Непосредственную ответственность перед Политбюро несли Устинов – в самом ЦК, Смирнов – в Совете Министров. Министр Афанасьев отчитывался перед ними обоими. Тюлин и Керимов были теперь непосредственными подчиненными Афанасьева, и оба были председателями Госкомиссий, под эгидой которых мы должны были начинать новые свершения.
На одно из непротоколируемых заседаний у Мишина приехал Тюлин. Рассмотрев наши предложения по графикам предстоящих пусков, он предупредил, что в октябре этот вопрос «со всей остротой» будет поставлен на коллегии министерства. Афанасьев ему сказал, что намерен серьезно «пощипать» Мишина и всех, кто виновен в полном срыве программы пилотируемых пусков. После коллегии неминуемо обсуждение этого вопроса на ВПК и затем последует доклад в ЦК КПСС.
– От нас ждут возобновления пилотируемых пусков еще в этом году. Вместо вас подарок к 49-й годовщине Октября готовят американцы. Они объявили о полете «Джемини-12» в начале ноября. При СП такого позора не было.
– К 50-й годовщине Октябрьской революции поставлена задача пилотируемого облета Луны на 7К-Л1, а в 1968 году – высадка на Луну, – такую установку привез Тюлин, получивший накачку Устинова и своего министра.
Я осмелился заметить, что американцы обошли нас по числу пилотируемых полетов и астронавтов еще при жизни СП.
Мишин заверил, что первую пару «Союзов» для проведеню стыковки запустим еще в октябре. Если состыкуемся в космосе, то в этом американцев обойдем.
Коллегия, как и обещал Тюлин, действительно состоялась. Нашу работу над 7К-Л1 и «Союзами» признали неудовлетворительной.
– Нам еще Королев гарантировал, что 7К-ОК будет запущен весной 1965 года. Скоро будем встречать 1967 год, а кораблей всё нет. ОКБ-1 и персонально Мишин зазнались. Им, видите ли, указания Центрального Комитета – не закон, – примерно в таких выражениях министр резюмировал сумму адресованных нам обвинений высказанных в заранее подготовленных выступлениях его заместителей Тюлина, Литвинова, Табакова.
Вскоре после коллегии состоялось заседание ВПК, на котором Луна была обозначена указанием сверху «задачей № 1». Нам в пример ставились последние достижения Бабакина, упоминались предложения Челомея, которому якобы ОКБ-1 помешало облететь Луну, и еще раз произносились заклинания: «Луну американцам не отдавать!»
Дней через десять было разослано грозное решение, в котором участники лунных программ 7К-Л1 и Н1-Л3 вновь обязывались все работы по лунным кораблям и носителям выполнять «вне всякой очереди как особо важные государственные задания». Увы! К Октябрьским праздникам, 49-й годовщине, начать пуски «Союзов» мы не могли.
Перед вылетом из Москвы Керимов обзванивал всех членов Госкомиссии с просьбой прибыть в Тюратам «в первых лицах».
Однако из «первых лиц» на полигон прилетели Келдыш, Мишин, Руденко, Карась, Каманин и Правецкий. Из главных конструкторов основного, старого Совета главных прилетел только Рязанский. Керимов возмущался, но нам, непосредственным участникам подготовки, управляться с заместителями было проще.
Утром 18 ноября на 31-й площадке Мишин провел заседание технического руководства. Решили выступить с предложением о пуске беспилотной пары «Союзов» с суточным интервалом: активный корабль «Союз» №2 26 ноября и пассивный – «Союз»№ 1 27 ноября. По заводской документации активным кораблям «Союз» присваивались четные номера, а пассивным – нечетные. В сообщениях ТАСС «Союзы» нумеровались по очередности вывода в космос. Беспилотные корабли в сообщениях ТАСС именовались «Космосами» с соответствующими номерами. Если пассивный после выхода на орбиту окажется не более чем в 20 километрах от активного, что вполне вероятно, то тут же последует команда о включении «Иглы» для начала поиска и сближения.
Если расстояние между кораблями окажется более 20 километров, то потребуется специальный маневр и сближение состоится через сутки. После сближения и стыковки предстояла проверка возможности управления построенным в космосе соединением. На третьи сутки предполагалась расстыковка, а затем, с суточным интервалом, управляемая посадка кораблей. На Госкомиссии выступили с докладами по итогам подготовки систем Рязанский, Мнацаканян, Ткачев, Хрусталев, Исаев. Я доложил об общих итогах и готовности двух кораблей. Кириллов подробно рассказал о ходе испытаний, основных замечаниях и заверил, что все они тщательно разобраны, заключения главных конструкторов получены. Предлагалось утвердить сроки пусков. Как ни старались испытатели, монтажники завода, военные и гражданские, а все же с 26-го Госкомиссия перенесла пуск на 28 ноября, чтобы все было «чисто».
