Полу сельский район, каким Монпарнас оставался до 1914 года, не имел на своей территории больших ресторанов, только несколько неплохих бистро. Здесь не знали изысканной кухни, и обычное меню состояло из вареной говядины, телячьей головы в соусе, свежепросоленной свинины с чечевицей и рагу из баранины, к превеликому удовольствию посетителей: каменщиков, маляров и кучеров, к которым присоединялись и художники.
Из многочисленных питейных заведений упоминания заслуживают лишь немногие: ресторан «Лавеню», переименованный в «Дюпон-Парнас» (сегодня это «Таверна мэтра Кантера»), куда старики приходили поиграть в домино, рассеянно слушая скрипача-немца, исполнявшего для них Бетховена. После 1919-го здесь собирались политики, как сегодня «У Липпа»… Ресторан «Бати», находившийся на углу бульваров Монпарнас и Распай, напротив кафе «Дом»… И наконец «Ле-Вигурей», расположенный выше по бульвару Распай, на углу улицы Кампань Премьер. Оба эти ресторана воспеты Аполлинером. Автор сборника «Алкоголи» вовсе не гурман, а, к сожалению, просто обжора. Весело смеясь, Вламинк рассказывал о соревнованиях в поглощении пищи, какие Аполлинер устраивал вместе с ним и Дереном. Они должны были заказывать из меню все блюда подряд, начиная с закусок и заканчивая пирожными и фруктами… Затем предполагалось начинать все с начала. Тот, кто первым просил пощады, оплачивал общий счет. Старый фовист вспоминал, как однажды выдержал это испытание аж до половины второго раунда, ведь при большем проигрыше он уже не смог бы заплатить нужную сумму.
Похоже, «Бати», где любили бывать Макс Жакоб, Аполлинер, Сальмон, Андре Бийи, Венсан д'Энди и где, говорят, видели Троцкого (что касается русских революционеров на Монпарнасе, ничего нельзя утверждать наверняка), считался рестораном более высокого разряда, чем остальные. Его меню ограничивалось блюдом дня, всегда очень вкусным. Его вина из Сансерруа и Луары пользовались популярностью. Цены здесь оставались вполне умеренными, хотя для художников частенько бывали недоступны. Для многих этот ресторан символизировал удачные дни. Шагал, приглашенный на обед Аполлинером, не мог забыть своего изумления от предложенной ему еды, так сильно отличавшейся от его обычных огурцов с селедкой. По словам Анри Рамея, в 1913 году здесь удавалось поесть в среднем на 2,5 франка, но некоторые вина могли удвоить счет. Поэтому… если только подумать, что у мадам Ледюк, в кафе-молочной на бульваре Распай, еда обходилась в 1,25 франка, почему оно и стало резиденцией английских художников, становится ясно, какой сказочной роскошью представлялся ресторан «Бати». Стоит еще добавить, что в кафетериях позволялось заказывать по полпорции каждого блюда, так что из двух полупорций получался вполне сносный обед.
Бати, хозяин ресторана (еще мальчишкой ему посчастливилось обслуживать Жорж Санд в Ноане), выглядел хмурым и малообщительным человеком. Его угрюмость еще больше усилилась в 1914-м из-за мучительного беспокойства о сыне, находившемся в окопах. Все четыре военных года его ресторан, в большей мере, чем «Ротонда», служил чуть ли не пристанищем для мобилизованных писателей и художников. Отпускники приходили сюда получить какие-нибудь известия с фронта о своих товарищах. Блез Сандрар обедал здесь в последний раз вместе с Аполлинером, за шесть дней до смерти поэта. Под впечатлением от процессии катафалков, двигавшейся по бульвару Распай к Монпарнасскому кладбищу, Аполлинер не переставая говорил об обрушившейся вслед за войной «испанке». А вернувшись домой, почувствовал первые признаки болезни.
По окончании войны безутешный Бати, не дождавшийся возвращения сына, продал свое дело, и с его исчезновением частично разрушился привычный облик старого Монпарнаса.
Сальмон и Аполлинер также заходили в «Ле-Вигурелль», более скромное бистро, чьим основным украшением были две миловидные дочери хозяина, мсье Вигуру. Добрые и не слишком стеснительные девушки охотно принимали участие в студийных гулянках. Художники оспаривали сестричек друг у друга. Их же, должно быть, Аполлинер описал в «Сидящей женщине».
Мсье Вигуру отличался простотой и наивностью. Чтобы расположить к себе клиентов-художников - Дюнойе де Сегонзака, Дерена, Люк-Альберта Моро, - он говаривал им: «Господа, хоть я и трактирщик, но очень люблю искусство: по воскресеньям я хожу либо в кино, либо в Лувр!»
