– Юля, не нужно бежать от нее, не нужно прятать ее – это бессмысленно. Имеет смысл прожить жизнь печали, она оставит тебя так же неожиданно, как и пришла, оставив после себя что-то поистине бесценное, что-то такое, способное разорвать твою душу и сердце. ЛЮБОВЬ!
– Я уже не смогу кого-то любить.
– Глупости говоришь, у тебя живое сердце, может быть ты еще не готова? Она найдет тебя сама, нужно лишь увидеть ее.
– Когда? – грустно, говорила она, – жизнь проходит, мне уже двадцать восемь.
– Большинство и за век не способны коснуться ее, живя в пустом, бесчувственном мире. Все без чувств теряет смысл.
– Ты почувствовал это?
– Конечно, – ответил я.
– Сама не знаю, что нашло на меня, со мной бывает такое.
– Ты в этом не одинока, – улыбнулся я.
– Наверное. Хочется всё как у всех, разве у всех любовь и у десятой части пар ее нет и ничего.
– Зачем, Юль? Не пытайся подменить свою жизнь, жизнью других. В той чужой жизни нет ничего сроднимого с тобой, там серость и ложь, я испил ее до дна, не найдя ничего по истине стоящего. Люди, осознавшие это, бегут из нее, а ты напротив. Не нужно.
Она молчала.
– За это короткое время, – продолжил я, – не осталось и следа сомнений в том, что ты не просто умопомрачительный, идеальный, сногсшибательный, – я улыбнулся, – божественный кусок мяса, но и личность, к созданию которой прикоснулся сам Господь.
Лицо ее сияло.
– Спасибо, Коля, и за мясо и за меня.
– Как ты метко сказала! – воскликнул я, – мы и наши тела, абсолютно чужие друг другу, тело лишь средство, но не больше.
Покончив с ужином; мы пошли в купе, в промежутках между вагонами я вдыхал бодрящий воздух, наполняя им легкие до боли. За окном темнело. Мы сели друг против друга.
– Спасибо, Коль, – сказала она, и поцеловала меня в лоб.
– Не за что, Юля, – ответил я, чувствуя ее живые слюни на лбу.
– Есть за что, а не будь этого, я бы не сказала.
– Такая благодарность особа ценна и тебе спасибо, за то, что я смог коснуться твоего сердца.
– Утром будем на месте.
– Почти на месте, еще ехать на машине полдня, – ответил я.
– Но уже вечером я попаду в душ.
– И я, наверное.
День закончился. Юля спокойно спала, освободившись от частички груза давящего ее сердце. Я думал о ней, об Андрее, об их нерожденном ребенке, об Ире, посылающей весь день пустые, дежурные смс, думал о Кызыле. С мыслью о нем я уснул.
Глава 6. Кызыл
Абакан встретил нас прохладным, дождливым утром. Из вагона мы сразу попали под заботливо раскрытые зонтики Оксаны, белокурой молодой женщины, маленького роста, с живым лицом, и Валеры, огромного детины, стриженного наголо с ярко выраженными надбровными дугами и узким лбом. Без лишних церемоний мы прошли к рядом находившейся стоянке, закинули сумки в Merсedes ML 350 и тронулись навстречу Кызылу.
– Оксана, – обернувшись к нам, представился наш временный босс, – с Юлей мы уже общались по «Skype», а вас я не видела, но мне много говорил о вас Василий.
– Очень приятно, Николай, – отвечал я, – интересно, что он мог сказать обо мне.
– Ну то, что вы креативный и очень талантливый молодой человек, это же ваше «Тайфун – разрушая стереотипы.»
Я засмеялся: – Чтобы придумать это, нужен талантище.
– Тем не менее, ролик идет по федеральным каналам. Юля, Вы устали, наверное, – переместила она внимание на Юлю.
– Не очень, ужасно хочу в душ, – ответила Юля.
– В гостинице номера хорошие, чистенько, уютно, я сама смотрела. Все блага цивилизации, даже интернет, появился он там совсем недавно, широкополосный имею в виду. Природа исключительная, а какой воздух! Не надышишься. Чистейшие реки, Валера однажды показывал мне, глубина практически десять метров, а вода как слеза, дно видно.
Её реклама Тывы плавно перешла к предстоящей работе, мысли о которой вызывали во мне рвотные рефлексы. Я не слышал слов вылетающих из ее маленького рта, я видел ее тонкие, шевелящиеся губы, большие голубые глаза, маленький нос и спускающиеся на плечи светлые волосы.
Периодически я замечал взгляды рычащего, сторожевого пса Валеры в зеркало заднего вида. Кто он? Охранник, водитель и ебарь в одном лице и почему он рыча поглядывает на меня?
Она не умолкая говорила, Юля вступала в диалог, а я улыбался, иногда кивая головой в знак согласия.
В чуть приоткрытую форточку залетал прохладный воздух, не тронутый тысячами труб заводов, воздух из самого сердца тайги, из самой глубины легких нашей планеты, легких, изрубленных людьми, легких, пропитанных потом и кровью каторжников. Прикрыв глаза, я вдыхал воздух, хранивший запахи крестьян, беспощадно истребляемых коммунистами, «Городом Солнца», из которого веяло циничной ложью и разочарованием людей, искавших покой и гармонию, а нашедших рабство и прессинг.
