— Матрусов, — кивком подтвердил мои слова мужчина. — Только я все равно не понимаю, что милиции от меня надо. — Потом, явно что-то вспомнив, он махнул в воздухе рукой и сказал: — А, вы же, наверное, из паспортного стола. Как же я сразу не понял! Проходите.
Я не стала разубеждать мужчину в его ошибке и все же прошла в бедно обставленную крохотную квартирку Александра Романовича. Сев на предложенный мне в единственной комнате табурет, сразу спросила:
— Так, значит, к вам должны были прийти из паспортного стола?
— Ну да, по поводу утерянных документов, — стоя в дверях комнаты, словно был не у себя дома, с некоторой неловкостью произнес хозяин квартиры. — А вы что ж, значит, не оттуда?
— Нет, не оттуда, — призналась я. — Я на оперативной работе.
— Насчет кражи паспортов? — сразу переспросил мужчина.
— Ну, вроде того, — расплывчато ответила я и тут же задала главный, больше всего интересующий меня вопрос: — Расскажите, что случилось с вашим документом?
— Обычное дело, кража, — вздохнул Матрусов.
Затем прошел в комнату, сел на старый, покрытый затертым покрывалом диван. Последний в этой однокомнатной квартире, похоже, был самой любимой вещью, так как возле него стоял маленький столик с чайничком и парой бутербродов на тарелке. А на самом диване лежали газеты, подушка и грелка. Другие углы комнаты занимали пара табуретов, старый шифоньер, древний черно-белый телевизор на ножках и… большой рояль. Вот и вся роскошь.
— Украли… — повторила я, осматривая при этом комнату. — Где и когда?
— Ох, да ведь понятно где — в троллейбусе. Там вечно всякие лодыри шатаются и честных людей обирают. Сами работать, дармоеды, не желают, все бы им за чужой счет жить. Вот и у меня сумку разрезали, чтобы кошелек достать, а вместе с ним и паспорт вытащили. А я только-только новый получил. И ведь ладно бы только кошелек взяли, не жалко — двадцать рубликов в нем всего и было-то. Так ведь нет же, и документ прихватили. И зачем он им только понадобился?
«Сказала бы я тебе зачем, — подумала я и тут же осеклась: — А почему, собственно, не сказать? Я же ведь еще не знаю, правду говорит мне этот тип или врет. Вдруг он сам документ кому-нибудь отдал, надеясь за него хорошие деньги получить, новый-то не так сложно сделать. А как понял, по какому поводу я могла прийти, так сразу и прикинулся Иванушкой-дурачком. Проверю-ка я его получше».
— Да, не повезло вам с паспортом… — как бы демонстрируя, что мне до последнего дела нет, равнодушным тоном произнесла я. — Но тут я помочь ничем не могу. Я к вам совершенно по другому поводу.
— По другому? — Глаза хозяина квартиры заметно округлились. — Не понимаю.
— Сейчас поймете, — сказала я, а потом резко произнесла: — Как у вас дела с сельским хозяйством?
— С чем, с чем? — удивленно переспросил Матрусов.
— С сельским хозяйством. С участком земли, например, с работой на огороде… — начала было перечислять я, но Матрусов закивал головой, давая понять, что понял, чего именно от него хотят. Когда же я замолчала, произнес:
— Вы, наверное, имеете в виду дачу? Так есть у меня дачка. Далеко, правда, находится, полдня туда ехать надо. Потому и не сажаю на ней ничего. Когда был женат, сажал, но она сама там за всем следила. А сейчас я дачу забросил. Так вы хотите сказать, что разворовали там все? Ой, знал, сам знал, что растащат, так что тут уж моя вина. А вам и не стоило по такому пустяку ко мне идти.
«Кажется, этот дядька действительно ни о чем не догадывается. Или так умело прикидывается? На все вопросы у него есть ответы. Ну да была не была, попробуем последнюю попытку, более результативную. Запугивание называется».
Приготовившись нападать, я стала дожидаться, когда мужчина закончит разглагольствовать по поводу дачи, и, едва он смолк, произнесла:
— Вы обвиняетесь в нарушении закона.
После этих слов в комнате повисла гробовая тишина. Матрусов замер с тем же выражением, с каким сидел до того, и лишь вяло шевелил губами, не в силах ничего сказать. Потом подбородок у него затрясся, а сам он, то и дело сбиваясь, заговорил:
— Да как же это? Да за что же? Что я, бедный человек, сделал-то? Кому помешал, что меня оклеветали? Вот так, всю жизнь людям добро делаешь, а они тебя потом…
Чем больше Матрусов говорил, тем печальнее становился, выражение его лица менялось прямо на глазах. В конце концов из глаз его потекли крупные слезы, и мне почему-то сразу стало его жалко. Ведь, возможно, он и в самом деле ни в чем не повинен и знать не знает, каким образом использовался его паспорт, а я ради своих целей заставила его страдать. Так, все, нужно во всем нормально и спокойно разобраться.
