И тотчас, многоголосым эхо:
— Точно — они!
— Он все нас утешал, а самому небось как обидно было!
— Они не нашу рыбу, они его мечту ногами растоптали!
— А он еще заступаться за них, сволочей, пытался!
На похороны старого рыбака собрался весь Гномий остров. А над его могилой все до единого рыбаки поклялись: "Чертовы лягушатники даже у себя дома не смогут продать ни одной рыбины! Ни единой проклятой трески!" Что ж, у себя дома они ее по-прежнему продают. Уже хотя бы потому, что олбарийская селедка запрещена ко ввозу в Ледгунд. Зато на всех остальных рынках треска терпит сокрушительное поражение от селедки. А все Герд!
Керц вновь с нежностью и гордостью посмотрел на супругу. Они все тогда ломали головы, как победить треску. Выходило, что нужно научиться лучше сохранять селедку. Селедка — не в пример треске — рыба нежная. Пока добирается до засолки — успевает испортиться. Мнется, аромат теряет, вкус уже не тот… Герд первая сказала — а что, если… и когда он насмешливо спросил, как она себе все это представляет, на лодке ведь попросту места не хватит, чтоб все как следует оборудовать, она спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала: "Корабль!"
— Думаешь, нам кто-нибудь даст корабль? — фыркнул тогда, помнится, Керц.
— Даст, — сказала Герд. — Тот, кто купил мятую селедку, тот и корабль даст.
Керц недоверчиво покачал головой, а Герд отправилась к владыке. Через десять дней у них появился первый собственный корабль. А через месяц ледгундцы увезли всю свою треску туда, откуда привезли. Дешевая, отличного качества селедка покорила всех.
— Эти горлопаны даже кошке на корм не продали! — радовались гномы.
А вернувшись на остров, устроили пир. И пригласили всех желающих. Так и образовался этот праздник. Так или почти так…
— Керц!!!
— Да, любимая?
— Может, ты пойдешь и немного поспишь? А то когда ты спишь стоя, да еще и с открытыми глазами… Я-то — ничего, а вот другие пугаются… — насмешливо проговорила любимая женщина.
— У нас же праздник, — виновато возразил Керц. — Я могу его проспать. Это будет обидно.
— Не проспишь, — целуя мужа, ответила Герд. — Я тебя разбужу к самому началу.
— Как скажешь, любимая…
И Керц отправился к себе домой, с легким сердцем возложив все хлопоты по дальнейшей организации праздника на плечи любимой женщины. Все равно от него, с его воспоминаниями, толку мало. Лучше и в самом деле немного поспать…
…Керц лежал, закинув руки за голову, закрыв глаза, слушал, как волны мерно накатываются на берег.
Мягко шумит прибой. Пахнет солью и водорослями. Великое море продолжает свою извечную непостижимую работу. Медленно и мягко стачивая берег в одном месте, оно тотчас наращивает его в каком-то другом.
Сколь завидна участь Мастера, впереди у которого вечность и ничто не отвлекает его от работы! Сколь совершенное произведение выйдет в конце концов из-под его мерно шумящего резца!
И ведь подумать только! Когда-то, еще не так давно, это самое море вызывало у гномов безотчетный ужас! Многие даже смотреть на него не могли. И если бы не мужество Владыки Гуннхильд… кто знает, чем бы все кончилось? Гномы просто отказались бы садиться на корабли и плыть к месту, которое приняло их, стало их домом. Вот к этому самому месту. Ведь подумать только — они могли бы никогда всего вот этого не увидеть! Этой красоты, этого покоя, этой свободы… А вместо всего этого был бы омерзительный и бессмысленный бунт, сметающий все живое. А потом люди взялись бы за оружие всерьез.
Владыка тогда спасла всех. Весь народ, хоть многие этого так и не поняли. Она просто вошла в воду и показала, что ничего страшного в море нет. Что это всего лишь много воды, а вовсе не конец света.
