[рожденных] Даудом после его восшествия на престол). Что же касается Мухаммеда-Бани, то он пробыл у власти всего лишь один год, четыре месяца и восемь дней.
В субботу девятнадцатого [числа] этого месяца [16.IV.1588] посланец аскии Исхака прибыл в Томбукту с вестью о его воцарении. Но дело его казалось жителям Томбукту сомнительным, потому что балама находился в пути, и, когда ему стало достоверно известно, что Исхак принял верховную власть, он собрал войско, что было с ним на месте, и они ему присягнули и провозгласили его аскией. И балама отправил гонца к жителям Томбукту, и велел им схватить посланного Исхака. Тот прибыл в понедельник двадцать первого [числа] этого месяца [13.IV.1588]. Жители же, как и приказал им балама, взяли посланца Исхака и бросили его в тюрьму. Многие из людей радовались тому, в их числе — томбукту-кой Букар, магшарен-кой Тибирт-аг-Сейид и ал-Кейд ибн Хамза ас-Сенауи. Они устроили торжества, подняли на террасы домов барабаны и били в них от радости по поводу прихода к власти Мухаммеда ас-Садика. Ибо жители Томбукту очень его любили — он заблуждался сам и ввел в заблуждение их.
Потом прекратилось [движение] новостей между Томбукту и Гао. Передают со слов факиха Бубакара-Ланбаро, катиба и министра пера, будто он сказал, что Гао-де по прошествии недели правления аскии Исхака стал таким, как будто в нем не было души, — по причине страха перед баламой Мухаммедом ас-Садиком и боязни его. И когда-де он, [Бубакар], увидел то (а он знал, что балама бесстыден, что первыми, с кого начнется [проявление] его бесстыдства, будут талибы /126/ и факихи), то, считая себя ученым, пошел в полуденное время к аскии. Он вошел к нему, и аския сказал ему: "Что тебя привело в этот момент?" [Бубакар говорит]: "Я ему сказал: "Да благословит тебя Аллах и да украсит он твои дни! С того времени, как вошел я в этот высокий дворец, мы не слыхивали о втором царе у людей Сонгай..." Он мне ответил: "Аския-альфа, это то, чего я раньше не знал и о чем не слыхивал! Разве есть у людей Сонгай второй царь?" Я ему сказал: "Аллах да благословит твою жизнь, [он] существует: это тот, кто снаружи попирает ногами шеи твоих людей, ты же сидишь внутри!" И я принялся ему перечислять [деяния] того от эпохи его деда до времени аскии Мухаммеда-Бани. А аския мне сказал: "Так ты это имел в виду?" Я ему ответил: "Да, да благословит Аллах твою жизнь..." Он сказал: "Среди этих людей я не знаю такого, кто бы был достойным [противником] этому..." Я ему ответил: "Не говори этого: благодать на лице земли не прекратилась! Есть два твоих сына — Омар-Като ибн Мухаммед-Бенкан и Мухаммед, сын аскии ал-Хаджа; в них [соединилась] вся благодать. Пошли к ним обоим, чтобы они пришли сию же минуту, и обойдись с ними добром, так, чтобы они оба в нем утонули!""
Аския послал сначала за Омаром-Като. Вместе с тем в его доме жил его воспитатель, слуга его отца — Дьебой; и был он более храбр и отважен, чем Омар. Омар испугался великим страхом того вызова в такое время. Он пошел устрашенный и испуганный. Дьебой же, испуганный, остался дома. Когда Омар предстал перед аскией, тот ему сказал: "Сын мой Омар, со дня, когда вы здесь поднимали прах, я тебя не видел до этой минуты. Разве же вы не знаете, что этот дворец — ваш дворец, а я в него вступил только из-за вас? Да не удалится твоя нога от меня!" И одарил он Омара всеми видами многочисленных благ — великолепными одеждами, полями[573], каури и прочим; пожаловал ему коня из числа своих верховых лошадей. Омар посыпал голову прахом /127/ и поспешно вышел к своему дому.
Он застал Дьебоя в печали и горе, какие знает лишь Аллах. Когда Омар вошел к нему, Дьебой сказал: "Что там?" Он ему ответил: "Я умер..." Тот воскликнул: "Я сам — выкуп за тебя, я умру вместо тебя! Скорее же [изложи] мне новости!" Омар ему ответил: "Потерпи, пока не увидишь". И вошли посланные аскии со всеми дарами. И Дьебой сказал: "Уж не от этого ли? От сего ты не умрешь! Так от чего же умрешь ты? Свободный умирает только от добра — так продолжай же умирать от подобного этому, а я тебя в том опережу..."
Потом аския позвал Мухаммеда, сына аскии ал-Хаджа, и сделал для него подобное тому поступку.
Наутро Омар-Като нарядился, сел на своего коня и отправился ко дворцу аскии. Тот был на своей аудиенции, с многочисленным обществом в ней. Омар стал горячить своего коня, [толкая его] вперед и назад, пока не закончил обычный обряд, а потом, после того как было ему предложено, заговорил и сказал уандо: "Скажи аскии: эта группа людей Сонгай говорит то, чего не делает! Они — те, кто удерживает в устах своих и воду и пламя. И всякий, кто здесь к тебе обращался в первый раз, говорил неправду. А вот завтра придет Садик, и, когда мы с ним встретимся, вот это копье, которое вонжу я в сына его матери! И всякий, кто искренен, пусть скажет подобное этой речи!" И общество рассеялось, опоясываясь [оружием], и все говорили подобное этому.
В пятницу восемнадцатого джумада-л-ула [15.IV.1588] балама Мухаммед ас-Садик остановился со своим войском в Комбо-Корей. Был поставлен его шатер, он в него вошел. Первым, кто с ним туда прибыл, был упомянутый маренфа ал-Хадж; когда он увидел шатер баламы, то погнал своего коня и гнал его, пока не приблизился к ним. И, крикнув громко: "Где Садик?!", он метнул дротик в шатер, так что тот чуть не обрушился (балама же находился внутри него), и поскакал обратно. Потом прибыл отряд туарегов, а затем и остальная конница аскии, подобно рою стрекоз.
Балама и его товарищи встали, подняли дротики свои[574] и изготовились для битвы. И погнал балама [коня] /128/ и гнал его, устремясь в сторону аскии Исхака. Но его встретили Омар-Като и Мухаммед, сын аскии ал-Хаджа. Омар-Като метнул дротик в голову баламы, но дротик улетел в небо из-за шлема, что был на его голове. И балама сказал: "Сын мой Омар-Като, это ты метнул в меня железо?!" Но тот ему ответил: "Тункара (а это — слово, которым выражают почтение к баламе и курмина-фари), среди нас нет ни одного, [кто бы], если бы аския его поставил