Начало перемен
В 1911 году открыли бульвар Распай, и над огромной сценой Монпарнаса словно поднялся занавес. Пятьдесят лет создавался этот бульвар. Тридцать пять из них ушло на преодоление последнего участка: улица Вожирар - перекресток Вавен. Но, как только умчался блистающий экипаж президента Пуанкаре, все стало стремительно меняться. Заманивать артистическую публику принялась «Ротонда», несколькими месяцами раньше открывшаяся на одном из перекрестков.
В предвоенные годы изменился и состав населения района: появились новые типы и социальные категории. Заметно оживились улицы, строительство новых зданий вызвало интенсивное движение грузового транспорта. «Монпарнас в то время, - говорил Цадкин, - представлял собой обширную строительную площадку, вверенную землекопам и каменщикам…» Маляры, штукатуры, каменщики и рабочие всевозможных организаций пополнили собой первичный контингент баров, состоявший из кучеров, конюхов и перевозчиков, переставших быть королями этих мест. Появились и первые прибывшие с Востока художники. Они затесались в ряды местных жителей, стараясь не привлекать к себе внимания. Главным образом это касалось евреев, которых царский режим сделал очень пугливыми.
За ними со всех концов земли последовали художники, поэты, писатели и даже музыканты; мощным потоком они хлынули на тротуары бульваров, захлестнув террасы кафетериев.
Аполлинер, как и все поэты, многое предчувствовавший заранее, первым констатировал происходящие перемены и предсказал, что принесут с собой последующие годы. Как завсегдатай «Клозри де Лила», он частенько бывал на Монмартре. В статье, опубликованной журналом «Меркюр де Франс» в 1913 году, он писал:
«Держу пари, что очень скоро, хотя мне этого бы не хотелось, на Монпарнасе появятся свои кабаре и свои шансонье, как сейчас есть поэты и художники. В тот день, когда какой-нибудь Брюан «восславит» различные уголки этого полного фантазии и кафетериев района, студию-казарму улицы Кампань-Премьер, удивительное кафе бульвара Монпарнас с гриль-камерой, китайский ресторан, «Клозри де Лила», - в тот день Монпарнаса не станет. Агентство Кука[10] приведет сюда свои караваны…»
Глава вторая
ХУТОРОК БЕЗ СИРЕНИ
У истоков расцвета Монпарнаса стоит «Клозри де Лила». Все зародилось именно в этом скромном заведении, без ослепительных люстр, без оркестра, без сверкающего бара: обычное кафе, где зимой - тепло, а летом, выйдя вечером на террасу, можно насладиться ароматным свежим воздухом. Аромат, впрочем, исходил не от сирени[11] (свое название кафе унаследовало от сельского танцзала, находившегося на другом конце бульвара Монпарнас), а от платанов, чьи густые кроны образовывали тенистый свод над террасой. Посетителей кафе от прохожих отделяли ящики с посаженным в них бересклетом. Теплыми июньскими ночами легкий ветерок окутывал ароматом цветущих лип сады соседних монастырей.
Существующая легенда недооценивает роль этого кафе: но именно здесь Монпарнас появился на свет, и не случайно, а по воле конкретных людей. Поль Фор и Андре Сальмон рассказали - многое, естественно, приукрасив, - как весной 1905 года, в момент выхода в свет журнала «Стихи и проза», они разослали невероятное число приглашений - 23 тысячи, по словам Сальмона, и 10 тысяч, по подсчетам Поля Фора, - литераторам и художникам всего мира, приглашая их на Монпарнас, где предлагали организовать Международный центр искусства и литературы. Неожиданно многие откликнулись на призыв, и, к их великому изумлению, сюда прибыли настоящий краснокожий, маг из Батавии, факир-индус… и сто двадцать китайцев, учеников шахтерской школы в Монсе! Так рассказывали они…
В действительности все выглядело менее красочно: отправлено могло быть лишь несколько десятков писем, поскольку финансировавший это мероприятие Морис Рейналь сократил свой вклад с обещанных двадцати тысяч франков до двухсот. Но верно то, что с этого момента Монпарнас пришел в движение, позднее набиравшее силу, и стал местом сосредоточения писателей и художников со всех четырех сторон света. Кафе «Клозри де Лила» оказалось в центре событий благодаря своему удачному расположению. Последнее кафе бульвара Сен-Мишель или первое - бульвара Монпарнас, находившееся вблизи Латинского квартала, а также рядом с Сен-Жермен-де-Пре - старым издательским центром, оно волей-неволей становилось местом встреч. Издатели, писатели, критики, журналисты очень быстро добирались до этого кафе, уже облюбованного теми, кто жил в районе Обсерватории. Летом в часы аперитива здесь наблюдалось солидное скопление людей, предвкушавших наступление сезона отпусков. Деревня с полями и лесами была совсем рядом.