Он нес в себе свободу и хмель, он нес любовь и радость, в нем есть всё то, что мы ищем, и он говорит: «Выбирай».
– Может быть, вы хотите фильм посмотреть или музыку, Валера, что у нас там есть?
– Ничего нет, – ответил он.
– Ну как же, я брала, – она начала рыться в бардачке. – Вот есть свежий концерт Стаса Михайлова, хотите послушать? – спросила она, взглянув мне в глаза.
– Ну, если вы хотите чтобы меня стошнило, – Юля засмеялась.
Обиженно Оксана сказала: – А мне нравится, есть еще клипы, хиты этого лета.
– Лучше хиты.
На мониторах подголовников и центральной консоли появились силиконовые груди и большие аппетитные задницы, отплясывающие в ролике Pit Bull.
Мы ехали молча, каждый думая о чем то, совершенно чужом другому. Я смотрел в окно, созерцая бескрайние поля и совсем близкие горы «Саяны». В какой-то момент я уснул и проснулся только от прикосновения Юли.
– Коль, мы приехали.
Солнце слепило глаза, по улице плыли люди. Люди в большинстве своем, чей облик мне был знаком из фильмов и книг. Я пытался сфокусировать внимание на их лицах, но мое сознание, не сталкивающееся с монголоидными расами, не находило отличительных признаков. Они все как один, они клоны.
Наши номера располагались рядом, через час мы договорились поужинать. Я принял душ, переоделся и зашел к Юле.
– Ну что, идем? – спросил я.
– Пошли, хочу кушать ужасно.
Мы спустились в ресторан, Оксаны еще не было. Я пережевывал пельмени, а Юля ела салат и какое-то блюдо, напоминающую мне запеканку, с детства мне ненавистную. Появилась она, с сияющей улыбкой на лице и горящими глазами. Люди с таким огнем меня пугали, пугали тем, что они жадно хватались за всё, готовые погибнуть ради достижения поставленной задачи, они погибали не во имя кого-то, а во имя чего-то, на непредставляющего никакой ценности, кроме материальной.
– Я опоздала, Валера, будто с ума сошел, – торопливо говорила она, занимая место за столиком, – никогда не болел, а тут нате, везти меня не может, пришлось самой, права у меня есть, но ужасно боюсь. Устроились вы?
Я поглощал пищу.
– Да, всё хорошо, – отозвалась Юля.
– А вы, Николай?
– Все нормально.
– Молчаливый вы, какой то, – как мне показалось с грустью в голосе, сказала она.
– И Стас Михайлов мне не нравиться.
– Коля, – засмеялась Юля, – прекрати!
– А что вы имеете против него? – вспыхнула она.
– Возможно, против него лично, ничего. Если конечно, его можно отделить от его нытья, которое он изрыгает со сцены. А против я того, что он использует низкие крючки по захвату определенной аудитории.
– О каких крючках вы говорите? – зло спрашивала она.
– О тех, что, по всей видимости, сидят и в вашем сознании тоже.
Юля незаметно для нее пнула меня. Еще мгновение и она бы разразилась криками протеста, но каким-то образом, взяв себя в руки, сказала спокойным голосом.
– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать творчество какого-то Стаса Михайлова, – мне стоило огромных усилий не засмеяться над ее «КАКОГО-ТО», он наверняка в данный момент имел большее значение, чем «Тайфун» и все прочее. – Мы здесь для того, – с тем же вспыхнувшим огнем, продолжила она, – чтобы оттеснить маленькие фирмочки и занять их место.
Это последнее что я слышал из ее уст, меня давно не трогали эти заводные практики из книжек американских топ-менеджеров, миллионеров и прочей чепухи.
Ужин закончился ее словами.
– Тогда до завтра, я верю, у нас все получится.
Она персонально пожелала доброй ночи Юле, на меня не взглянув, ушла.
– Коль, ну ты чего? – спросила Юля, мило улыбаясь.
– Думал она с чувством юмора.
– Шуточки у тебя конечно тоже, далеки от «Аншлага», Васе, наверное, нажалуется.
– Юль, мне срать, – ответил я.
– Знаю я, ладно пойдем спать, завтра начинаются трудовые будни.
Мы поднялись, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по номерам.
Я рухнул на кровать. Включил телевизор – чудом уцелевший Рен-TV, а вслед за ним все та же база «нашего» национального достояния. Спасибо тебе ГАЗПРОМ! Одна ложь и срань в том, что принадлежит тебе! Сон не шел, долго я ходил по комнате, вставал у окна, всматриваясь в окна серых домов с холодным, желтым светом. Внимание людей, всех от мало до велика, было приковано к голубым экранам. Рафинированные выпуски новостей, бесконечные сериалы, безуспешно пытающиеся показать чувства и даже если бы сценаристу, режиссеру, актерам удалось вложить крик души, люди не смогли бы заметить его. Люди закрыты, они в добровольном плену, откуда выхода нет! Они закрылись от всех, оградив себя железом и заборами, даже от тех, кто отбывает срок с ними вместе. Их не интересует личная жизнь, больше занимают сплетни о подругах, друзьях, публичных людях, они с удовольствием переберут самое вонючее и грязное белье других, забывая проветрить свое. Они давно не существуют, они мертвы, они ждут, когда их сожгут или закопают, освободив место для таких же, бездумных созданий. И все начинается снова.
