он писал буквально следующее: «Что этот обычай существовал гораздо раньше этого Собора и что, следовательно, был действительно древний, — свидетельствуют слова императора Феодосия Младшего, содержащиеся в актах III Вселенского Собора. То же самое повествует Феодорит о Феодосии Великом, который вошел в храм и затем, когда пришел час приношения, вошел в Святой Алтарь, чтобы и ему, по обычаю, принести Богу дары. Подобное свидетельство находим и у Созомена. Этот обычай соблюдался в Православной Церкви во все последующие века, так что царям всегда дозволено было входить в Алтарь, и в Алтаре как Божьим помазанникам причащаться, наравне со священнослужителями»[700].
Императоры совершали каждение в храме при совершении Малого входа. Они брали кадило из рук патриарха и кадили перед Распятием, вокруг Святого Престола, в ризнице и в гробницах прославленных Церковью Римских царей. А затем как архиереи благословляли народ в храме и на ипподроме, что совершалось следующим образом. Церемониарий брал кусок императорской хламиды, делал из него особую складку и подавал ее императору, дабы тот благословил народ. И тот трижды благословлял присутствующих[701].
В Святом Алтаре император лобызал Святой Престол, кадил, а во время Великого входа на Литургии исполнял обязанности свещеносца. Во время некоторых служб царь становился с патриархом перед Престолом, шел рядом с ним в литаниях, при этом нередко первенство было за василевсом[702]. Отъехав в дальний поход, императоры имели обыкновение поворачиваться лицом к Константинополю, трижды благословлять его и читать молитвы Богу о сохранении столицы в мире, избавлении ее от врагов и внутренних неурядиц[703].
Подобно архиереям, императоры не входили в Святой Алтарь до входа с Евангелием, поскольку Алтарь представляет собой вечная Святая Святых — Небо. Христос первый вошел в них и открыл путь праведникам. Поэтому и архиерей дожидается, пока ему Спаситель в образе Евангелия откроет вход в горнюю часть храма[704].
Императоры и причащались по священническому чину (впрочем, они могли причащаться и как миряне), т.е. принимали раздельно Тело и Кровь Христову. Во время Литургии царь вместе с патриархом и священством в целовании любви (в Алтаре) после возгласа «Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы»[705]. Право на участие в Литургии и причастие под двумя видами иногда обосновывали наличием у него обязанностей дефензора Церкви или другого церковного чина — депутата[706].
Но, безусловно, никаким «чтецом» или «свещеносцем» в привычном смысле данного слова Византийский император не был. Представители церковного притча не принимают Дары раздельно, не входят в Алтарь вместе с патриархом Царскими вратами и не целуют священные предметы на Престоле. Для византийцев употребление этих чинов являлось лишь дальней аналогией тому священническому статусу, какой в реальности имел царь, но который невозможно изложить в словесной форме. Как легкий ответ на вопрос какого-нибудь иностранца: «Почему император вошел в Алтарь и кадит там?» — «Потому, что он чтец (или делегат, или свещеносец)». Но не для иностранца, а для себя византийцам не нужно было объяснять описываемое событие — им все было ясно без слов.
Помимо этого, императоры традиционно проповедовали в храмах, что представляло собой практическое подтверждение их высочайшего авторитета в делах Церкви, реализацию их права учительства. Между прочим, согласно 64-му канону VI Вселенского Собора, мирянину строго запрещается учительство в храме: «Не подобает мирянину пред народом произносить слово, или учить, а также брать на себя учительское достоинство»[707]. И этот запрет, естественно, не распространялся на императоров. Во-первых, в те времена (в отличие от нашего времени) не считали императора «мирянином», а во-вторых, поучение народа в благочестии и истинах Православия традиционно признавалось правом монарха (но, конечно, не прерогативой). По словам древнего историка, богословие, т.е. исследование Божественной природы, и вероучительство есть «дело, никому другому не дозволенное, кроме учителей и лучших иерархов да царей ради их достоинства»[708].
Широкую вероучительную деятельность развил уже святой и равноапостольный император Константин Великий. Царь обличал многобожие, доказывал, что суеверие язычников представляет собой обман и прикрытие безбожия. Он же излагал учение о мироправящем Божестве, учение о домостроительстве нашего спасения. Ревнуя о христианско-религиозном воспитании народа, император составил молитву, которую приказал читать солдатам каждый воскресный день[709]. Это был пример для подражания, которому ревностно следовали его преемники на троне.
В первый понедельник Великого поста императоры обыкновенно делали наставления сановникам и представителям народа о том, как надо проводить Святую Четыредесятницу, и поучали их проводить ее в чистоте и страхе Божием. По окончании церемонии цари трижды осеняли народ крестным знамением[710]. От многих императоров сохранились беседы и поучения на церковные и богословские темы[711].
В одном из древних сочинений изложен обряд учительства Римского царя в первый понедельник Великого поста. В Мангавре — большом приемном зале императорского дворца собирался синклит в полном составе, магистры, патрикии, все царские люди, горожане, друнгарии вил со своими отрядами и друнгарии флота с царскими телохранителями и всеми подчиненными. Император выходил в широком хитоне, обшитом золотой каймой, возжигал свечи в храме Господа и занимал место на своем золоченом троне. Перед ним расстилали ковер, на который становился царь, а вокруг располагались нотарии и асикриты, чтобы лучше слышать речь василевса. Когда все было подготовлено, входил препозит и падал ниц перед царем. Тогда император вставал, а народ провозглашал ему многолетие: «Долголетним создает Бог царство Ваше!» Затем василевс благословлял византийцев: посередине, направо и налево.
После этой процедуры император направлялся в храм Святой Софии. Патриарх встречал его у Красных ворот, кадил, они целовались, а затем вместе направлялись в Святой Алтарь. Императоры входили Царскими вратами, молились со свечами в руках, прикладывались к святым предметам на Престоле, а потом кадили вокруг Святого жертвенника. После этого император вместе с патриархом выходили из Алтаря, и архиерей провожал василевса до порфировых колон[712].
Императоры Феофил, Лев V Армянин, Лев VI Мудрый писали стихиры, церковные песнопения, гимны, проповеди. С некоторыми перерывами, один из которых пришелся на период династии Дуков, цари вновь начали активно регулировать сферу деятельности Церкви, принимая соответствующие каноны. Императоры св. Никифор Фока, а потом Алексей, Иоанн и Мануил Комнины нисколько не сомневались в праве василевса издавать церковные акты от своего имени и часто этим правом пользовались. Лев VI Мудрый своим законодательным актом канонизировал покойных жен — св. Феофанию и Зою Заутцу. И если вторая жена по понятным причинам не были причислена Церковью к лику святых, то первая супруга св. Феофания удостоилась этой чести. А император св. Никифор Фока запретил «латинский»
