но когда Вика после очередной пьянки доливала в опустевшую бутыль два-три литра воды из крана (чтобы предки не спалили), оно и вовсе превращалось в убийственную гадость. Родители, кажется, не сильно различали вкусовые нюансы собственной винной продукции и были неизменно довольны этой отравой – неважно, разведенной или нет. А уж новых Викиных друзей это и подавно не волновало – главное, что в голову приятно ударял хмель и жизнь хоть ненадолго окрашивалась в радужные цвета.
Понятно, что, находясь в эпицентре этих сходок, я не мог всегда оставаться сторонним наблюдателем и время от времени принимал участие в застольях с приятелями сестры. Эти удивительные персоны казались мне пришельцами с других планет, но иногда мне было действительно интересно с ними общаться, совместное же распитие вина лишь усиливало взаимопонимание.
Какое-то время к нам захаживала одна колоритная дама по имени Татьяна. Была она довольно высокая и не то чтобы толстая, но какая-то бесформенная, с тряским жирком на руках и животе. У нее косил один глаз, и никогда нельзя было сказать наверняка, в какую сторону Танюша смотрит. Когда она выпивала, глаза собирались в кучу, и тогда, как ни странно, взгляд лучше фиксировался на одном предмете, нежели это было в трезвом состоянии. Момент Танькиного опьянения можно было легко вычислить: она принималась петь. Пела громогласно, причем всегда одну и ту же частушку о первом девичьем разочаровании:
Полюбила Ваньку я, оказался без хуя,
На хуя такой мне нужен? На хуя мне без хуя?!
Однажды Татьяна принесла самиздатовскую книжицу – сборник матерных стихов и прозаических миниатюр безымянных авторов. Господи, как я хохотал, когда она выразительно читала шедевры народного творчества! Я по сей день не знаю ничего остроумней, чем пошлая поэма «Балерина» из того сборника:
Ох ты мать твою ети с этой балериной –
Бросил словно как в пизду три рубля с полтиной!
И попутал меня бес детям не на радость
Видеть в восемьдесят лет этакую гадость…
Были там и рифмованные наблюдения за детьми, развращенными ранним половым просвещением, и баллада про бобра-потрахунчика, и отчет о том, как английский король Мудило Второй выдавал замуж дочь Пиздемону Третью, и даже нецензурная версия моей любимой сказки – про то, как, «нажравшись в сраку», старик Карло вырезал из «трухлявого полена» куклу:
Вот еловый человечек по подвалу заходил –
Папа Карло вместо хуя ему гвоздик вколотил.
Словом, это был полный восторг! Уже изнемогая от смеха, я сквозь икоту попросил Татьяну оставить на денек восхитительную книжку и скопировал ее от корки до корки, любовно переписав скабрезные произведения в блокнот.
Я влет выучил стихи наизусть и потом с удовольствием читал их Викиным гостям, наслаждаясь гомерическим хохотом нетрезвых слушателей. В школьной раздевалке устраивал поэтические чтения перед группой одноклассников – они офигевали оттого, что слышали подобное от меня, неисправимого «ботаника» и любимчика всех учителей. Даже много лет спустя, став взрослым человеком, я мог удивить публику неожиданным выступлением, и почти всегда стишки производили фурор. Я до сих пор благодарен судьбе, что она сделала мне в детстве такой роскошный подарок – бережно его храню, пронося сквозь года, и считаю эти опусы образчиками гениальной поэзии.
Вольная птица
Вика целое полугодие не ходила в школу, и в конце концов об этом узнали родители. Когда стариков уведомили, что ее могут отчислить за прогулы, их чуть паралич не разбил. Взяв дочь-полудурь за шкирку, они пошли к директору обсуждать варианты развития событий. Ей предложили два пути: остаться в девятом классе на второй год или покинуть школу с аттестатом о восьмилетнем образовании. Сестра, давно утратившая вкус к учебе, выбрала второй вариант.
Став вольной птицей, Вика открыто ударилась в загулы. Она стала уходить из дому сначала на сутки, потом на двое, и это происходило все чаще.
Поначалу родители сильно переживали внезапные Викины исчезновения: она никогда никому не говорила, с кем встречается, куда уходит, у кого остается ночевать. Телефона для сестры тоже будто не существовало: в жизни не позвонит предупредить, чтобы ее не ждали и спокойно ложились спать, – мать с отцом по очереди проводили бессонные ночи в бесплодных ожиданиях.
Когда Вика впервые исчезла на три дня, родители почернели от тревоги и, скрепя сердце, собирались подавать в милицию заявление на розыск пропавшей, но тут отец на улице столкнулся с бывшим сослуживцем – тот сообщил ему, что накануне видел Вику в каком-то бичевнике, который находился недалеко от центрального кладбища. Та, мол, его узнала, спросила, помнит ли он Романова Р.Р., и радостно поведала, что она его дочь.
– Романыч, забери ты поскорей девчонку из этого притона, – сокрушенно качая головой, воскликнул сослуживец и написал на бумажке адрес. Ссылаясь на слабое сердце, отец отправил в «бичевник» маму – и меня для поддержки.
Вика была сильно раздосадована нашим неожиданным визитом и хотела было отослать обратно, но мать с нехарактерной для нее жесткостью пригрозила доставить ее домой с милицией, и сестра нехотя уступила.
К нашему возвращению папенька приготовил «приветственную речь» да ремень пошире. Не успели мы переступить порог, как он набросился на блудную дочь с проклятиями, криками, матами – и давай ее хлестать где ни попадя! Вика спокойно пережила наказание – чай, не впервой! – и через два дня снова ушла в загул, на этот раз пятидневный.
Со временем сестра стала пропадать из дома на неделю-другую, а то и на целый месяц – «переезжала» к все новым и новым приятелям. Почти незнакомые люди были рады ее накормить, обогреть и приютить – возможно, потому, что отсутствие мозгов у Вики восполнялось легким, веселым нравом, потрясающим чувством юмором и необременительностью в совместном проживании. Она отличалась покладистым характером, была добра и неравнодушна к любому человеку: в нужную минуту внимательно выслушает, посочувствует невзгодам и порадуется удаче. К тому же, Вика была необычайно хозяйственная: и в доме приберется, и вкусный обед приготовит, и с ребенком понянчится, – поэтому одинокие мамаши принимали ее с распростертыми объятиями, и она на время становилась членом их семейства.
Недетские игры
Отец у нас никогда не отличался пробивными способностями, но все же его связей хватило на то, чтобы без вступительных экзаменов устроить Вику в захезанное техническое училище, и спустя полгода после ухода из школы сестра снова отправилась учиться – осваивать профессию сантехника.
Поначалу Вика ходила на учебу с большим энтузиазмом: ей нравились одногруппники, нравилось, что не нужно носить дурацкую школьную форму с комсомольским значком, нравилось работать руками. Она весело рассказывала, как на занятиях вместе со всеми режет на станках чугунные трубы и учится скреплять различные детали, – словом, проявляла явную склонность к рабочей специальности. Ну а к представителям рабочего класса Вику и так давно тянуло:
