Рейтинговые книги

Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас. Жанр: Историческая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Kniga-online (книга онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
0/0
Описание онлайн-книги Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас:
Салиас-де-Турнемир (граф Евгений Андреевич, родился в 1842 году) — романист, сын известной писательницы, писавшей под псевдонимом Евгения Тур. В 1862 году уехал за границу, где написал ряд рассказов и повестей; посетив Испанию, описал свое путешествие по ней. Вернувшись в Россию, он выступал в качестве защитника по уголовным делам в тульском окружном суде, потом состоял при тамбовском губернаторе чиновником по особым поручениям, помощником секретаря статистического комитета и редактором «Тамбовских Губернских Ведомостей». Принятый в 1876 году в русское подданство (по отцу он был французским подданным), он служил в Министерстве внутренних дел, потом был управляющим конторой московских театров и заведующим московским отделением архива министерства Императорского двора. Его первая повесть: «Ксаня чудная» подписана псевдонимом Вадим (2 изд. 1888). После ряда других рассказов и повестей («Тьма», «Еврейка», «Манжажа») и «Писем из Испании» он остановился на историческом романе. Первый его исторический роман, «Пугачевцы» («Русский Вестник», 1874), для которого он собирал материалы в архивах и предпринимал поездки на места действий Пугачева, имел большой успех и остается лучшим его произведением. Критика, указывая на яркость и колоритность языка, на удачную обрисовку некоторых второстепенных личностей и характерных сторон Екатерининской эпохи, ставила в упрек автору чрезмерное подражание «Войне и миру» гр. Л.Н. Толстого. За этим романом последовали: «Найденыш», «Братья Орловы», «Волга» (все почти в «Русском Вестнике»), «Мор на Москве», «Принцесса Володимирская», «Граф Тятин-Балтийский», повесть (в «Огоньке» за 1879 — 81 годы), «Петербургское действо» (Санкт-Петербург, 1884), «Миллион», «Кудесник» и «Яун-Кундзе» («Нива», 1885-87), «Поэт-наместник» (Санкт-Петербург, 1885), «Свадебный бунт», «Донские гишпанцы», «Аракчеевский сынок», «Аракчеевский подкидыш», «Via facti», «Пандурочка», «Владимирские Монамахи» («Исторический Вестник») и другие. В 1881–1882 гг. он издавал «Полярную Звезду», ежемесячный журнал, в котором поместил начало романа «Вольнодумцы», составляющего продолжение «Пугачевцев». С 1890 года выходит полное собрание его сочинений, предпринятое А. Карцевым (вышли уже 23 тома). В большинстве своих романов, увлекаясь психологией масс и не обладая в то же время большой силой психологического анализа, С. де-Турнемир часто грешил против исторической правды. См. «Исторический Вестник», 1888, № 8, «25-летие литературной деятельности С.» и 1890 год № 8 (ст. Арс. Введенского).
Читем онлайн Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7

Евгенiй Салiосъ

Сполохъ и майданъ

(Отрывокъ изъ романа времени Пугачевщины)

…XV

Ночью лунной ѣдутъ два казака на коняхъ. Уже давно они въ пути, давно выѣхали изъ Каинова-Гая и безъ конца степь необозримая, и все въ ней молчитъ, притаилось. Межь небомъ и землей тишь чудесная, да птицы; ни звѣря, ни человѣка, ни единаго вопля, иль вздоха… Синяя степь да лунное небо, да два казака на коняхъ.

— Богу-Господу молиться тутъ важно! вымолвилъ старый бѣлобородый Макаръ. Я съизмала въ храмахъ не охотникъ молиться, гдѣ народу много. То-ли дѣло въ степи-матушкѣ… А ты, молодецъ, какъ посудишь? Молодой всадникъ тряхнулъ головой.

— Старина! Тѣло твое захирѣло, въ гробъ просится, ну, у тебя въ головѣ и молитвы. Молодому казаку въ степи этой подстать проскакаться иль пѣсню лихую затянуть про кралю свою… звонкимъ голосомъ сказалъ молодой русый.

— Кралю?!..

— Такъ молвятъ, старина, въ Литвѣ… Краля, алъ казачка, зазноба дѣвица, что плачетъ по тебѣ воспоминаючи.

— А былъ ты въ Литвѣ долгонько знать?

— Еще десять мѣсяцевъ накинь — годъ будетъ!

— Ты… чаю… самъ-отъ ляхъ… хоть и казацкая одежа на тебѣ. Молодой шевельнулся, — но только перебралъ повода въ другую руку.

— Изъ Литвы — такъ и ляхъ! Эхъ, старинушка!

— А коли нѣтъ, такъ скажись, откуда родомъ?

— Изъ матери родимой!

— Не сказывай, Господь съ тобой. Ну, а путь твой каковъ, молодецъ? Не взыщи — званья тебѣ не вѣдаю.

— Званье мое — проходимецъ, а путь мой, старинушка, окольнiй; отъ батюшки-лѣса къ матушкѣ-степи съ поклономъ.