Пуски предстояли беспилотные, но, пока мы занимались техникой, между Мишиным и Правецким, с одной стороны, и Каманиным, и Руденко, с другой, шли горячие дебаты по составу экипажей для следующих пилотируемых пусков «Союзов». По проекту программы предусматривался переход из корабля в корабль двух космонавтов через открытый космос. Каманин настаивал на «абсолютно здоровых военных космонавтах». Мишин требовал включить в основной состав двух космонавтов – сотрудников ОКБ-1 Елисеева и Кубасова. Командиром основного экипажа предполагался Комаров, а запасного – Гагарин. Зачем понадобилось включать Гагарина в эту игру да еще в качестве «запасного», непонятно. Нам, «гражданским» казалось, что Мишин возмущается справедливо. Но по форме он явно перегибал палку в своей перепалке с Каманиным. Когда выяснилось, что в составе запасного экипажа Гагарина вместо Волкова, которого предлагал Мишин, утвержден Горбатко, он возмутился. Его разговор с Каманиным происходил в МИКе, где всегда толпятся не только работающие, но и любопытные болельщики, ожидающие вывоза ракеты на старт.
– Вы протаскиваете своих, считаете, что ваши люди лучше подготовлены. Наши инженеры более грамотны. Так мы с вами работать не будем! – заявил Мишин.
Такие заявления, сделанные в очень запальчивой форме более чем громким голосом, были в той обстановке бестактны. Все окружающие это понимали. Мне Рязанский вечером сказал:
– Ты бы внушил Василию, чтобы он при публике, жаждущей зрелищ, вел себя более сдержанно. Такие всплески эмоций авторитета ему не прибавят, а нам трудно будет поддерживать такого вспыльчивого руководителя Совета главных.
При разработке программы «Союзов» Центральное управление космических средств Минобороны, которое возглавил Андрей Карась, вышло с предложением проводить управление пилотируемым полетами из НИП-16 под Евпаторией, который тогда именовался «Центр дальней космической связи». Это предложение было встречено с энтузиазмом. Каковы бы ни были орбитальные события, всегда можно найти время даже за счёт сна, чтобы воспользоваться благами теплого моря и песчаными пляжами западного Крыма.
Информация, которую мы получали на нашем примитивном КИП в тесной комнате МИКа на «двойке» с НИПов, расположенных по всей территории страны, с кораблей и из районов приземления, всё равно транслировалась через узел связи Генерального штаба, находившегося в Москве. В этом смысле Евпатория не имела особых преимуществ. Баллистические центры, оснащенные вычислительными машинами, без которых невозможно управление полетом находились в Москве и в НИИ-4 под Москвой. Решающие преимущества были у Москвы. Впоследствии центры управления и пилотируемыми, и беспилотными аппаратами были созданы под Москвой. НИП-16 под Евпаторией кроме климатических имел перед КП космодрома и Москвой преимущества в богатом радиотехническом оснащении. Однако быстрая обработка телеметрической информации – основного источника дня оперативного принятия решений все равно требовала участия бригады наших телеметристов.
Госкомиссии в полном составе обязаны были собираться на космодроме, чтобы принимать решения о пуске. Только убедившись, что космический аппарат выведен на орбиту, члены Госкомиссии могли разлететься, кто в Евпаторию, а кто в Москву. Госкомиссия не может все время заседать и принимать решения, тем более оперативные. На этот случай были сформированы оперативные группы управления:
«Т» – Тюратам, то есть космодром;
«Е» – Евпатория – НИП-16;
«М» – Москва – ОКБ-1 или НИИ-4.
Первоначально я был назначен руководителем группы «Е». Моим заместителем и одновременно командующим «всеми воинскими силами», участвовавшими в управлении, был Павел Агаджанов. Будучи «от Бога» хорошим организатором и пользуясь правами заместителя командира в/ч 32103, в которую входили все НИПы, средства связи и вычислительный центр, Агаджанов первым освоил новую профессию управляющего полетами. До конца шестидесятых годов никаких средств автоматической обработки и визуального отображения информации в реальном времени на НИП-16 не было. Основным средством получения и передачи команд были засекреченная телефонная и телеграфная связь. Оснащенные десятками электронных экранов центры управления на мысе Канаверал и в Хьюстоне представлялись нам фантастикой.