Что ж, теперь-то любой дурак на это способен. Вот только теперь это никто подвигом и не назовет, а тогда, впервые… она-то ведь и сама не знала, что такое эта небывалая вода… она шагнула в неизвестность, в бесконечность, в бездну…
Она всех спасла, а ее окрестили предательницей. Ее чуть не погубили в награду за ее самоотверженный подвиг. Теперь все, кто это бормотал, выкрикивал и нашептывал, все, кто принимал участие в том мерзком заговоре, при встрече с ней кланяются до полу, величая ее не иначе как "милостивая владыка". И не потому, что они сменили свое мнение, а потому что по их логике победивший предатель — уже и не предатель вовсе. Победивший предатель — это властелин. И раз он настолько сильней, то ему все можно.
Тьфу на них! Пришли же на ум, мерзость такая! Еще приснятся!
Керц перевернулся на другой бок и вновь стал думать про море.
Гномы давно уже не боятся моря. Море кормит. Оно — доброе. В нем, конечно, можно погибнуть, но такова уж участь живущих — время от времени с некоторыми из них это случается. Особенно если твое мастерство недостаточно совершенно. Море доброе, но оно — строгий наставник и не любит прощать ошибки.
Гномы не умеют плавать. Впрочем, среди людей тоже далеко не все владеют этим сложным искусством. И еще никто не слышал, чтоб оно кому-то сильно помогло, если недостаточное мастерство обрекало его на падение с корабля или лодки. Море — это не речка и не озеро, тут уж если упал да сразу же не вытащили — пиши пропало. Море, как и подземные глубины, редко что отдает обратно. Зато и собственными дарами делится так же щедро.
"Гномы — не рыбы, в воде им делать нечего, — поговаривают сами гномы-рыбаки. А потом добавляют: — Надо, чтобы мы рыбу из воды вытаскивали, а не чтобы она нас под воду затаскивала".
А Керц при этом всегда вспоминал то, что сказала ему как-то раз Герд:
— Раз море и вправду так похоже на подземные глубины, то гномам, наверное, стоит там побывать. Или даже обжиться. Придумать бы как…
Керц даже не сомневается, его жена в конце концов что-нибудь придумает. Недаром же она — "творец вещей". И гномы еще посмотрят на море изнутри. Какое оно там, на глубине. А пока…
Керц вздохнул, как следует потянулся и, наконец, заснул. Во сне ему снились гномы, словно рыбы, плывущие под водой.
* * *
Рагнар уже протянул руку, чтобы постучать в маленькую железную дверь позади сторожевой башни, когда она вдруг медленно отворилась сама.
Конечно, в обычных сторожевых башнях никаких таких дверей снаружи нет. Снабжены они, как правило, подземным ходом, и если о нем не знать, то взять такую башню очень и очень сложно, разве что осадные машины подкатишь. Ну, или голодом защитников уморишь. Здесь, на Петрийском острове, наружные двери все-таки были. То есть изначально тут и башен-то никаких не было. Олбарийские лучники выстроили для себя наблюдательные вышки — ледгундских рыбаков отслеживать. Те по старой памяти считали здешние воды чуть ли не своей собственностью. Их очень возмущало, что у острова нашлись другие хозяева. Да еще гномы. Да ладно бы гномы, лишь бы они в море не лезли. Так ведь лезут, черти бородатые! Раз-другой приняв участие в отлове ледгундских рыбаков, которые теперь считались браконьерами, а потом и шпионов, которых добрые соседи заслали с целью помочь гномьему самосознанию понять, что с Олбарией им не по дороге, гномы всерьез задумались, а потом, недолго посовещавшись, постановили и взялись за дело. Результатом этого постановления стали четыре мощных приземистых каменных башни, сменившие деревянные вышки. Каждая башня — сама по себе почти крепость. А дверцы за ней… это не потому, что подземных ходов нет, есть они, как не быть! А дверцы… если их вам изнутри не откроют — снаружи лучше даже не пробовать открывать… Во-первых, ничего не выйдет. Уж если гномы хотят смастерить дверь, которая открывается с одной стороны, то они так и делают. А во-вторых, больно уж не поздоровится незваным открывателям. Лучше уж по стене попробовать взобраться. Авось уцелеешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
