На миг появилась надежда: сейчас пост ГАИ на выезде из города, остановят, освободят… Ах, с каким бы удовольствием Зворыкин двинул кулаком по круглой роже! Вот, сейчас, ну же, гаишники! Высокая будка поста с неосвещенными окнами проплыла слева. Конечно, им только и видно, что ночной таксист везет пассажиров в Семениху, Когда их не просят, они тут как тут, а когда надо, дремлют или анекдоты травят.
Перед самым кладбищем свернули влево. Зачем?! Кладбищенским проселком по весне, в непогодь, в ночь никакой водитель не рискнет пускаться, машину жалея. В добрую-то погоду таксисты высаживают пассажиров, приезжающих на родные могилки, у центрального входа. Из Гири шофер как из дерьма подшипник. Засадит машину в грязи… Машина – черт с ней, а вот зачем сюда приехали? Убивать?.. Нет, нет, убить могли сразу, нет! Пускай берут куртку, деньги, есть еще деньги в заначке, только пускай не убивают!
Женщина, всю дорогу молчавшая, спросила хрипловатым прокуренным голосом:
– Чо сюда приперлись? Помирать, что ли, собрались?
– Надо, не твое дело, – ответил Гиря. – Друга помянуть, допустим. Его менты пришили, тут где-то похоронен. Вы таксера караульте. Станет рыпаться, по морде, понятно? Таксер, стакан у тебя где? Стакана нету? Сука ты, понял? Ладно, из горла глотнем, не в первый раз.
Гиря и молчаливый пошлепали куда-то во мглу, где смутно виднелись кресты, железные пирамидки памятников. Через открытую переднюю дверцу в прокуренный салон вливался пахнущий гнилью влажный воздух. Женщина закашлялась, вылезла из машины. Парнишка тоже убрался из салона. Они стояли рядом, нахохленные, равнодушные и к могилам, и к пленнику. Так и будут стоять, как животные, если при них начнут мучить, убивать… Зворыкин сам всегда предпочитал не встревать, когда лично его не касалось, и вообще смыться втихую. Но здесь, на краю кладбища, да можно сказать, на краю могилы, тупое безразличие этих дебилов к его судьбе казалось таким подлым, мерзким! Он вертел кулаками, чтобы ослабить веревку, развязаться, убежать, пока не вернулись парни, бухие от выпитой бутылки. Ничего не получалось, веревка только натирала запястья.
Сколько времени так прошло, он не мог определить. Часы на панели «Волги» сломались давным-давно, часы с руки грабители сняли. Хотелось курить, Зворыкин крикнул об этом желании. Не ответили, будто не слышали. Тянулось время…
Дождик заморосил. Ни слова не говоря, женщина и парень влезли в салон. Дождик пригнал и поминальщиков с могилы убиенного друга. Сперва проверили, тут ли вторая бутылка, не вылакали ли «охранники». Гиря от водки стал еще разговорчивее, его кореш еще угрюмее.
– Э, таксер! Не подох еще со страху? В штанах не мокро? Во-от, сука, предупреждали тебя: у «России» не бомби. А? Предупреждали? Чо молчишь?
– Предупреждали.
– Дак какого ты … опять у «России» торчал? У, я бы вас, барыг, душил на месте, вы с трудящего человека последний рублевик тянете, падлы.
Вон оно что! Как не хотелось парковаться у «России», сердце чуяло – так нет, две бутылки последние подвели. Накрылись бутылки, сам чуть не накрылся. Но убивать не станут, нет.
– Айдате домой, спать же охота, – заныла женщина.
– Спи, вон с таксером в обнимку, гы-ы. Он к тебе не приставал? Ла-адно, таксер, живи пока. Ну, если еще за бомбежкой накроем, все, хана, понял? Нет, ты понял?
– Да понял, понял, – осмелел Зворыкин. – Хватит базарить, не кочевать же тут.
– Вот выкину тебя, привяжу к кресту, и ночуешь, падла, понял?
Но угрюмый сказал что-то, и Гиря сел на водительское место. Нажал стартер. «Волгу» опять дернуло, бросило влево, вправо, движок заглох, вновь завелся, поехали кое-как. Зворыкин уже не обращал внимания на тычки с двух сторон, когда валило машину то в ту, то в другую сторону. Под натужный рев двигателя, под ругань Гири выехали на Семенихинский тракт, повернули к городу. Он перевел дух: обошлось!
По мере того как страх отступал, накатывалась злость, жажда отплатить за унижение, какого в жизни не испытывал Зворыкин. Пост ГАИ при въезде в город ожидался уже не как спасение, а как справедливое возмездие подонкам. Но пост опять глянул пустыми темными стеклами и остался позади.
Вот и город. Миновали плотину пруда, кончились избяные порядки по обеим сторонам, начались многоэтажные кварталы. И тут «Волга», будто и у нее наступил нервный срыв от ночных кладбищенских переживаний, зафыркала, закашляла, стихла, прокатилась немного по инерции, стала. Гиря ругался, пинал акселератор, включал-выключал зажигание.
– Бензин кончился, – сказал ему Зворыкин злорадно.
– Без тебя вижу, – огрызнулся Гиря. – Э, вытряхивайтесь все. Дале пехом добежим. А ты посиди, подумай. Нет, ты понял?