— Слыхали мы такъ-то…

— Назвался языкомъ, ну и кажи дорогу на Узени, а куда мнѣ съ конемъ путь лежитъ, да нелегкая несетъ, того, старина, вѣдать тебѣ можетъ не подъ-силу. Будь тебѣ годовъ поменѣе, открылся бы я во всемъ, а въ старыхъ потребы нѣтъ… Одно любо мнѣ, что вѣры ты старой.

Макаръ тоже шелохнулся и зорко глянулъ.

— А по чемъ судишь, прохожiй человѣкъ?

— Отрицаешься что-ли?..

— Грѣха сего на душу не приму… Да почто мнѣ и таиться… степи наши ни разумомъ, ни окомъ не смѣришь… а тѣснители и гонители степи не жалуютъ.

Замолчали всадники и проѣхали такъ немало; только копыта коней стучали по землѣ, да звѣздочки моргали съ неба…

— Подлинно-ли бывалъ ты въ столицѣ, старина, какъ сказывалъ на роздыхѣ?

— По наряду, службу несъ… Ходилъ противъ нехристей, бывалъ и въ столицѣ.

— И видалъ, сказываешь, государя покойнаго, Петра Ѳедорыча?…

— Царство небесное ему батюшкѣ, самолично отвѣтствовалъ ему… Когда изволилъ окликнуть: «Съ какой стороны, молодецъ?» «Съ Узеней, ваше величество!» крикнулъ я таковó-здорово!

— А много-ль на Узеняхъ кто видалъ государя?..

— Сказываю опять тебѣ: одинъ я… Посему и почетъ мнѣ на дому великъ, что одинъ я бывалъ въ столицѣ.

И снова смолкли всадники… И вплоть до зари не молвили слова.

Тихо подвигались кони по степи и въ дремотѣ, одолѣвающей очи, тихо покачивались на сѣдлахъ ѣздоки утомленные.

Сползъ тихонько съ неба на землю золотой мѣсяцъ и закраснѣвшись ушелъ въ землю за окраиной степи… Зардѣлась заря алая, ясная.

Вѣтерокъ пронесся свѣжiй и шевельнулъ стариковой бородой сѣдой, свиснулъ надъ ухомъ молодца, встряхнувъ полой его кафтана и стихъ, и умчался далече… Знать къ морю Каспiю, персидскiя суда по волнамъ гонять!..

Скоро вспыхнула вся степь раздольная, словно пожаромъ краснымъ охватило ее… Глянулъ на концѣ земли царевичъ всесвѣтный и пошелъ подыматься, тихо и плавно, въ высокое небо, раскидывая лучи безчисленные по доламъ, рѣкамъ и дубровамъ; зарумянилась степь, горитъ, сiяетъ… Но все молчитъ недвижимо и безжизненно… Загорѣлись алымъ огнемъ кони и всадники. Снялъ старикъ съ бѣлой головы шапку и заправивъ за ухо кудри сѣдые, перекрестился три раза.

— Новый денекъ Господь увидѣть сподобилъ. Что не ломишь шапки, молодецъ, прохожiй человѣкъ, аль на твой обычай не гоже оно?!

Русый незнакомецъ только прищурился отъ луча яркаго, чтó прыгнулъ ему въ лицо изъ за края земли, и ощупавъ пистоли за кушакомъ, вздохнулъ тяжело.

— Басурманятся люди нынѣ… Господи-Батюшка! тихо прошепталъ Макаръ. А може онъ и татаринъ.

Солнце красное было уже высоко, когда незнакомецъ опять заговорилъ.

— Ну что же, старина, далеко-ль Яксай? Обнадеживалъ ты къ полудню будемъ.

— Ранѣе будешь… Всего верстъ два десятка. Примѣчай, молодецъ. Вонъ на небѣ облачко, караваемъ выглядитъ… Ну, бери отъ него внизъ, да влѣво… къ степи. Вишь свѣтленько малость?

— Вижу.

— То Яксайская станица и хата Чики Зарубина. У него дружище его и кумъ, Чумаковымъ звать, разбойничаетъ въ округѣ сей. Я чаю, видѣлъ въ Гаѣ, у батьки.

— Съ чего же свѣтъ такой?…

— А новая изба то, лѣсина вся свѣжая, въ Троицу годовалая будетъ. Все строенье новешенько… Диво дивное какъ сему казаку алтынами дождитъ… Кумъ Чумаковъ, должно ворованымъ почтуетъ. Грѣховный народъ.

— Вѣрно-ли сказываешь, что то Чикинъ умётъ?

— Эва! Я родился въ Яксаѣ, такъ кому-жъ знать!

Незнакомецъ словно вздохъ подавилъ въ себѣ, прiостановилъ было коня, натягивая поводья, и опять пустилъ, но чрезъ полчаса опять остановилъ и тяжело вздохнулъ:

— Насталъ часъ твой, старикъ, подумалъ онъ. Ломитъ молнiя дубъ — по листочкамъ бѣжитъ!!..

