– Я – капитан? – пробормотал молодой человек, не веривший своим ушам. – Но ведь надо прослужить пять лет, а я служу всего год.
– Вы забываете, – прервал его сэр Джон Лоренс, – что этот пункт воинского устава отменяется в случае исключительных обстоятельств… А ловкость, с которой вы арестовали вождей ужасного общества, столько веков заставлявшего мириться с ним все правительства, дает право на исключение. Вот и свидетельство о присвоении вашего звания.
– Ах, ваша светлость! – воскликнул молодой офицер, тронутый этим до слез. – Если представится когда-нибудь случай отдать свою жизнь за вас…
И он бросился к сэру Джону, целуя его руки.
– Я видел вашего отца в деле, Эдвард, и знаю, что вы принадлежите к семье, на которую можно положиться.
Несмотря на свою радость, Эдвард Кемпуэл был, видимо, чем-то встревожен, но всякий, кто не знал причины этой тревоги, мог, как и вице-король, принять это за волнение по случаю повышения.
– На свидетельстве недостает только, – сказал сэр Джон, – королевской печати, но я сейчас ее поставлю.
Когда он встал, чтобы взять из коробочки чистого золота печать королевы, молодой человек сжал руки и пробормотал:
– Что делать, Боже мой! Что делать? Если я буду молчать, то изменю и своей родине, и своему благодетелю… А если скажу…
Вдруг он ударил себя по лбу:
– Да, – сказал он, – само небо подсказывает мне мысль… Только моя мать может помешать совершиться непоправимому несчастью.
– Вот и сделано, – сказал вице-король, кладя печать обратно на место. – Желаю вам, мой милый Эдвард, чтобы открывшаяся вакансия дала вам возможность скоро занять ваше место.
– Ваша светлость, – отвечал Эдвард, принявший решение, – если бы я не боялся злоупотребить вашей добротой…
– Вы хотите попросить что-то? Говорите, мой дорогой капитан, я заранее согласен выполнить вашу просьбу.
– У нас теперь военное положение, и я не смею…
– Я читаю ваши мысли, – прервал его сэр Джон Лоренс, – вы хотите получить отпуск на неделю, чтобы лично передать новость полковнику и леди Кемпуэл.
– Неделю! – воскликнул Эдвард, невольно вздрагивая, – о, нет! Этого слишком много, достаточно половины.
– У вас рука дрожит, Кемпуэл, вы здоровы?
– Это ничего… избыток счастья… неожиданность… нервы, я не могу с ними сладить.
– Полно, успокойтесь, дитя мое, – ласково сказал ему вице-король. – Поезжайте в Бомбей к вашим милым родителям, я не назначаю вам срока… Вы вернетесь, когда захотите. Сейчас период спокойствия, и я надеюсь, что мне долго не придется прибегать к вашей помощи, а когда вы вернетесь, срок вашего пребывания в Декане будет близиться к концу.
– Прошу вас, ваша светлость, не убаюкивайте себя обманчивым спокойствием, вокруг… С таким фанатичным народом никогда нельзя быть уверенным в завтрашнем дне.
– Поезжайте, мой милый друг, и наслаждайтесь отпуском. Если бы вы были знакомы с положением дел так же хорошо, как я, то перестали бы тревожиться. Можно сказать, что исчезло общество «Духов вод», которое было всегда душой и головой всех заговоров и всех восстаний. Теперь ни один индиец не тронется с места. Сам Нана Сахиб, оставшийся в одиночестве, утратил свое влияние на юге Индии, где ненавидят мусульман, а дней через пять к тому же он будет у меня в руках.
«Боже мой! Я не могу убедить его, – подумал молодой человек, – остается только одно средство – ехать в Бомбей».
– Берегите себя, ваше превосходительство, – продолжал он громко. – Я дрожу при мысли, что драгоценные дни ваши зависят от кинжала какого-нибудь презренного факира.
– Благодаря вам, Эдвард, те, которые вооружали этих фанатиков, не в состоянии больше вредить нам…
– Вы в этом уверены, ваша светлость?
Странная улыбка пробежала по лицу вице-короля.
– «Колодец молчания», – отвечал он, – никогда не отдавал своих жертв… И потом, поверьте мне, они не посмеют так высоко занести свой кинжал.
– Я, во всяком случае, прикажу удвоить часовых и поставить их у каждого выхода, ведущего в ваши апартаменты.
– Очень хорошо! Предосторожности никогда не лишни… Когда вы рассчитываете выехать?
– Дежурство мое кончается сегодня вечером. Я быстро соберусь и тотчас же двинусь в путь.
– Счастливого пути!.. Привет полковнику!
