Впрочем, лорд не имеет права на обиду. Если его не принимают всерьез, значит, он где-то ошибся, что-то сделал не так. Значит, нужно понять, где совершена ошибка, и поторопиться ее поправить.
Заявление Хумперфенкеля было как бальзам на рану.
— Разумеется, ты — мой лорд, а как же может быть иначе? — сказал он.
— Остальным почему-то так не кажется, — против воли вырвалось у Рагнара. — Им кажется, что я еще маленький. Они даже не спорят. Они просто не принимают меня всерьез.
— Им кажется, что ты еще маленький, — повторил Эрнст Хумперфенкель. И коснулся мастерского обруча с тремя насечками. — Со мной, знаешь ли, было то же самое. Им казалось, что я еще маленький. Они просто не принимали меня всерьез. Если бы не твоя мама, я бы до сих пор не имел мастерского ранга. Но, видишь ли… я бы все равно делал то, что я делаю. Мастерство ведь не заключено в этом самом обруче, хотя иметь его и приятно. Мастерство — это то, что ты есть сам. Так что нет никакой разницы, принимают тебя всерьез или нет, ты просто делаешь свое дело. То, ради которого на белый свет родился. Делаешь — и все. А что они там скажут или подумают… какая, в сущности, разница? Ты — лорд не потому, что родился у своих папы с мамой, ты лорд, потому что ощущаешь себя таковым. И ты будешь действовать как лорд вне зависимости от того, кто и что о тебе скажет или подумает. Даже вне зависимости от того, что об этом думаешь ты сам.
— Вот так, да? — завороженно промолвил Рагнар.
— Вот так, мой лорд, — ответил Эрнст Хумперфенкель. — А теперь посмотри лучше, какую штуку я придумал…
Одним движением он сдернул полотно с рабочего стола. На столе лежали два толстых деревянных бруска. Их пересекали металлические пластины разной длины и ширины.
— Ой! Что это? — спросил Рагнар, который никогда ничего подобного не видел.
— Колокола! — гордо поведал Эрнст Хумперфенкель. — Кроме тебя, пока только Жаннет видела. И слышала, конечно…
— Какие же это колокола? — удивленно поинтересовался Рагнар. — Колокола совсем другие. Вот хоть наш церковный колокол взять…
— Так в том-то все и дело, — широко улыбнулся мастер. — Наш церковный колокол… Слушал я его, слушал и подумал: а что, если научить его издавать разные звуки? Ну, чтоб он, к примеру, сам мог мессу выпевать, а не только созывать на нее. А то — ну что это такое, все "бум" да "бум"?
— Чтобы колокол сам пел? Да еще и мессу? — потрясенно прошептал Рагнар.
— Жаннет тоже сперва не поверила, — улыбнулся Эрнст Хумперфенкель. — Она даже не хотела верить, что эти железяки способны звучать. Дребезжанье и звяканье, говорит, получится.
— Я тоже не верю, — кивнул Рагнар, во все глаза глядя на Эрнста, зная, что тот, как всегда, сейчас совершит чудо и проклятые железяки каким-то образом запоют. С Хумперфенкелем ведь всегда так. Его заявлениям просто невозможно поверить, пока все не увидишь своими глазами. А некоторые не верят и после. Видят — и все равно не верят.
— И правильно делаешь, что не веришь, — сказал Эрнст Хумперфенкель. — Зачем верить, если послушать можно? В конце концов, колокола для того и создаются, чтобы петь.
Он взял со стола два маленьких блестящих металлических молоточка и ударил по странным железякам. И железяки запели. Ох, как они запели!
Пронзительно! Завораживающе! И вместе с тем весело.
— Это как если бы у колоколов случился праздник и они бы плясали! — восторженно выдохнул Рагнар, когда музыка оборвалась.
— Наверное, — улыбнулся Эрнст Хумперфенкель.
— Но это не месса, — добавил Рагнар.
— Разумеется, нет, — кивнул создатель чудесных плоских колоколов, которые умели петь. — Эту песенку я сам придумал. А месса… разве ж можно ее когда попало играть? Да и вообще надо все это дело священнику показать. Вдруг он скажет, что нельзя?
— Как это нельзя? — возмутился Рагнар. — Такая здоровская музыка!
— Так музыку у нас никто и не отнимает, — ответил Эрнст Хумперфенкель. — А вот можно ли на этом играть в церкви, да еще и мессу — этого мы сами решить не можем. Даже ты не можешь, хоть и лорд. Это дело церкви, знаешь ли.
— Верно, — кивнул Рагнар. — Действительно, спроси у священника. Пусть он скажет. А пока… сыграй еще что-нибудь.
— Я тут попытался подобрать гномскую плясовую, — промолвил Эрнст Хумперфенкель. — Вот и послушай, что вышло…
* * *
— Странные мне сегодня какие-то ученики достались, — проворчал гном-кузнец Готлиб своей жене из людей.
— Странные? — накрывая на стол, переспросила она.
— Такое ощущение, что они вообще молот в первый раз увидели, а в руках и вовсе не держали, — буркнул кузнец.
— Так может быть, так оно и было? — наливая пиво из большого запотевшего кувшина, спросила его жена.
— Тогда какого черта они ко мне приперлись? — продолжал ворчать кузнец.
— Ну, им захотелось научиться, — предположила жена. — Что тут такого? Тебе грибы класть?
— Клади, — вздохнул кузнец. — Тут, понимаешь ли, Марта, какая загадка… я учу мастеров. Ну, тех, кого люди мастерами считают. Они мне как раз в подмастерья годятся со всей их ученостью. Так вот, я за свое научение беру неплохие деньги. Очень даже неплохие. Вот и подумай, какой смысл учиться у меня молот в руках держать, когда этому любой кузнец-человек обучить может. И за гораздо меньшую сумму!
— Действительно, странно, — сказала его жена. — Впрочем, какие только странные типы не ходят по этой земле. Чего только не приходит им в голову!
— Да, — кивнул кузнец. — Это верно. Вот только… странно мне как-то. Подозрительно. И больше того скажу: руки мне их не понравились. Очень не понравились. Нехорошие руки.
— Нехорошие руки? — переспросила жена. — Слабые, что ли? Или неумелые?
— Да нет, — поморщился Готлиб. — Не слабые. А только… я в этих руках, хоть убей, молот представить не могу! Ни молот, ни лопату, ни плуг, ни весло, ни меч, ни кисть, ни скрипку… А вот нож… такой, каким глотки режут…
Кузнец замолчал.
— Надо сказать об этом господину коменданту! — обеспокоилась Марта. — А то ведь если они и правда душегубы какие, то как бы чего тут у нас не натворили!
— Так ведь уехали наши владыки, — пробурчал кузнец и, подумав, добавил: — Надо будет завтра к господину лейтенанту обратиться. Пусть приглядит. За такими глаз да глаз нужен. Тоже мне… кузнецы!
* * *
Днем море шире, а ночью больше. Оно не распахивается сияющей далью, не убегает прочь, маня за собой, оно растет вверх и придвигается ближе.
Нечто огромное вздыхало и ворочалось в наступающей темноте.
"Отец всегда сам проверял вечерние и ночные посты", — думает Рагнар, шагая по берегу моря.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
