-- Я -- "Робинзон"! Цель впереди!
И вдруг в ответ:
-- Вижу! -- Это означало, что Телюков взял бомбардировщик на экран своего локатора.
-- Бей! Бей! Бей! -- исступленно шептал Гришин, вглядываясь в экран до боли в глазах.
Прокатилась по экрану искристая развертка. Метки слились воедино. Оба самолета как бы застыли в смертельной схватке. Теперь все зависело от того, кто первым откроет огонь и кто лучше прицелится. Возможно также, что один из самолетов в это мгновение уже объят пламенем и идет вниз.
"Так что же там?" -- Гришин страшно нервничал, ломал пальцы, хрустел суставами. Ему захотелось крикнуть во всю мощь своих легких: "Бей, Телюков!" Но после того как штурман свел самолеты, он не имеет права вмешиваться в бой.
Прошла очередная развертка, и Гришин недоуменно развел руками. Метка до сих пор не раздвоилась. Либо радиолокационная станция перехватчика все еще пребывала в режиме прицеливания, либо Телюков пошел на таран и теперь истребитель-перехватчик и бомбардировщик стремительно падают в море.
-- Высоту! -- Гришин повернулся к оператору индикатора высоты.
-- Есть, высоту!
В это мгновение послышался голос Телюкова:
-- "Робинзон", я -- 777, атаку выполнил, что там наблюдается?
Гришин уставился в зеркало индикатора. Метка раздвоилась. Одна светлая точечка отскочила в сторону, а другая стояла на месте.
-- Бомбардировщик падает! -- сообщил оператор индикатора высоты.
-- Наблюдайте!
-- Есть, наблюдать!
Метка, стоявшая на месте, исчезла. И снова встало это злополучное "либо". Либо бомбардировщик упал в море, либо ушел на малой высоте и скрылся за горизонтом, то есть за кривизной земного шара.
Так ничего определенного и не смог штурман сообщить летчику.
А Телюков, выходя из атаки, заметил в небе огненный шар, который перемещался неподалеку от него. Ему показалось, что это недобитый им самолет, и, войдя в азарт, он погнался за ним, включив форсаж
Он гнался минут пять. Шар катился с бешеной скоростью, оставляя позади себя сверкающие созвездия. И тут только летчик сообразил, что в небе перед ним -- искусственный спутник Земли. Однажды, в такую же точно звездную ночь, за ним уже гонялся майор Дроздов.
Стало обидно за столь досадную оплошность.
Гришин же, ничего не понимая, яростно бранился:
-- 777, куда вас черт несет?! Поворачивайте назад! Ваш курс...
Если бы тотчас после атаки Телюков настроился на приводную радиостанцию аэродрома, то горючего хватило бы для возвращения домой. К сожалению, он погнался за спутником, включив форсаж, и теперь сознавал, что до своего аэродрома не дотянет. А тут еще в кабине зажглась вдруг лампочка сигнализации. Горючего оставалось лишь для немедленной посадки, а до аэродрома было добрых сто километров, если не больше.
-- "Робинзон", я -- 777, нет горючего, горит лампочка сигнализации. Давайте самый краткий путь к материку. Прием.
За полетом перехватчика все время следил КП дивизии, в данном случае полковник Шумилов. Не зная об аварии с подвесными баками, комдив решил: перехватчик подбит в бою, горючее вытекло. Придя к такому выводу, комдив сам начал командовать летчиком, повел его в направлении зоны вынужденного катапультирования.
В таких случаях важно не только дать летчику ценный совет, но и поддержать его морально.
-- Не волнуйтесь, 777, -- передавал в эфир полковник. -- У вас есть запас высоты и скорости. Не теряйте их. Когда остановится двигатель, идите со снижением. Главное -- следите за скоростью. Я сообщу, когда настанет момент катапультироваться.
Телюков невольно усмехнулся, когда услышал в наушниках приказ полковника сбросить пустые подвесные баки, чтобы уменьшить лобовое сопротивление самолета. А вообще ему было не до шуток. Жизнь, можно сказать, висела на волоске. Более всего Телюков боялся оказаться в море: очень было бы неприятно, с досадой думал он, если бы крабы или какие-нибудь морские гады ощупывали его тело своими страшными клешнями...
Высосав последнюю каплю горючего, двигатель остановился. Сразу поползла назад стрелка тахометра. Вскоре заметно начал сдавать и указатель скорости. Телюков перевел самолет в режим снижения.
-- 777, вы прошли над "Робинзоном", -- сообщил Гришин.
-- Вас понял, двигатель остановился.
Несколько минут спустя послышался голос полковника Шумилова:
-- 777, вы над материком. Приготовиться к катапультированию.
Высота быстро падала. Самолет врезался в гущу облаков.
Телюков перевел самолет в горизонтальный полет, подождал немного, пока уменьшится скорость, затем сбросил фонарь и плотно прижался к стенке сиденья, застопорил привязные ремни.
-- "Валун", я -- 777, катапультируюсь. Засекайте место. Жду. До встречи.
-- До встречи, -- донеслось с земли.
Летчик бросил последний взгляд на доску приборов, как бы прощаясь с самолетом. Снял ноги с педалей. И поставил их на подножки сиденья.
-- Пошел, Филипп Кондратьевич! -- сказал он, и катапульта выбросила его в зияющую пустоту ночного неба.
Ни жив ни мертв подымался техник-лейтенант Гречка по ступенькам СКП. Сейчас командир полка и инженер спросят, куда девалось горючее. А разве он знает? Все баки были наполнены.
Но о горючем не спросил ни командир, ни инженер. Они, также как командир дивизии, пришли к выводу, что Телюкова обстреляли, горючее вытекло. Иной причины быть не могло. Ведь если бы подвесные баки сорвало, то метку от них легко мог бы засечь на экране локатора оператор, и во всяком случае сам летчик сообщил бы об отрыве баков.
-- Вот что, товарищ Гречка, -- Поддубный подвел его к карте. -- Телюков выбросился где-то в этом районе. Берите с собой радиста, десять автоматчиков и отправляйтесь на розыски.
-- Есть, отправиться на розыски.
-- Погодите. Возьмите спальные мешки, лыжи и продукты на десять дней. Подробный инструктаж получите у Рожнова. Помните: мы возлагаем на вас все надежды. Розыски с воздуха сможем начать не раньше чем через двое-трое суток, когда утихнет пурга. Действуйте.
-- Есть, действовать!
Едва лишь забрезжил рассвет, как экспедиция, возглавляемая Гречкой, тронулась в путь.
Участники экспедиции взяли с собой Рыцаря.
Оторвавшись от сиденья, Телюков перевернулся через спину и пошел головой вниз. Парашют раскрылся автоматически.
Подхваченный ветром, он потянул летчика вверх, раскачал и понес над невидимой землей.
По старой привычке, а больше для того, чтобы развеять "всякие глупые мысли", как называл он мрачные предчувствия, Телюков запел свою любимую песню:
Смотри, пилот, какое небо хмурое,
Огнем сверкает черной тучи край...
Он храбрился. Но есть предел человеческой храбрости. Ему казалось, что он попал самому черту в зубы. Парашют то тянуло вверх, то швыряло вниз и в стороны с неимоверной силой. Стропы то натягивались, то ослабевали, как будто их кто-то перерезал. Вот-вот, казалось, ветер свернет купол, погасит его, и тогда он, Телюков, ударившись о мерзлую землю, превратится в мешок мяса и костей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