– Развяжи руки, затекли совсем.
– Ничо, до утра и так сойдет. Чтоб не бомбил в другой раз. Аида!
– Погоди, – сказал угрюмый. Вытащил из-под сиденья ветошь, протер баранку, дверцы, ручки, даже чехлы сидений. Сунул тряпку в карман, захлопнул дверцы. Гиря прильнул к стеклу широкой рожей, ощерился, облаял на прощанье.
Четыре темные фигуры исчезли в ночи. Зворыкин выбрался из машины, заскакал, как стреноженный конь, к ближайшему дому. Припрыгал в подъезд, позвонил в одну, в другую квартиру. Его спрашивали: «Кто?» Он просил помочь, и за дверью намертво замолкали. Третья дверь приоткрылась на длину цепочки. Хозяин удостоверился, что пришелец один, еще и связан. Его приняли, распутали. Хозяин в пижаме и его жена в халате проклинали расплодившихся бандитов, бездельную милицию и ко всему сволочей бомбежников, торгующих водкой. Это из-за них алкаши грабят честных шоферов. В порыве гнева и жажды мести Зворыкин позвонил в милицию, заявил о грабеже. Минут через сорок приехали из райотдела, усадили потерпевшего, увели на буксире «Волгу».
В дальнейшем Зворыкин жалел, что сгоряча связался с милицией, недолюбливал он блюстителей порядка. Надо бы промолчать, черт с ними, с грабителями. Каждый ловчит по-своему, время теперь такое. Да и не обнаружили придурки-грабители тайничка, где хранил он водочную выручку за неделю, благо ездил на этой машине один, сменщик в отпуске.
8
– Нет, Костя, ты увлекаешься, по-моему, спекулянты у тебя в печенках сидят, бомбежники в частности, но в данном случае чистое ограбление. В показаниях Зворыкина ни слова о водке.
– Еще бы он так написал: дескать, я спекулирую водкой, поэтому меня иногда грабят.
– Костя, это только твои домыслы.
– Да, почти домыслы. Но когда полковник на оперативке упомянул фамилию потерпевшего, я на всякий случай полистал протоколы наших рейдов. И точно: два месяца назад таксист Зворыкин оштрафован за спекуляцию водкой у вокзала. Изъята всего одна бутылка, сколько продано, выяснить не представлялось возможным. Сообщили в таксопарк. Ответа о принятых мерах так и не дождались. Надо полагать, мер и не принималось. И вот продолжение бомбежки… – Калитин взял со стола лист с показаниями потерпевшего. – Зворыкин тут пишет: «Эта компания сразу показалась мне подозрительной». Однако посадил в машину, повез. Почему такая покладистость?
– Водитель такси обязан, нравится – не нравится…
– Это в теории, Миша. Теория и практика, как тебе известно, часто расходятся, тем более в нашей сфере обслуживания. У таксистов, если пассажир невыгоден или просто не понравился, сколько угодно вариантов отказа: горючее на исходе, время ехать в гараж, еду по вызову, машина неисправна и так далее. А тут повез нетрезвую, возможно, неплатежеспособную, подозрительную, в общем, компанию – почему? Потому что надеялся продать им водку.
– Возможно. Но улик-то нет.
– Улики будут, когда задержишь грабителей. Есть у тебя на них какие-нибудь наметки?
– Пока ничего определенного. Криминалист обнаружил отпечатки пальцев на задней дверце, но в нашей картотеке их не идентифицировали. Городской золотоскупке даны приметы обручального кольца Зворыкина, но не дураки же грабители, чтобы нести чужое кольцо на продажу в ювелирный магазин. Еще такая деталь: со слов Зворыкина, грабитель по кличке Гиря первоначально велел везти на улицу Учительскую, на днях же некий Сахарков на Учительской встретил подобную компанию, двух парней и женщину, которые пьяного Сахаркова и обокрали. Приметы участников кражи и ограбления схожи. Но с этой версией надо еще работать.
Капитан Калктин слушал приятеля, щурясь через очки на веселые весенние солнечные зайчики по потолку – отблеск лужи на дворе. Каждый год в апреле личный состав райотдела выходит на субботник благоустраивать территорию, засыпать щебенкой выбоины. Через месяц-другой щебенка растаскивается скатами машин, выбоины остаются, заполняются водой, и после дождя долго стоят лужи. Забетонировать бы капитально. Но в повседневной текучке такая разумная идея забывается, и следующей весной опять субботник, и щебенка завезена впрок на пятилетку…
В Кировском РОВД капитан Калитин служил сравнительно недавно, переведен из горотдела. Официально – для укрепления районного отдела БХСС, фактически – «не сошелся характером» с начальством. Интеллигентный, всегда корректный даже с явными преступниками, Константин Васильевич Калитин как-то ухитрялся портить отношения как раз с теми, с кем портить их не следовало. Кое-кто считал его излишне принципиальным, иные просто неразумно упрямым. При этом не отрицались его работоспособность, разносторонние познания, необходимые при расследовании многообразных хищений. На новом месте он ближе всех сошелся с начальником отдела уголовного розыска Мельниковым. Как выдавалась свободная минута, они беседовали, обычно в кабинете Мельникова, о работе, о новостях.
