- Я была настолько удивлена его появлением, что не подумала об этом. А сегодня... Когда мы прощались, он вдруг обнял меня, поцеловал и сказал: "Уйдем вместе!" - Она снова развела руками и попыталась улыбнуться, а потом добавила, как бы оправдываясь:
- Он стал какой-то странный. Раньше таким не был.
Наступила неловкая пауза. Валентину понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями, сформулировать следующий вопрос:
- В начале июня, когда Нагорный ушел из дома, он говорил вам, что уходит к другой женщине?
- Нет. Об этом я узнала позже.
- От кого?
- Не все ли равно.
- Я настаиваю на ответе.
- Мне сказал об этом Редченко, спустя день или два после того, как уехал Михаил.
Валентин переглянулся с Жмурко. Тот согласно кивнул.
- Алина Матвеевна, теперь я могу ответить на вопрос, который вы задали в начале нашего разговора, - сказал Валентин. - Вас интересует, что в действительности случилось с Нагорным?
- Да, конечно.
Она встала, подошла к столу, взяла сигарету, закурила. Валентин заметил, что у нее дрожат пальцы. Вернувшись на место, Алина Матвеевна обхватила плечи руками, словно ей стало холодно.
Слушая Валентина, не проронила ни слова. Он рассказал о том, что было известно следствию до выхода на Липницкого. По мере его рассказа Алина Матвеевна все больше сутулилась, а затем уронила голову и расплакалась.
- Вчера я почувствовала, что с ним произошло нечто страшное, но что, не могла понять, - сквозь слезы сказала она. - О своих бедах, неприятностях Миша и раньше не любил распространяться, а тон и тема нашего вчерашнего разговора не располагали к откровенности. Но я хорошо знаю его: когда он сталкивается с несправедливостью, хамством, то заводится с полоборота, лезет на рожон, в драку. Верно, завелся с какими-то хулиганами.
- Я бы не назвал Липницкого хулиганом, - счел нужным заметить Валентин.
- Нет! - Она вскочила, побледнела.
- Да, - сказал Валентин. - Подробности узнаете несколько позже. А сейчас прошу ответить на вопрос, который вам уже задавали, но ответить правду. Как получилось с нарядом на кровельное железо?
Алина Матвеевна, словно в нерешительности, опустилась на стул, закрыла лицо руками и так сидела некоторое время, но потом опустила руки и стала рассказывать:
- Наряд выписал Редченко, принес мне на визу, сказал, что документ надо срочно выслать поставщику, и он сам даст его на подпись начальству. С ним был Липницкий, которого - вы правы - я знала как снабженца Сосновского машиностроительного завода. Липницкий был заинтересован в этом наряде и преподнес мне коробку конфет "Ассорти", чему я не придала значения - он всегда дарил мне знаменитое сосновское "Ассорти", и я находила это в порядке вещей. Но о том, что заявка была фиктивной, я, клянусь, не знала. Фиктивность заявки установил Нагорный на следующий день, так получилось. Произошло это то ли второго, то ли третьего июня. Редченко на месте не было, он выехал в командировку, и Нагорный взял в оборот меня. Вначале я отпиралась, но потом назвала Липницкого.
- Как вы объясните, что контрольный экземпляр наряда не подписан начальником главка? - спросил Годун. - В июне вы сослались на то, что руководители главка подчас в спешке оставляют не подписанным последний экземпляр.
- Я считала, что так оно и было. Редченко сказал, что сам отнесет наряд на подпись. Обычно в таких случаях он прибегает к содействию своего товарища Вартанова, который, как референт начальника главка, может заходить к шефу в любой момент. Уже после того, как стало известно о фиктивности заявки, я спросила Вартанова, давал ли он на подпись начальству этот наряд. Вартанов ответил отрицательно. Тогда я поняла, что подпись подделал Редченко.
- В своем объяснении вы указали другое - что наряд дали на подпись лично, и начальник главка подписал его в вашем присутствии.
- Меня просили так указать. - Она отвела глаза.
- Редченко просил?
