассмеялся тот, и девушка внезапно почувствовала, как по жилам расходится бодрость, а ум проясняется. – Разумеется, я не собираюсь сделать с ней что-то ужасное. Но даже просто владение силовым эффектором накладывает на человека большую ответственность, а что уж говорить про имплантатор ментоблоков! Яна ласковая и добрая девочка, что убережет ее от многих ошибок. Но все равно ее необходимо обучать владеть такой опасной способностью, а как это делать в ее возрасте – ума не приложу. У нее просто нет жизненного опыта, который позволит правильно понять мои наставления.
– Но, может, ты просто отнимешь у нее эту способность?
– Нет. Что случилось, то случилось. Умение владеть нейроэффектором уже является частью ее личности, и заблокировать его означает эту личность серьезно повредить. Потребуется вмешательство третьего уровня, а такое я не применяю к друзьям ни при каких обстоятельствах. Даже когда речь идет о вопросах жизни и смерти. Нет, Цу, нам придется жить с этим… и у меня возникла одна идея. Скажи, ты знаешь что-нибудь о музыкальных школах в ближайших окрестностях?
Большой белый бок катамарана возвышался над пирсом на пару саженей. Над ним навис могучий портовый кран, опустивший что-то в трюм да так и застывший. Саматта поднялся по покачивающемуся под ногами трапу и огляделся.
– Чего надо? – лениво спросил у него матрос, облокотившийся на поручни возле трапа. – Это судно частное, мы пассажиров не берем.
– Добрый день, господин. Мне нужен господин Бун Юбэда, – Саматта даже не подал виду, что его покоробил фамильярный тон. Кто его знает, вдруг здесь так принято?
– Зачем? – матрос лениво сплюнул за борт.
– Чтобы поговорить о делах, господин, которые касаются его и меня, – Саматта, прищурившись, глянул в глаза матросу тем нехорошим, обещающим неприятности взглядом, от которых у кобенящихся новобранцев по спине обычно начинали ползти мурашки. – Нижайше прошу помощи. Как мне его найти?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
