дом на целые месяцы. К тому времени родители смирились с ее постоянным отсутствием и стали более спокойно относиться к кочевому образу жизни непутевой дочери.
Когда Вика уставала от скитаний и временно возвращалась домой, отец пытался пристроить ее на работу – то нянечкой в детсад, то даже секретаршей в собственную организацию. Обычно у сестры хватало терпения на полторы-две трудовых недели, а потом в глубинах ее разума что-то щелкало, и она, ни с кем не попрощавшись, навсегда уходила с работы.
В то время Вике уже исполнилось восемнадцать, и она начала подумывать о серьезных отношениях – у нее стали появляться постоянные спутники. Именно тогда познакомилась и с будущим супругом – Виктором, но прошло еще немало лет постоянных метаний от одного мужика к другому, прежде чем они наконец поженились.
Как-то раз сестра вернулась домой после нескольких месяцев проживания неизвестно где и неизвестно с кем. Одета была кое-как, казалась то ли отекшей, то ли погрузневшей и целую неделю ходила будто в воду опущенная. Потом, правда, отошла, посвежела, стала много готовить и ела за двоих, что было для нее совсем нехарактерно – при этом на глазах росла вширь. Вечерами за ужином отец подозрительно смотрел на Викины округлившиеся телеса и однажды не выдержал, спросил:
– Ну что, рожать-то когда будешь?
– Че-о-о-о? – протянула та и в замешательстве уставилась на него круглыми глазищами. Потом вдохнула и неопределенно сказала: – Где-то летом.
– А папаша кто? – сурово поинтересовался старик.
– Да так, есть там один… – пробормотала Вика и пожала плечами.
Было непохоже, что она сама точно знает, кто же отец будущего ребенка. Когда в девятнадцать лет Вика родила первенца, то записала его как Станислав Дмитриевич, для отчества воспользовавшись именем парня, с которым начала встречаться месяца за три до рождения сына. Так что тайна отцовства моего племянника по сей день остается нераскрытой. Как и многие другие тайны Викиной жизни…
С рождением Стаса завершилась эпоха сумбурной юности моей сестры – она вступила в пору молодости.
Часть третья. Молодость
Попытка переворота
В Викиной жизни наступила относительно ровная полоса: дом, ребенок, регулярные прогулки с молодыми мамашами, что жили у нас во дворе. На время ее стала устраивать такая оседлая жизнь, и родители наконец-то успокоились.
Бывало, конечно, что сестре становилась слишком уж тоскливо сидеть в четырех стенах, и тогда она уходила часа на два-три встретиться с кем-нибудь из старых знакомых. Если дело было днем, детеныша, разумеется, оставляла на меня. Я неизменно злился: мне хватало собственных занятий и вовсе не хотелось возиться с мокрыми пеленками да бутылочкой для вскармливания, – мы даже, как в детстве, снова начали друг на друга кричать, обвиняя один другого в эгоизме.
Пришло время отдавать Стаса в детский сад, и тут с Викой произошло чудо чудное: она решила устроиться на работу. Понятно, что именно в тот садик, куда собиралась водить ребенка. Это была первое и последнее рабочее место, на котором сестра продержалась несколько лет – там она трудилась до тех пор, пока Стас не пошел в школу.
Вика устроилась поваром и работала на кухне с большим удовольствием: готовить она умела и любила, так отчего ж не позаниматься приятным делом, если за него еще и платят? Зарплата, конечно, была крошечная, поэтому Вика подрабатывала в детсадовской прачечной – еще три копейки к основной ставке. Впрочем, сестра не роптала: за содержание сына платить не нужно, сама могла весь день есть до отвала – пока сварит, уже сыта по горло, – так что денег хватало. Причем не только на житье-бытье – она даже какое-то золотишко ухитрялась покупать: цепи с кулончиками, кольца, серьги. Золото любила безумно – и за то, что в нем любая баба-яга становилась «королевишной», и за то, что драгметалл всегда можно было обратить в денежный эквивалент.
Именно в ту пору Вика «подружилась» с городскими ломбардами и уже никогда с ними не расставалась: как только задумает что-то срочно купить, но средств не хватает, тут же берет в охапку свое «богачество» – и айда закладывать. За украшение стоимостью в сто рублей ей дадут сорок с полтиной – она и рада: мол, как все удачно получилось. А то, что через месяц нужно будет возвращать шестьдесят – так это уже пустяки, прорвемся! – словом, тот еще бизнесмен. В большинстве случаев сестра умудрялась наскрести денег и вовремя выкупить свои драгоценности. Если же, бывало, вообще сидит на мели, то без сожаления оставляет золото у скупщика: дескать, подумаешь, беда, другое что-нибудь куплю – на мой век цепей с сережками точно хватит! И покупала, и снова несла в ломбард, и не было конца этому круговороту золота в ее жизни…
Тогда же сестра серьезно занялась зубами – к тому моменту они пришли просто в катастрофическое состояние. Вика мужественно преодолела свой страх перед зубоврачебными процедурами и начала лечение у дантиста. Вскоре, по ее словам, ходила к врачу, как к себе домой, и даже боль при сверлении была не такая ужасная, как вначале: человек ведь ко всему привыкает, с мудрым вздохом говорила Виктория.
Пришла пора протезирования. С тогдашними технологиями за версту было видно, что челюсть вставная, но все равно с отремонтированным ртом Вика стала почти красавицей. Она стала часто и охотно улыбаться, посверкивая золотыми коронками – ну или как бы золотыми: денег было не слишком много, пришлось довольствоваться напылением, но в любом случае смотрелось богато.
Преодолев все стоматологические мучения, Вика словно прошла обряд очищения, освобождения от прошлой безалаберной жизни. Это и в самом деле был период ее персонального Ренессанса – она даже стала читать книги! Правда, скорее от скуки: ее тогда на неделю положили в больницу и нужно было чем-то себя занимать, – но все равно это был прорыв. Вика проглотила два-три детектива Агаты Кристи и уверяла, что получила массу удовольствия.
Но что самое важное, у сестры сменился круг общения – наконец-то ее перестали окружать маргиналы и недочеловеки. Вика с восхищением говорила о своих детсадовских коллегах – мол, какие они все добрые, веселые и как ей с ними хорошо. Особенно ценила минуты, когда девчонки делали перерыв и собирались на перекур в крошечном «предбаннике», ведущем на кухню: там они сплетничали, делились последними новостями и хохотали как безумные, – идеальные условия для того, чтобы Вика чувствовала себя счастливой.
Однажды она пригласила домой двух сотрудниц, о которых теплее всего отзывалась. Бывшие одноклассницы – Элина и Елена – теперь и работали вместе: первая была завхозом, вторая – кухонным работником. Обе пришли замерзшие, с тридцатиградусного мороза, и попросили согреть их кипяточком.
Пока сестра с Леной готовили чай, Элина – черноволосая красавица, говорящая
