Теоретически подобные переименования – без изменения территориального расположения – должны были запутать вражескую разведку. По этому поводу появилось много шуток и анекдотов. Раньше работник закрытого предприятия при общении с внешним миром говорил и писал, что он работает, например, на предприятии п/я 651 – и никаких других названий. ОКБ-1 разрешалось употребить только в секретной переписке. Теперь решили окончательно запутать резидентов ЦРУ. П/я В-2572 запрещалось употреблять в несекретных документах и разговорах, а ЦКБЭМ, наоборот, можно было упоминать где угодно – даже в поликлиниках, ЖЭКах и отделениях милиции.
После смерти Королева «верха» тянули с решением о назначении Мишина главным конструктором и начальником предприятия. Только 11 мая появился приказ министра о назначении Мишина нашим главным и начальником ЦКБЭМ. В наследство ему достались боевая ракета – принятая на вооружение Р-9А, начавшая летные испытания РТ-2, в муках рождавшийся на заводах носитель-гигант Н1, новые пилотируемые космические корабли: 7К-ОК, 7К-Л1 и комплекс Л3.
Что касается Л3, то этот будущий лунный комплекс в свою очередь состоял из ЛОКа – лунного орбитального корабля, ЛК – лунного посадочного корабля и ракетных блоков «Г», «Д».
Три года ушло на изготовление первого 7К-ОК. Правда, на заводе по-настоящему работали над «изделием 11Ф615 (7К-ОК) ведущего конструктора Тополя» только во второй половине 1965 года. Надеялись, что корабль 7К-Л1 пойдет быстрее, но раньше конца 1966 года он появиться никак не мог. По Л3 не было еще и рабочих чертежей.
Филиалы Козлова и Решетнева не пожелали оставаться под двойным гнетом: МОМа и своей альма-матер. От МОМа деваться было некуда, а вот из-под Мишина можно было если и не совсем уйти, то, по крайней мере, получить максимальную самостоятельность. Это был естественный процесс и удерживать куйбышевский и красноярский филиалы на коротком поводке не имело смысла. Молодой и смелый коллектив Козлова, добившись больших успехов в разработке космических разведчиков, задумал создать пилотируемый корабль военного назначения. Проекту был присвоен индекс 7К-ВИ, то есть 7К из того же комплекса «Союз», но для военных исследований.
Покровители куйбышевского ЦСКБ в Министерстве обороны надеялись, что с Козловым будет гораздо проще договориться, чем с Мишиным, о создании пилотируемого корабля военного назначения. Это был уже четвертый по счету проект советского пилотируемого корабля. Но на этом предложения по пилотируемым кораблям в Советском Союзе не заканчивались. Несмотря на решение ЦК КПСС и Совмина о том, что облет Луны производится нашим кораблем 7К-Л1 с помощью носителя УР-500К, Челомей в ОКБ-52 не прекратил работ над своим вариантом пилотируемого комплекса. Им была задумана орбитальная станция «Алмаз» военно-разведывательного назначения. Для возвращения экипажа со станции создавался свой возвращаемый аппарат.
Все это происходило в то время, когда американцы успешно заканчивали программу полетов на «Джемини» и через год по окончании программы должны были начать полеты на «Аполло», единственном к тому времени для США пилотируемом корабле.
В этих условиях мы, руководители ОКБ-1 – ЦКБЭМ, решили сосредоточить максимум усилий на идущих впереди по готовности кораблях 7К-ОК с автоматической стыковкой, доказать первыми же полетами их надежность, а затем доработать, сделав их единственным универсальным средством для любых научных и военных целей, требующих присутствия человека в околоземном космосе.
Королев предполагал, что корабль 7К-ОК будет основой для лунного орбитального корабля комплекса Н1-Л3. Эту линию продолжил Мишин, и в этом мы были с ним солидарны. Второй пилотируемый комплекс 7К-Л1 для облета Луны рассматривался нами как эпизод – уступка космическим амбициям. В первые месяцы после прихода к руководству Мишин часто советовался со мной, Бушуевым, Трегубом, Феоктистовым, другими руководителями по технике, политике и расстановке кадров.
