Поддубный не успел ответить, как Телюков уже был у стойки, взял бутылку портвейна.
-- Не нужно, Филипп Кондратьевич, -- сказал Поддубный. -- Нам только два стакана чаю.
-- Есть, два стакана чаю.
А принес и портвейн, и печенье, и конфет, и яблок, и колбасу. На столе появились рюмки, ножи, вилки...
-- Пожалуйста, прошу вас! Это я, так сказать, заглаживаю вину свою перед Лилией Семеновной. Вы уж простите меня великодушно, товарищ подполковник. Нелегкая попутала... Сам не знаю, как это понесло меня на эту злополучную ель! Иду, вдруг слышу -- музыка! "Кто же это там играет?" -была первая мысль. Я ведь не видел, когда Лиля Семеновна приехала. А тут любопытство одолело. Вот и влез на дерево. Такого дурака свалял, что до сих пор в жар от стыда бросает, как только вспомню. Я даже толком объяснить не могу, как это случилось...
-- А я, заметив, как закачалась ель, сразу угадала, чьих это рук дело, -- лукаво сказала Лиля. Ей было очень приятно видеть Телюкова веселым и счастливым.
-- Боюсь, что я испортил вам отпуск, Лиля Семеновна, -- грустно заметил Телюков, вновь заливаясь краской. -- Но на этом я ставлю точку. Нет больше беззаботного холостяка, а есть вполне добропорядочный семьянин. Ведь вы, надеюсь, разрешите, товарищ подполковник, расписаться с Ниной? -- И, не ожидая ответа, продолжал: -- А то плохо получается. Привез я Нину в авиационный госпиталь, а там сразу: "Кем эта гражданка приходится вам?" -"Женой", -- отвечаю. Требуют документы. Сверяют мое удостоверение личности с предписанием медпункта -- фамилии разные. "Нет, -- говорят, -- везите в городскую больницу". Я -- на дыбы. "Так и так, -- говорю, -- бездушные вы формалисты! Человек при смерти, а вам бумажки подавай!" Помогло -- приняли. День миновал -- не пускают к больной. Второй на исходе -- не пускают. А на третий -- пустили. Воскресенье как раз. Вхожу в палату -- Нина улыбнулась мне. Первый раз улыбнулась... Эх, Лиля Семеновна, как жаль, что не пришлось вам познакомиться с Ниной! Она -- ваша копия, ведь правда, товарищ подполковник? Вот только не знаю, как дальше будет. Неужели ее станут судить? Почему-то думается, что до суда дело не дойдет. Ведь она защищалась...
Разговаривая, он раскупорил бутылку, наполнил две рюмки. Одну протянул Лиле, другую -- командиру. Себе же не налил ни капли.
-- Запретили, -- сказал с каким-то подчеркнутым чувством гордости.
-- Кто?
Телюков предусмотрительно оглянулся вокруг, не подслушивает ли его кто-нибудь из посторонних.
-- Врачи. Видите, дело какое... Нет, только не здесь... Вот поедем, тогда я вам расскажу, товарищ подполковник. И курить бросил... Но поскольку мы пьем за здоровье Нины, то капельку, я думаю, можно пропустить. -- Он налил себе граммов пятьдесят. -- только ради Нины, -- сказал он и с сияющей улыбкой поднял рюмку.
Лиля отпила немного, а командир и не притронулся к своей стопке. Ведь ему за руль садиться.
Телюков, обрадованный столь неожиданной и приятной встречей, почти ничего не ел. Только когда за окнами зафыркал паровоз и прошумел прибывший поезд, он взялся за курицу, умышленно оставаясь за столом, чтобы не мешать Поддубному проститься с Лилей. В таких случаях и самые близкие друзья бывают лишними...
Поезд стоял всего минуту и тронулся дальше, увозя с собой тусклые огоньки фонарей. Сразу стало тихо, опустел перрон.
Вершины гор сизым крылом окутал вечер.
...Когда Телюков подошел к "Победе", командир сидел уже в кабине, прогревая мотор. Сразу же и поехали.
-- Проводили, значит, -- сказал Телюков, лишь бы нарушить молчание.
-- Проводил.
-- А я, товарищ подполковник, побывал в штабе. Там я узнал, что майор Горбунов все-таки сбил нарушителя границы. Положительные отзывы слышал в штабе о нашем полку, особенно о вас. И еще одна новость: я дал согласие пойти в школу космонавтов. Завтра подам рапорт по команде. Ведь я уже прошел медицинский осмотр. Врачи признали меня вполне годным, только потребовали, чтобы я бросил курить. Я и бросил. Да и пить -- не приведи бог! Конечно, будет еще немало медицинских комиссий, учтут служебные характеристики и всякое такое прочее, но я твердо решил пойти в космонавты. Полечу, куда пошлют, -- то ли на орбиту Земли, то ли на Луну, а может быть, и на Марс. Дело, кажется, вполне надежное...
-- На Марс, говорите? -- перебил его Поддубный, для которого набор в космонавты не был новостью, -- Но вам, товарищ капитан, прежде чем уходить в космос, надо как-то устроить ваши земные дела.
-- Какие именно? -- насторожился летчик, прикидываясь недогадливым.
-- Я имею в виду семейные.
Телюков повел рыжеватыми бровями:
-- Вот вернется Нина -- распишусь... Ведь вы разрешите...
-- Ну что ж... если вы решили окончательно... Смотрите, а то вас по головке не погладят. И вообще... Ну, вот взять хотя бы этот последний случай... Какой позор! Где ваше чувство офицерского достоинства? Да как вы решились заглянуть в окно замужней женщине? Не миновать бы вам суда офицерской чести, если бы вы к кому-нибудь другому полезли!.. А то еще, чего доброго, взбредет вам в голову, что командир мстит за личную обиду... Уж не думаете ли вы, что раз вы отличный летчик, то на все ваши грехи будут смотреть сквозь пальцы? Нет, дорогой, ошибаетесь! И вот что: расписаться с Ниной мы вам пока не разрешим. Выяснится дело, признают ее невиновной -тогда пожалуйста... А пока...
-- Если даже Нину посадят в тюрьму, она и в таком случае будет моей женой, -- упрямо возразил Телюков. -- Но я уверен, что до суда дело не дойдет. Я обращусь к Председателю Президиума Верховного Совета...
-- Не забегайте вперед. Перед законом у нас все равны. Юристы разберутся на месте...
-- Пусть даже на десять лет осудят Нину -- так или иначе, я буду ждать ее. Я ее не оставлю. Это мое последнее слово!
Поддубный пристально посмотрел на Телюкова. Его решительность пришлась командиру по душе, и он проникся к летчику чувством теплой благожелательности, сразу подобрел и смягчился.
-- Понимаю вас, Филипп Кондратьевич, и сочувствую вам. Только не порите горячку. Если Нина окажется действительно достойной этого, мы сделаем все для того, чтобы облегчить ее судьбу.
-- Достойна, товарищ подполковник! Ведь она защищала свою честь, свою жизнь, разве так трудно понять? И разве это человек, который бросается на девушку с ножом? Это просто скот. Да, да, скот, пренебрегающий элементарными законами людей. Такому нет и не может быть места в обществе! И достойна презрения была бы девушка, если б она уступила ему. А Нина боролась. Вы только представьте себе, какой это подвиг! Какой благородный подвиг! Одна против двух мерзавцев! Она храбро защищала себя и вышла победительницей! За что же ее карать? Нет, нет, в это надо как следует вникнуть, и тогда вы убедитесь, что я прав.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
