Я вспомнил о том, как парил в воздухе всего несколько часов назад, и скрепя сердце прыгнул за окно, когда входная дверь уже начала открываться.
Шмяк!
Это не я сказал, это тело сказало… асфальту…
– Ой ты ё…
А вот это уже я.
Я с трудом поднял голову и посмотрел наверх. Наверху я увидел окно, из которого только что выпал, и мои и без того болевшие конечности прямо-таки взвыли.
Кое-как я отполз под размашистые ветки дуба. Из окна выглянул озабоченный работник морга в форменном халате, огляделся по сторонам, чертыхнулся и скрылся из моего поля зрения.
Черт возьми, как же больно! Я даже не мог представить, что можно испытывать такую боль. Некоторое время я просто валялся под деревом, пытаясь не потерять сознание.
Почувствовав себя немного лучше, я пополз в сторону дома. Слава богу, что до него не так уж и далеко. Больница-то находилась недалеко от Вешняковской улицы, а от нее до моего дома десять минут ходу.
Прошло часа два, прежде чем я добрался до дома. Еще минут двадцать я доползал до своего этажа и открывал свою новую железную дверь с помощью ключа, который так удачно спрятал под ковриком.
Признаюсь честно, довольно трудно добраться до дома в семь утра, во вторник, если на вас нет никакой одежды и почти все конечности у вас переломаны.
Как я добрался до дома, да еще так, что меня никто не заметил, для меня останется загадкой на всю, надеюсь еще долгую, жизнь. В течение своего продвижения я терял сознание раз пять, а уж останавливался передохнуть каждые пять минут.
Едва закрыв за собой дверь, я с трудом дополз до кровати и уснул.
* * *
Разбудили меня голоса за дверью. Уж очень их было много, и очень уж громко они говорили.
Не прошло и пары минут, как я вскочил и сбегал в ванную. Там в душе я смыл с себя всю кровь, которой было так много, что я засомневался… а осталась ли во мне хоть капля? Затем быстро оделся и прильнул к глазку. Я себя чувствовал превосходно. Так и лучился здоровьем и силой. О том, что еще недавно у меня были переломаны ноги и еще черт знает что, я старался не вспоминать. Воспоминания были очень расплывчатыми, как будто я давеча очень сильно напился. Тело же и вовсе не помнило ничего. То есть обычно после перелома или ожога ты помнишь, что болело именно в этом месте и примерно так. А я вот не помнил. Я помнил, что, кажется, у меня было что-то сломано и было даже больно. Но вот что было сломано, где и как болело, я не помнил.
На лестничной площадке собрались мои соседи. Они все что-то громко обсуждали. Там были все и самое главное – Лана. Лана стояла с заплаканными глазами и просто молчала, в то время как остальные просто не замолкали.
Я прислушался…
– …он сам виноват… странный… убили… Ничего не понимаю.
– Я же говорила, что он с мафией связан…
Знакомый голос, уж не Клавдия Степановна ли?
– …я сама видела, как они к нему приходили…
Ну точно, она самая. Так это они про меня, что ли?
– Теперь у нас в районе только спокойнее станет…
Та-ак. Это почему, интересно?
– А у него родственники-то были? А то кому квартира-то теперь?
Оп-па. Уже добро делят.
Лана, казалось, сейчас уже не выдержит, она едва сдерживалась, чтобы опять не разрыдаться. Пора вмешаться.
Я приоткрыл дверь и, облокотившись на дверной косяк, стал слушать.
Первой меня заметила умница Лана. Она уставилась на меня, как будто увидела призрака, и даже глаза протерла для верности.
Щас еще ущипнет себя.
– Ау!
Ну точно, ущипнула.
Все резко затихли и уставились на Лану. Только старая грымза продолжала надрываться:
– По нему вообще давно тюрьма плакала…
Заметив, что все молчат, она тоже замолчала. Постепенно все повернулись в мою сторону, и тишина уже стала зловещей. Все стояли и молча пялились на меня.
– Кого хороним? – радостно спросил я, не преминув одарить всех улыбкой.
Лана радостно бросилась ко мне и заплакала у меня на плече.
– Ну что ты? – Я немного смутился.
– Они… они сказали, что тебя убили у нас в парке… – она разрыдалась еще больше.
– Ну… слухи о моей смерти слегка преувеличены. Ты это… плакать заканчивай, я футболку только что постирал.
Она умудрилась меня еще и локтем под ребра ткнуть. Ишь какая обидчивая. Но как она мне нравится.
Первой конечно же смылась Клавдия Степановна. Потом начали расходиться и остальные. Кое-кто мне даже руку пожал. Раньше за ними такого не водилось, надо умирать почаще. Может, и уважать начнут.
– Пойдем ко мне, я тебя чаем буду поить, – сказал я, обнимая Лану за плечи.
– Я бы и чего-нибудь покрепче выпила, – пробормотала она.