ГЛАВА II
Эдвард Кемпуэл в Джахара-Богхе. – Пришел слишком поздно. – Эхо разоблачило. – След в развалинах. – Ради Бога, остановись! – На пути в Бомбей.
Выйдя из покоев вице-короля, Эдвард Кемпуэл проверил все караулы дворца, которые подчинялись лично ему, поставил часовых в коридорах и у всех дверей.
Приняв, таким образом, все необходимые меры предосторожности, вызванные опасной ситуацией, он передал дежурство офицеру, сменяющему его. Затем он вышел из дворца, не заходя в свою комнату.
– Наконец-то я свободен! – сказал он с глубоким вздохом облегчения.
Перед ним среди развалин извивалась узкая тропинка, ведущая по направлению к древнему Биджапуру, где находились храм Шивы, Джахара-Богх и другие здания, устоявшие в борьбе со временем.
Молодой офицер пошел по этой тропинке, стараясь заглушить звук своих шагов. Чувствовалось, что он спешит прибыть в нужное ему место, а необходимость скрывать свое присутствие там, где бродят одни шакалы и ночные бродяги, заставляла его ускорять шаг.
Через двадцать минут ходьбы он добрался наконец до Джахара-Богха, казавшегося теперь, после экспедиции Кишнаи, совсем пустынным. Он ловко проскользнул мимо небольшого павильона, который служил жилищем дорванам, арестованным вместе с хозяином…
В эту минуту на верху старой пагоды раздался сначала первый удар гонга, и молодой офицер насчитал затем двенадцать ударов, за которыми последовала обычная фраза, произнесенная молодым, свежим голосом:
«Полночь, люди высшей и низшей касты, спите спокойно. Нового нет ничего!»
Это был голос сына падиала, заменявшего своего отца, который в эту минуту должен был находиться вместе с Утсарой в Колодце молчания.
– Полночь! – повторил Кемпуэл с огорчением. – Я опоздал на целый час!
Тем не менее он подошел к павильону, задерживая дыхание, чтобы не выдать себя, и, приложив ухо к циновке, закрывавшей вход, внимательно прислушался…
Нескольких секунд было достаточно, чтобы убедиться, что внутри никого нет. Слышен был только монотонный звук, издаваемый маленьким «джеско», сверчком индийских жилищ, радующимся, что ему удалось пробраться в один из этих ночных павильонов. Сильный запах коринги, перемешанный с запахом жасмина, исходил из павильона, показывая, что курившие этот острый табак, ушли отсюда не так давно.
– Да, верно, – сказал Эдвард Кемпуэл про себя, – здесь у них была встреча… Но ведь она назначена была на одиннадцать часов…
Но его мысли были прерваны. Со стороны дворца донесся легкий шум, и молодой человек поспешил спрятаться в кустах, чтобы не быть застигнутым врасплох. Глаза его уже привыкли к темноте и различили в ночи двух туземцев, которые шли к выходу, разговаривая между собой шепотом.
Каково же было его удивление, когда в одном из них он узнал старого пандарома, который два дня тому назад был у вице-короля и предсказал Уотсону, что тому отсталось жить всего три часа.
У Эдварда сразу возникла мысль, что перед ним убийца полковника или, по крайней мере, один из его сообщников. Что нужно было в поздний час этому нищему и его спутнику в Джахара-Богхе? Не их ожидал встретить здесь молодой офицер.
Странная история произошла сегодня при заходе солнца с Эдвардом. С тех пор как он прибыл в Биджапур, он каждый вечер выходил на террасу дворца, где жил вице-король, и любовался чудесными переливами заката среди грандиозных развалин древнего города. Этот поэтический вид нравился его мечтательной душе, и ночь часто заставала его за созерцанием этих оставшихся от других веков руин, все больше разрушающихся и все больше погружающихся в пучину забвения.
Эдвард Кемпуэл стоял, прислонившись к стене, и с тихой, безотчетной грустью любовался воздушных мавзолеем из белого мрамора, воздвигнутым в честь королевы Нухурмаль, и вдруг невольно вздрогнул… Тихие слова, как бы исходившие из глубины камня, поразили его…
Он отскочил от стены, и странное явление прекратилось… Он принял прежнее положение, и к нему снова долетели, звуки, подобные человеческой речи, но не так громко, как в первый раз, когда он ясно расслышал: «Весь Декан по первому сигналу…»
С одной стороны террасы, на которой он находился, возвышалась средняя Стена второго дворца. В ней был устроен ряд отверстий, которыми заканчивались, вероятно, вентиляционные трубы в толще стен, устроенные для проветривания потайных частей дворца. Одно из таких отверстий находилось на высоте его головы.
Он приложился к нему ухом и с этой минуты мог с возрастающим интересом следить за разговором, который, по-видимому, начался уже давно и теперь подходил к концу.