Приняв такое решение, я коснулась рукой плеча мужчины и сказала:
— Обвинение действительно существует, но мы надеемся, что вы поможете нам его с вас снять и найти истинных виновных.
— Виновных… в чем? — подняв на меня затуманенные глаза, спросил Матрусов.
— В совершении незаконных сделок.
— Ничего не понимаю… — вновь опустив голову, обреченно произнес Матрусов.
— Я все сейчас объясню. Только вы выслушайте внимательно, а потом расскажите, как и что было, — начала я свое изложение. — Итак, вам знакома компания «Сельхозтранс»?
— Ну да. А кому в городе она не знакома? — ответил Александр Романович.
Я кивнула и продолжила говорить дальше. Говорила я долго и много: о том, какие деньги переводились по паспорту Матрусова и куда, как при помощи его документа старались оклеветать ни в чем не виновного человека. А еще больше говорила о том, какое наказание грозит настоящему виновнику махинаций и всем его соучастникам. Таким образом, я убивала сразу двух зайцев: объясняла Матрусову суть дела и надавливала на него, чтобы он сам рассказал все, что знает.
Моя уловка сработала, но результата не дала. Дослушав меня, хозяин квартиры сначала долго метался по комнате из угла в угол и ругал всякими словами негодяев, задумавших аферу. А потом заявил, что согласен пойти со мной в милицию, а заодно привести туда и Степановну, которая в тот ужасный день, когда его сумку порезали в троллейбусе, была с ним. По его словам, они вместе с ней тогда же отправились в милицию и подали заявление о пропаже паспорта. Теперь он никак не может восстанавить документ, потому что от него требуют всякого рода справки в разных инстанциях.
Не поверить этому дядьке было довольно сложно. Но работа частного детектива такова, что всегда и абсолютно все требует проверки. Словам я не склонна верить и потребовала отвести меня к той самой Степановне. На что Матрусов сообщил:
— Так она сама сейчас должна прийти. Мы в кино пойти договаривались, я ее и ждал. Посидите немного, она вот-вот будет.
Я согласилась на его предложение, тем более что никакого желания куда-либо идти у меня не было. Матрусов предложил чаю, но, так как я от него отказалась, принялся развлекать меня байками о своем житье-бытье. Из его рассказов я узнала, что Степановна — это его первая жена, с которой в молодые годы он ужиться не сумел, а потому она потребовала от него развода и ушла к матери. Он же, имея музыкальное образование, колесил по стране с оркестром, в котором работал. А как пришло время браться за ум, вспомнил, что у него есть любимая женщина, и вот теперь только и делает, что обхаживает ее. Степановна же с ним общается, но сходиться и жить вместе больше не желает. Мол, ее и так все устраивает. Вот так и живут они порознь.
Когда рассказ Матрусова подходил к концу, в дверь постучали. Хозяин квартиры резко вскочил на ноги, совсем как юнец, к которому пришла долгожданная подружка, и побежал открывать дверь. Вскоре я увидела женщину. Она была весьма миловидной, с русыми волосами, плотно заплетенными в косу, уложенную вокруг головы на украинский манер. Глаза у женщины были светлыми, нос маленьким, а губы, наоборот, слегка пухловатыми и крупными. Одета она была в легкое платье из ситца с зеленым рисунком и лаковые туфли на невысоком каблучке. Аксессуары, как, впрочем, и макияж, на женщине отсутствовали.
— Добрый день, — увидев меня из коридора, сказала Степановна, полное имя которой было Анастасия Степановна Круз, как я уже знала из рассказов Александра Романовича.
Потом она бросила вопросительный непонимающий взгляд на своего кавалера, и тот принялся объяснять ей, кто я и зачем пришла. Выслушав сумбурные речи Матрусова, Степановна окинула меня оценивающим взглядом и произнесла:
— Да, я подтверждаю, что Алексаша заявил о пропаже паспорта в милицию, как только это случилось. Могу даже поклясться, если нужно.
— Ну, этого нам вовсе не требуется, — улыбнулась я в ответ. — Достаточно ваших слов.
Затем я попросила женщину еще раз рассказать мне, как все произошло, назвать номер того отдела, в который они подали заявление, и день, когда случилась кража. Женщина четко ответила на мои вопросы, ни разу не заикнувшись и не сбившись. Было видно, что она во всем уверена. А по тому, какие осуждающие взгляды она бросала на своего ухажера, у меня даже сложилось впечатление, что дама она с принципами и не приемлет всякого рода ложь.