– Запросто, ты только пойди умойся, а то ведь вся заплаканная. И не стыдно? Взрослая женщина и плачет…
Ау! Она еще и щиплется.
– Я же мертвый! Можно бы и понежнее…
– Это уже не смешно, я знаешь как переживала.
– Ну, прости, пожалуйста, Ланочка. Я не виноват, что меня с кем-то спутали, – начал оправдываться я.
Она скрылась в ванной. Ой, черт!
– Спутали?! А кровь откуда?
Это уже пахнет истерикой.
Должен признаться, что я, в общем-то, ее понимаю. Вот только кто же меня поймет?
– Я все объясню… потом…
– Нет. Либо ты мне все сейчас объяснишь, либо никогда, потому что я ухожу, – сказала она, выйдя их ванной.
– Эй, я же все-таки мертвый. Ко мне должно быть уважение и…
Она направилась к двери.
– Стой! Хорошо…
– Ну?
Ах, как она ножкой притоптывает в нетерпении, а как ей идет это синее платье, оно так подчеркивает белую кожу на шее… Тьфу. Опять отвлекся.
– Ладно. Я работник ФСБ.
Она сделала шаг в сторону двери.
– Тьфу. Хорошо, сама напросилась. Я – вампир. Стой, говорю.
Последние слова я сказал уже закрытой двери. На лестнице послышались быстрые шаги, сопровождаемые нелестными словами в мой адрес… кажется, даже нецензурными. Она даже вспомнила о том, что я ее так и не сводил в ресторан, как обещал. Шутки шутками, а денег у меня все равно нет. Да и документы остались где-то в морге. Возвращаться я за ними, безусловно, не собираюсь. И без того проблем хватает.
Я молча смотрел на дверь и думал о своей жизни в свете преобразований, произошедших со мной за последние месяцы… Блин! От меня девушка ушла! Хотя она номинально никогда моей девушкой и не была… но могла бы стать… наверно… хотя с таким характером зачем она мне нужна?
Впрочем… Может, оно и к лучшему. Ей будет куда спокойнее без меня. Вот только я-то как же? Мне лучше не будет, это уж точно, хотя не придется о ней волноваться. Но, может, все же это стоило бы волнений? Волнения были бы по-королевски вознаграждены.
Я проверил замок на двери и, продолжая рассуждать, отправился в комнату. Там я сел в кресло и уставился на глаз, который, в свою очередь, выжидательно уставился на меня. Я поудобнее устроился в своем любимом кресле и задумался над темой для книги. Думать о том, что со мной произошло, совершенно не хотелось. Становилось страшно. А книга… я давно мечтал написать книгу, вот только писать мне на данный момент ничего не хотелось, но кушать-то надо что-то, а то деньги уже почти кончились. Как бы ее назвать?..
Мой взгляд невольно опустился на руку. На пальце играл светом красный перстень. Веяло от него каким-то… страхом, что ли. До меня даже не сразу дошло, что шторы-то все задернуты. Никакое освещение не включено. Откуда же свет на перстне берется? Получается, из него самого?
Мне вспомнилось, как на Посвящении, выпив крови, я ощутил сильное зло, исходящее от перстня. А теперь эта гадость у меня на пальце. Интересно, зачем? Чего добивались люди, ударившие меня по голове и надевшие на меня перстень? По всей видимости, он что-то должен был со мной сделать. Подчинить их воле и сделать послушной игрушкой? Или еще что-нибудь? Может быть, эта жажда именно из-за перстня усилилась? Но ведь она была и до появления перстня. Найти бы кого-нибудь из этих «посвященных», вот только они все были в капюшонах. Найти бы хоть ту девушку. Неужели эта красавица тоже с этим связана? Да, еще есть и Колдун. Устроить бы кому-нибудь из них допрос с пристрастием…
Глава 4
Вот так всегда. Я умудрился задремать. Хорошо хоть чайник не поставил, а то бы точно сгорел тут вместе со всем барахлом и квартирой. И полдень уже наступил, пока я спал. Ну да ладно, время прогуляться до кассы оплаты Интернета. Эта прогулка мне очень кстати, заодно прикуплю продуктов, а то в холодильнике осталась лишь бутылка кефира (трехнедельной давности), кусок сыра (месячной давности) да еще тарелка недоеденных котлет (сколько они в нем лежали, понять трудно, но, судя по слою плесени, их не доели еще предыдущие жильцы).
Постояв немного у открытого холодильника и прикинув, стоит ли его включать ради сохранности находящихся в нем продуктов (если их вообще можно назвать таким гордым словом), я решил все же его включить и полез под стол, чтобы найти розетку. Розетка присутствовала, но в ответ на мои попытки вставить в нее вилку от холодильника она сердито заискрила и задымилась. Чертыхнувшись, я бросил это гиблое дело и пошел умываться.
