Если это возможно, то вполне вероятны и два суперсознания, обитающие в двух разнополых группах.
Он замолчал, наблюдая в открытое окно, как шмель перелетает с одного цветка лаванды на другой. Потом задумчиво добавил:
— Я много думал об этих группах. Мне даже показалось, что было бы полезно найти какие-то названия для этих суперсознаний. Естественно, выбор имен обширен, но из этого множества только два прочно и хорошо легли в мою память. Я все время думаю об Адаме и Еве.
Через два или три дня после этого разговора, я получил письмо с извещением, что работа в Канаде, о которой я давно мечтал, ждет меня, если я приеду туда без промедления. Я отбыл, оставив Джанет в Англии заканчивать дела, после чего она должна была приехать ко мне.
Прибыв в Канаду, она привезла из Мидвича очень мало новостей, если не считать внезапно вспыхнувшую войну между Фрименами и Зиллейби.
Похоже, Зиллейби познакомил Бернарда со своими наблюдениями. К Фрименам обратились с запросом, и они инстинктивно заняли по отношению к его гипотезе отрицательную позицию. Потом Фримены, видимо, провели несколько собственных тестов, и все заметили, что настроение этой парочки стало портиться день ото дня.
— Предполагаю, однако, что до мысли об Адаме и Еве они все же не додумались, — добавила Джанет. — Бедный старичок Зиллейби! За что вечно буду благодарить Провидение, так это за нашу в высшей степени своевременную поездку в Лондон. Ты только вообрази, ведь я могла стать мамашей одной тридцатой части Адама или одной двадцать восьмой — Евы! Так возблагодарим же Господа Бога за то, что мы выбрались из этой катавасии.
Хватит с меня Мидвича! Надеюсь, никогда больше не услышу о нем ни единого слова!
Часть вторая
Глава 16
Нам уже девять
На протяжении последних нескольких лет те визиты на родину, которые нам удалось нанести, были коротки, проходили в спешке и заключались преимущественно в беготне от одного родственника к другому, причем в перерывах приходилось еще выкраивать время для деловых встреч. В Мидвиче я не бывал, да и, по правде говоря, почти не вспоминал о нем. Но на восьмой год после нашего отъезда из Англии мне удалось выбраться на родину на целых шесть недель, и однажды на Пикадилли я столкнулся нос к носу с Бернардом Уэсткоттом.
Мы зашли в его клуб, чтобы отметить встречу. Во время разговора я спросил его о Мидвиче. Признаюсь, я ожидал услышать, что все дело кончилось полным провалом, ибо в тек редких случаях, когда я вспоминал эту деревушку, она и ее обитатели казались мне столь же нереальными, как рассказ представляющийся в детстве чистой правдой, а потом обнаруживший свою полную надуманность. Я был готов услышать, что за Детьми больше не тянется шлейф чего-то необычайного, что, как это нередко бывает с вундеркиндами, ожидания не принесли плодов и что, несмотря на многообещающее начало и обнадеживающие признаки, они превратились в ватагу обычных деревенских ребятишек, от которых отличается разве что внешностью.
Бернард помолчал с минуту, а потом сказал:
— Случилось так, что я завтра как раз должен побывать там. Хочешь, съездим вместе, навестишь старых друзей, ну и так далее?
Джанет гостила в Шотландии у старинной подруги, бросив меня на произвол судьбы, а никаких особых планов у меня не было.
— Значит, ты все же приглядываешь за деревушкой? Пожалуй, я бы съездил и перекинулся парой слов с ними со всеми. Как там Зиллейби? Жив, здоров?
— Еще как! Он принадлежит к категории «законсервированных», способных жить вечно, ничуть не меняясь.
— Последний раз, когда я его видел, если, конечно, не считать прощания перед отъездом, он находился в плену сумасброднейшей гипотезы коллективной индивидуальности, — вспомнил я. — Старый фокусник! Ему удается заставить самые экзотические концепции звучать вполне убедительно.
Если мне не изменяет память, что-то такое насчет Адама и Евы.
— Вряд ли он изменился, — ответил мне Бернард, но дальнейшего разговора на эту тему не поддержал. Вместо этого он сказал: — Боюсь, мне предстоит довольно мрачная поездка — коронерское следствие[19]. Впрочем, тебе это не помешает.
— Кто-нибудь из Детей? — спросил я.
— Нет, — покачал он головой. — Транспортное происшествие с одним из местных парней по фамилии Паули.
— Паули? — повторил я. — Ах, да, помню. У них ферма за деревней, по направлению к Оппли.
— Именно так. Очень печальная история.
Мне показалось бестактным выспрашивать у него, какое отношение он имеет к следствию, поэтому я не возразил, когда он перевел разговор на мою канадскую жизнь.
Утром следующего прелестного летнего дня мы, позавтракав, отправились в Мидвич. В машине Бернард почувствовал себя свободнее, чем в клубе, и разговаривал откровеннее.
— В Мидвиче ты увидишь кой-какие изменения, — предупредил он меня. — В вашем бывшем коттедже теперь живет супружеская пара по фамилии Уэлтоны.
Он — резчик, она занимается керамикой. Не помню, кто живет сейчас в коттедже Гримма, после Фрименов там сменились несколько жильцов. А вот что тебя удивит, так это Грейндж. У входа висит новая вывеска:
Грейндж — особая школа Министерства образования.
— Вот как? Неужели для Детей? — спросил я.
— Вот именно, — подтвердил он. — «Экзотическая концепция» Зиллейби выглядит сейчас куда менее странной, чем казалась когда-то. Фактически она обернулась своего рода сенсацией, к стыду Фрименов. Она выставила их в истинном свете, так что им пришлось уехать и спрятаться в какой-то дыре.
— Ты имеешь в виду эту бредятину об Адаме и Еве? — спросил я, не веря своим ушам.
— Не вполне. Я имею в виду две ментальные группы. Наличие этих двух внутренне связанных групп тогда полностью подтвердилось. Они существуют и по сей день. Примерно в два года один из мальчишек научился читать несложные слова…
— В два года! — вскричал я.
— В соотношении к четырем у обычных детей, — напомнил мне Бернард. — А на следующий день оказалось, что все мальчики умеют делать то же. С тех пор прогресс удивителен. Прошло несколько недель, научили читать одну из девочек, и тут выяснилось, что читают все. Потом один малыш узнал, как надо ездить на велосипеде, и тут же все мальчики великолепно, с первой же попытки, освоили это дело. Миссис Бринкман обучила свою девочку плавать, все прочие девчонки немедленно обнаружили такое же умение, а мальчишки не могли до тех пор, пока не обучился один из них, тогда заплавали все. С той минуты, как Зиллейби указал на эту способность, сомнений ни у кого не осталось. Явление это было и будет, а не прекращающиеся споры на всех уровнях происходят, скорее, из-за утверждения Зиллейби, будто каждая группа представляет собой целостную личность. Такое мало кто может переварить. Что-то вроде передачи мыслей — пожалуйста; высокая степень взаимопонимания — извольте; некоторое число особей с какой-то пока неизвестной формой связи — сколько угодно! Только ни в коем случае не цельность, состоящая из физически отдельных частей. Идея почти ни у кого не находит поддержки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