- Не только, - Алина Матвеевна замялась, но потом все же сказала: Меня просил об этом и мой отец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Нагорный знал, что подпись в наряде подделана?
- Утверждать это можно только имея первые экземпляры наряда, а они были выданы. Но Нагорный догадался о подлоге и обвинил в этом меня. Я уже рассказала, как оно было. Такого обвинения я не заслуживала.
- А вы понимаете, с какой целью Нагорный поехал к Липницкому? - не выдержал Валентин. - Понимаете, из-за чего, а вернее, из-за кого он едва не поплатился жизнью?
Алина Матвеевна не ответила.
17
У Годуна и Жмурко еще были вопросы к ней, и Валентин оставил их, поднялся этажом выше, зашел в отдел кадров, попросил разрешения позвонить в Сосновск. Связавшись со следователем, он уточнил ряд моментов, а заодно узнал о новых и, притом немаловажных откровениях Бурыхина и "стальной" Нелли. То были как бы завершающие мазки на холсте: все обрело последовательность и ясность.
Тем не менее Валентин не ощутил ни радости, ни облегчения, которые обычно приходили с окончанием трудного дела. Он даже не мог сказать, что удовлетворен собой - все оказалось проще, но куда грязней, чем этого можно было ожидать от людей, всерьез претендующих на интеллигентность, респектабельность.
На лестничной площадке, где висела табличка, указывающая на место для курения, Валентин достал сигарету, стал разминать ее, но так и не закурил. Мысль, осенившая его, как бы подводила итог. Преступление, которое он раскрыл, на первый взгляд явилось результатом стечения обстоятельств. Не переплетись столь необычно события и помыслы действующих лиц, не было бы и столь печального финала. И люди, так или иначе причастные к этой истории, чувствовали бы себя сейчас в полном порядке. Однако никакого порядка ни в делах, ни в помыслах этих людей не было уже давно. И то, что произошло четвертого июня в доме Липницкого, было в общем-то закономерно...
С этими мыслями Валентин вернулся в кабинет Алины Матвеевны, спросил, на месте ли сейчас Редченко.
- Должен быть, если не ушел домой, - гася в пепельнице очередной окурок, ответила Алина Матвеевна. - Хотите поговорить с ним?
Валентин ответил не сразу, думал как быть. То, что предстояло сейчас, не требовало, а, строго говоря, даже исключало присутствие хозяйки кабинета. Но случай был особый, и Валентин вопросительно посмотрел на Жмурко. Тот неопределенно развел руками: дескать, поступай, как считаешь нужным. И Валентин решился:
- Да. Пригласите его.
Алина Матвеевна подошла к аппарату селекторной связи, сказала в микрофон:
- Геннадий Константинович, зайдите ко мне.
Гладко выбритый, аккуратно подстриженный, несколько полноватый, но держащийся молодцом, в такой же, как на Алине Матвеевне кожаной куртке, Редченко вошел в кабинет уверенной походкой человека, знающего себе цену. Увидев Годуна, холодно кивнул ему, недоуменно посмотрел на Валентина и только потом заметил, что Алина Матвеевна сидит посередине кабинета на стуле, обхватив руками плечи и понурив голову. Очевидно, смекнул, что дела его начальницы обстоят не лучшим образом и, уповая на свое начальство, сразу полез на рожон:
- Что случилось, Алина? Они опять мотают тебе нервы? - Он повернулся к Годуну, поскольку из посторонних знал только его: - Ну вот что, капитан, хватит издеваться над женщиной! Уже полгода вы терроризируете ее. Один раз вас одернули. Так вот, учтите, теперь вам это обойдется дороже! Я знаю, к кому обращаться. Алина, почему ты не вызвала меня сразу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Я вызвал вас, Редченко, - подошел к нему Валентин.
- Простите, не имею чести знать!.. - продолжал хорохориться тот.
- Майор Ляшенко из уголовного розыска. А чести, вы верно заметили, у вас нет. Какая может быть честь у убийцы!
- Что?! - отпрянул Редченко.
Но путь к двери ему преградил Жмурко.
- Руки, Редченко! - повысил голос Валентин и с помощью Жмурко защелкнул на его запястьи наручники.