При жизни Королева у Мишина не было необходимости детально разбираться в массе технических проблем пилотируемой космонавтики. Постоянное общение со всеми главными конструкторами систем осуществляли я, Бушуев, Цыбин, Феоктистов, Раушенбах и более «узкие» специалисты. Все принципиальные вопросы и прежде всего проблемы надежности и безопасности находились под неусыпным контролем самого СП. Одной из проблем, которой Королев уделял много времени, были сложные взаимоотношения с ВВС по отбору, подготовке космонавтов и комплектованию экипажей. Он горячо поддержал инициативу о создании в системе Министерства здравоохранения специального Института медико-биологических проблем, который должен был противостоять монополии Военного института авиационной медицины. По этому поводу было много конфликтов между Королевым и командованием ВВС, особенно с генералом Каманиным.
Мишину предстояло взвалить на свои плечи весь груз, который нес Королев, либо поделить его со своими заместителями. Я надеялся, что старые товарищеские отношения с Мишиным позволят давать ему советы по вопросам, которые не поддаются решению инженерными методами. В частности, я советовал доверить человеческие» проблемы целиком Бушуеву, Цыбину и Правецкому – главному врачу Третьего главного управления, который перешел к нам на работу. Они быстрее найдут общий язык с Яздовским, Газенко, Карповым и другими военными врачами. К тому же теперь у нас для подготовки космонавтов работал знаменитый летчик-испытатель Сергей Анохин. Ему будет проще договориться с другим летчиком-героем – начальником ЦПК Николаем Кузнецовым. Мишин вначале со мной соглашался, но к концу 1966 года настолько увлекся конфликтами по вопросам подготовки и комплектования экипажей, что отношения между ним, Каманиным и Руденко резко обострились. Разногласия возникали по всяким непринципиальным вопросам, отнимая много времени от технических вопросов, требовавших придирчивого внимания главного конструктора.
Во многих отношениях Мишину было работать труднее, чем Королеву. Авторитет, крутой характер и заведомо предсказуемая реакция Королева на руководящие указания и всяческие проверки исполнения отвадили чиновников аппарата властных структур от мелких придирок. Теперь у них была возможность доказать, сколько грехов на счету у ЦКБЭМ. Начало этих грехов восходило к правлению Королева, но трогать его память было нельзя. Упреки и критика «сверху» обычно содержали подтекст, что «вот при Королеве было бы не так, а Василий Павлович капризничает и не слушает добрых советов».
Председателем Государственной комиссии по летным испытаниям «Союзов» был назначен Керимов. Мы прошли с ним совместную «обкатку» на Госкомиссиях по «Молнии». Пуски «Молнии» продолжались, и ему предстояло возглавлять обе Госкомиссии. Вслед за керимовской была утверждена и начала работать Госкомиссия по проблеме облета Луны на 7К-Л1. Ее председателем был назначен Тюлин. Таким образом, Мишин попадал под начало двух председателей Госкомиссий, с которьми мы начинали работать еще в Бляйхероде.
Тем не менее при одной из моих встреч с Тюлиным, теперь первым заместителем министра, он дал понять, что хотя мы с ним старые друзья и знаем друг друга как облупленные, спуска он давать не будет и как замминистра, и как председатель Госкомиссии. Особенно не спустит моему другу и начальнику Васе Мишину.
Тюлин пожаловался, что отношения с министром у него пока сложные.
– Он опытный технолог и производственник, но в нашем деле пока еще не силен. Ваши заводские трудности понимает прекрасно, а вот почему после изготовления машина должна месяцами проходить испытания в КИСе – это до него не сразу доходит.
Действительно, это было трудно объяснить новому человеку. Два-три месяца испытаний в КИСе, затем месяц на «укладку и отправку» и еще два месяца круглосуточного аврала на ТП космодрома – итого, полгода после формального окончания производственного цикла.
На самом деле все объяснялось просто. До изготовления первого летного образца обязательно следовало изготовить точный технологический аналог. На нем провести отработку методики испытаний, найти и устранить все конструкторские ошибки, схемные завязки, взаимовлияния систем, доработать испытательное оборудование, начисто переписать инструкции по испытаниям, внести все исправления в аппаратуру, кабели, приборы штатного комплекса и только тогда приступить к его испытаниям.
Мы приняли без должного анализа авиационную технологию Обычно первый опытный образец самолета из сборочного цеха выкатывался на аэродром и после нескольких дней рулежек и подлетов следовал первый полет. После каждого полета производились какие либо доработки и улучшения по замечаниям летчиков-испытателей. Но космический корабль не мог «подлететь» и возвратиться для доработок. Полет каждого корабля был первым и последним. Мь должны были предусмотреть, предвосхитить, предположить все возможные штатные и нештатные ситуации в космическом полете. И убедиться, что сложная комбинация систем корабля позволит экипажу благополучно вернуться на Землю.