XVI

Среди синей, дремлющей степи, межь двухъ рѣчекъ, раскинулась большая Яксайская станица. Хаты и задворки, все переплелось съ зеленью садовъ и огородовъ. Яблони, груши, вишенье вездѣ топырятъ свои вѣтки, вездѣ проползла змѣемъ хмѣль лохматая и по хатамъ, и по деревамъ, и по сучьямъ, вплоть до маковокъ, и по плетнямъ и на дорогу выползла, подъ колеса лѣзетъ…

Солнце жаркое стоитъ середь чистаго неба. Въ уголкѣ этомъ и сентябрь маемъ выглядѣть хочетъ. Но все же невеселый видъ у станицы. Дерева желтизной уже покрыты, плодовыя деревья не гнутся отъ приплода; оголили уже ихъ и обокрали хозяева, да переломали и сучья… Прiуныли садики… Одна хмѣлъ воюетъ со всѣми и хочетъ, знать, все ухватить въ лапы и перевязать, какъ каторжныхъ, хату съ крылечкомъ, а его съ яблоней, а дерево съ заборомъ. Ей всѣ равны, знаетъ лазаетъ да путаетъ.

Хоть и тепло грѣетъ солнце, а скоро помирать степи синей. Скоро, гдѣ теперь жаворонокъ заливается, дрозды и скворцы дробью перелетаютъ, гдѣ колокольчики степные молчаливо киваютъ головками, скоро заглохнетъ все подъ глыбами снѣговыми и пойдетъ гулять по степи великанъ грозный — буранъ, заметая снѣгомъ и зарывая сердито все на пути, безъ разбора.

Станица тоже прiуныла — мертво въ ней. Спятъ, чтоль, казаки, иль ушли куда? Одни спятъ въ полдень, другiе сидятъ по хатамъ сумрачные, потому что нечему радоваться. Недалече отъ нихъ бѣды сыплются — дойдутъ можетъ и до нихъ ненарокомъ. Яицкъ — рукой подать, а тамъ нынѣ при новыхъ порядкахъ — правый-то и виноватъ!..

На улицѣ овцы кучатся у плетней, поросята рысцей снуютъ и тыкаютъ мордами то заборъ, то кучу, то другъ дружку; бродятъ куры и пѣтухи важно расхаживаютъ и воюютъ. Кой-гдѣ лошадь спутанная подпрыгиваетъ и подбриваетъ травку, чтó посвѣжѣе да по слаще. Кой-гдѣ корова лежитъ, жуетъ-пережовываетъ и глядитъ предъ собой не сморгнувъ, будто думу думаетъ.

Близъ хатъ, на крылечкахъ, а то и середь улицы казачата сидятъ, лежатъ, борются, скачутъ, кричатъ, кто въ кафтанѣ, кто въ рубашкѣ, кто въ порткахъ однихъ, а иной такъ совсѣмъ на легкѣ, въ чемъ мать родила.

Изрѣдка выглянетъ кто изъ взрослыхъ, больше старухи, иль перебѣжитъ черезъ улицу казачка и спѣшитъ назадъ въ хату съ яблоками въ подолѣ; разроняетъ съ десятокъ на бѣгу… Ну ихъ, этого добра вездѣ много теперь; ихъ и казачата подбираютъ больше ради потѣхи.

Не вездѣ же одни ребятишки, вонъ направо у кладбища, гдѣ рощица, за плетнемъ, гдѣ и густо, и тихо, и темно — бѣлѣется что то, то выглянетъ, то пропадетъ…

Недалеко отъ храма пробѣжалъ къ кладбищу молодой казакъ, оглянулся и перемахнулъ ограду, увязъ было въ хмѣлю да выдрался и пропалъ между зеленью и бѣлыхъ могильныхъ крестовъ. Разговоръ тихiй слышится оттуда, потомъ еще что то чуднòе! чего — чуднóе? Просто цалуются!!

Казакъ этотъ Максимъ Шигаевъ, по прозвищу Марусенокъ — первый красавецъ и озорникъ на станицѣ.

Сказываютъ, что онъ сынъ Чумакова, сказываютъ тоже, что онъ прiемышъ Чики Зарубина. Оба казака души не чаютъ въ Марусенкѣ. Можетъ оттого, что покойницу, его мать, Марусю, выкраденную изъ Украины, оба любили крѣпко…

Въ новой хатѣ Зарубина, въ образномъ углу свѣтлой горницы сидитъ красивый русый малый. Онъ прiѣхалъ уже дня съ три въ станицу и остановился у Чики, но на улицу ни разу не выходилъ и помимо хозяевъ ни съ кѣмъ не видался.

Давно сидитъ онъ одинъ въ горницѣ. Казаки ушли, а бабамъ не дозволено входить къ нему. Русая голова его склонилась, синiе большiе глаза задумчиво смотрятъ на связки табачныхъ листьевъ, которые развѣшаны сушиться по стѣнѣ, но ничего не видятъ глаза… ни стѣны, ни связокъ, ни горницы. Словно жизнь отлетѣла отъ нихъ и унеслась туда же гдѣ носится мысль его. А гдѣ? Далеко отъ станицы Яксайской и степей Яицкихъ.

1 2 3 4 5 6 7
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас бесплатно.
Похожие на Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас книги

Оставить комментарий